Тридцать лет назад судовой электрик занимал скромное место. Теперь специалисты-электронщики стали очень требовательными.
– Все это производит глубокое впечатление. – Макферлейн повернулся к Бриттон. – Не поймите меня неправильно, но я все удивляюсь, почему Глинн выбрал для этой работы танкер. Зачем столько трудов, чтобы превратить танкер в рудовоз? Почему не взять хотя бы сухогруз? Или большой контейнеровоз. Бог знает, насколько дешевле это было бы.
– Думаю, я смогу это объяснить. Идите за мной.
Бриттон открыла дверь, и они вышли. Ковры и деревянные панели уступили место штампованному металлу и линолеуму. Они спустились на несколько пролетов и прошли в дверь с табличкой «грузовая аппаратная». В помещении доминировала большая электронная схема, смонтированная на дальней переборке. На ее поверхности мигали красным и желтым светом бесчисленные лампочки.
– Это имитационная схема судна, – сказала Бриттон, пригласив Макферлейна подойти ближе. – По ней мы отслеживаем, как и куда производится загрузка. Прямо отсюда мы контролируем балласт, грузовые насосы и клапаны.
Она указала на множество измерительных приборов и переключателей, расположенных под диаграммой:
– Это система регулирования давления в насосах.
Бриттон подвела Макферлейна к офицеру, наблюдавшему за множеством компьютерных экранов.
– Этот компьютер рассчитывает распределение груза. А те представляют автоматическую индикаторную систему судна. Они контролируют давление, объем и температуру во всех судовых танках. – Она дотронулась до бежевого корпуса ближайшего монитора. – Вот почему Глинн выбрал танкер. Этот ваш метеорит очень тяжелый. Погрузить его будет чрезвычайно сложно. С помощью компьютеров мы можем перемещать морскую воду из танка в танк, уравновешивая продольный и боковой крены судна, какие бы страшные перекосы не угрожали танкеру. Мы сохраним равновесие. Не думаю, что кому-то понравится, если мы опрокинемся вверх дном в тот момент, когда эту штуку опустят в танк.
Бриттон передвинулась к дальнему концу ряда аппаратуры для контроля балласта.
– Кстати о компьютерах. Вы имеете хотя бы слабое представление, что это такое?
Она указала на высокую, стоявшую особняком черную стальную колонку, на поверхности которой не было ничего, кроме замочной скважины и таблички с надписью «метрика безопасности».
– Есть еще одна такая, только поменьше, наверху, на мостике. Никто из моих офицеров не может понять, что это.
Макферлейн пробежался пытливой рукой по скошенной фронтальной поверхности колонки.
– Я тоже. Может быть, она управляет устройством сброса?
– И я сначала так подумала. Но у меня впечатление, что она связана с разными ключевыми системами судна.
Бриттон вывела его из аппаратной в коридор с металлическим полом к ожидающему лифту.
– Хотите, чтобы я спросил у Глинна?
– Нет, не стоит. Я сама его спрошу как-нибудь потом. Но я все говорю и говорю о «Ролвааге», – сказала она, нажимая кнопку лифта. – А мне интересно, как становятся охотниками за метеоритами.
Пока лифт шел вниз, Макферлейн смотрел на Бриттон. Он думал о том, что у нее очень хорошая осанка: прямые плечи, высоко поднятый подбородок. Но это не военная выправка, скорее проявление спокойного чувства собственного достоинства. Ей известно, что он охотник за метеоритами. Интересно, знает ли она о Масангкее и о фиаско с метеоритом Торнарссак?
«У нас с ней много общего, – решил Макферлейн. – Трудно представить, как непросто было снова надеть форму и подняться на мостик, думая о том, что люди говорят у нее за спиной».
– Я в Мексике попал под метеоритный дождь.
– Потрясающе. И вы выжили.
– За всю историю метеорит угодил в человека только однажды, – сказал он. – Это была женщина, страдающая ипохондрией, она лежала в кровати. Падение метеорита замедлилось при прохождении через верхние этажи дома, так что она отделалась большим синяком. Но конечно, из постели он ее вышиб. А мне метеоритный дождь, наверное, вбил в голову желание продолжить учебу и стать космическим геологом. Но роль рассудительного ученого мне никогда особенно не удавалась.
Бриттон рассмеялась. У нее был очень приятный смех.
– Что изучает космический геолог?
– Пока добираешься до действительно интересного, проходишь длинный список наук: геология, химия, астрономия, физика, счисления.
– Звучит более заманчиво, чем те предметы, что изучают для лицензии капитана. А действительно интересным что было?
– Для меня кульминацией явилась возможность в аспирантуре изучать марсианский метеорит. Я искал результат воздействия космических лучей на химический состав, пытаясь найти способ определить возраст камня.
Дверь лифта открылась, и они вышли.
– Настоящий марсианский камень? – удивилась Бриттон, выходя из лифта в еще один бесконечный коридор.
Макферлейн пожал плечами.
– Мне нравится искать метеориты. Немного похоже на охоту за сокровищами. И я люблю изучать метеориты. Но ненавижу протирать локти на факультетских посиделках или ездить на конференции и беседовать с альпинистами о выбросах при столкновениях и о механике образования кратеров. Полагаю, чувства были взаимными. Как бы то ни было, моя академическая карьера продлилась всего пять лет. В работе было отказано. С тех пор я сам по себе.
Макферлейн затаил дыхание, думая о своем бывшем партнере и осознавая, что очень неудачно выразился. Но спутница не стала расспрашивать, и удобный момент был упущен.
– Я знаю только, что метеориты – это камни, падающие с неба, – сказала Бриттон. – Откуда они берутся? Кроме как с Марса, конечно.
– Марсианские метеориты большая редкость. Большинство из них – каменные глыбы из внутреннего пояса астероидов. Маленькие кусочки и мусор остались от планет, раскрошившихся вскоре после образования Солнечной системы.
– Эту штуку, которой вы теперь заняты, маленькой не назовешь.
– Но большинство из них маленькие. Сильный удар происходит не обязательно из-за большой массы. Тунгусский метеорит, упавший в Сибири в тысяча девятьсот восьмом году, ударил с силой, эквивалентной взрыву водородной бомбы в десять мегатонн.
– Десять мегатонн?!
– Это еще пустяки. Метеориты, бывает, поражают Землю с кинетической энергией больше ста миллионов мегатонн. Взрыв такой силы приводит к концу геологической эры, убивает динозавров и вообще всем портит жизнь.
– Господи, – покачала головой Бриттон.
Макферлейн рассмеялся.
– Не беспокойтесь. Они большая редкость. Один каждые сто миллионов лет.
Они миновали множество коридоров, и Макферлейн чувствовал, что он совершенно перестал ориентироваться.
– Все метеориты одинаковые?
– Нет, нет. Но большинство из упавших на Землю метеоритов обыкновенные хондриты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112