– Никогда не спим.
Но если Клэю и понравилась эта шутка, он ничем этого не проявил.
– Должно быть, кто-то потратил немалую сумму на эту операцию, – сказал он, вопросительно приподнимая брови.
– У нас есть инвесторы, – сказал Хатч.
– Инвесторы, – повторил Клэй. – Те, кто даёт десять долларов и надеется, что вы вернёте двадцать.
– Можно сказать и так.
Клэй кивнул.
– Мой отец тоже любил деньги. Не то, чтобы это сделало его счастливее или хоть на час продлило ему жизнь. Когда он умер, я получил в наследство ценные бумаги, облигации. Управляющие называют это «портфелем». Когда я заглянул в него, увидел табачные компании, горнорудные компании, которые вскрывают целые горы, деревообрабатывающие компании, которые вырубают на корню девственные леса, – сказал он, не отрывая взгляда от глаз доктора.
– Понимаю, – помолчав, ответил Хатч.
– Вот мой отец и давал деньги этим людям, в надежде получить обратно в два раза больше. И именно так оно и было! Они возвращали в два, в три, в четыре раза больше. И вот все эти аморальные доходы стали моими.
Хатч кивнул.
Клэйд слегка склонил голову и заговорил ещё тише:
– Можно задать вопрос? Сколько ценностей, в точности, вы и ваши инвесторы надеетесь на этом заработать?
Что-то в том, как священник произнёс слово ценности, обеспокоило Малина. Но отказаться от ответа показалось ошибкой.
– Позвольте лишь сказать, что сумма никак не меньше семизначной, – ответил он.
Клэй медленно кивнул.
– Я человек прямой, – заговорил он. – И не спец по пустой болтовне. Я так никогда и не научился говорить элегантно, поэтому скажу как могу. Мне не нравятся эти поиски сокровищ.
– Сожалею, что так, – откликнулся Хатч.
Клэй прищурился, внимательно глядя ему в лицо.
– Мне не нравится, что все эти люди приезжают в город и сорят деньгами направо и налево.
С самого начала беседы Хатч не переставал обдумывать возможность такой реакции. И теперь, наконец, услышав это, он в некотором роде даже почувствовал облегчение.
– Не думаю, что остальные жители разделяют ваше презрение к деньгам, – ровно сказал он. – Многие из этих людей всю жизнь не могут выбраться из бедности. У них не было такого права на выбор бедности, какое было у вас.
Лицо Клэя напряглось, и Хатч понял, что задел за живое.
– Деньги – не панацея, какой их считают люди, – продолжил священник. – Вы знаете это не хуже меня. У этих людей есть достоинство. Деньги разрушат наш город до основания. Они испортят рыболовство, лишат спокойствия, запачкают всё, до чего дотронутся. А самые бедные из людей в любом случае не увидят этих денег. Их сметёт развитие. Прогресс.
Хатч не ответил. На каком-то уровне сознания он понял, что Клэй имеет в виду. Для Стормхавэна стало бы трагедией превратиться в ещё один сверхразвитый, сверхдорогой летний курорт вроде Гавани Бусбэй, вдоль побережья. Но это в любом случае казалось невероятным, вне зависимости от того, преуспеет ли «Таласса».
– Мне нечего на это ответить, – наконец, сказал Хатч. – Поиски закончатся через считанные недели.
– Совершенно не имеет значения, сколько это займёт, – отрезал Клэй, в его голосе послышалась пронзительная нотка. – Имеют значение мотивы, что за этим стоят. Поиском сокровищ движет жадность – чистая, неприкрытая жадность. И вот человек уже потерял ноги. Ничего хорошего из этого не выйдет. Остров – плохое, проклятое место, если можно так выразиться. Я человек без предрассудков, но у Бога имеются свои пути наказать тех, кем движут грязные побуждения.
Бесстрастность, которую ощущал Хатч, бесследно растворилась в волне гнева. Наш город? Грязные побуждения?
– Если бы вы выросли в этом городе, вы бы поняли, почему я это делаю, – огрызнулся он. – И не надо предполагать, что знаете, каковы мои побуждения.
– Я ничего не предполагаю, – заявил Клэй, и его долговязое тело напряглось, словно пружина. – Я знаю. Может быть, я и не вырос в этом городе, но я знаю, что в его интересах. Все здесь, до последнего, испорчены этими поисками сокровищ, манящими лёгкими деньгами. Но не я, прости, Господи, не я. Я собираюсь защитить этот город. Защитить от вас и от него самого.
– Преподобный Клэй, думаю, вам следовало бы лишний раз прочитать Библию, прежде чем вы начали бросаться обвинениями. Например: Не суди, да не судимым будешь!
Хатч понял, что сорвался на крик, а голос дрожит от ярости. За соседними столами воцарилась тишина, каждый уставился в свою тарелку. Малин поднялся, быстрым шагом прошёл мимо побледневшего Клэя и направился через лужайку в сторону тёмных развалин форта.
17
В форте оказалось темно, прохладно и сыро. В пространстве гранитной башни порхали ласточки, словно пули метались туда-сюда в лучах солнца, падающих под углом в древние бойницы.
Хатч прошёл под каменной аркой и, тяжело дыша, помедлил, пытаясь успокоиться. Несмотря на все усилия, он поддался на провокацию священника. Это видело пол-города, а вторая половина всё равно вскоре узнает.
Он уселся на останки каменного фундамента. Без сомнения, Клэй говорил и с остальными. Вряд ли к нему прислушивались, кроме рыбаков, может быть. А те могли оказаться весьма суеверными, и упоминание о проклятьях могло значить многое. К тому же то замечание насчёт того, что поиски сокровищ вредят рыболовству… Оставалось лишь надеяться, что сезон будет удачным.
Малин постепенно успокоился, позволив тишине форта смыть гнев, и вслушался в слабые звуки празднества на другой стороне лужайки. Ему действительно надо научиться держать себя в руках. В конце-то концов, священник – лишь надоедливый педант, который не заслуживает, чтобы из-за него выходить из себя.
Место оказалось таким спокойным, подобным чреву матери… Хатч почувствовал, что может оставаться здесь часами, наслаждаться прохладой. Но в то же время отчётливо понял, что вместо этого следует вернуться на праздник, нацепить личину беззаботности, сгладить неловкость. В любом случае, он должен вернуться до того, как начнутся неизбежные выступления перед публикой. Малин поднялся и направился было к выходу, когда с удивлением заметил сутулую фигуру, поджидающую его в полумраке сводчатого прохода. Та сделала шаг вперёд, оказавшись под лучами света.
– Профессор Хорн! – воскликнул Хатч.
Мудрое лицо старика поморщилось от удовольствия.
– А я-то всё думал, когда же ты меня заметишь, – ответил тот, опираясь на трость и делая ещё несколько шагов. Он тепло пожал руку своего ученика. – Скандальчики закатываешь?
Хатч покачал головой.
– Вышел из себя, словно идиот. Понятия не имею, чем он меня так раздражает?
– Это как раз-таки и неудивительно. Клэй – нескладный, неприспособленный жить в обществе, морально непоколебимый. Но за колючей внешностью бьётся сердце, большое и щедрое, словно океан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
Но если Клэю и понравилась эта шутка, он ничем этого не проявил.
– Должно быть, кто-то потратил немалую сумму на эту операцию, – сказал он, вопросительно приподнимая брови.
– У нас есть инвесторы, – сказал Хатч.
– Инвесторы, – повторил Клэй. – Те, кто даёт десять долларов и надеется, что вы вернёте двадцать.
– Можно сказать и так.
Клэй кивнул.
– Мой отец тоже любил деньги. Не то, чтобы это сделало его счастливее или хоть на час продлило ему жизнь. Когда он умер, я получил в наследство ценные бумаги, облигации. Управляющие называют это «портфелем». Когда я заглянул в него, увидел табачные компании, горнорудные компании, которые вскрывают целые горы, деревообрабатывающие компании, которые вырубают на корню девственные леса, – сказал он, не отрывая взгляда от глаз доктора.
– Понимаю, – помолчав, ответил Хатч.
– Вот мой отец и давал деньги этим людям, в надежде получить обратно в два раза больше. И именно так оно и было! Они возвращали в два, в три, в четыре раза больше. И вот все эти аморальные доходы стали моими.
Хатч кивнул.
Клэйд слегка склонил голову и заговорил ещё тише:
– Можно задать вопрос? Сколько ценностей, в точности, вы и ваши инвесторы надеетесь на этом заработать?
Что-то в том, как священник произнёс слово ценности, обеспокоило Малина. Но отказаться от ответа показалось ошибкой.
– Позвольте лишь сказать, что сумма никак не меньше семизначной, – ответил он.
Клэй медленно кивнул.
– Я человек прямой, – заговорил он. – И не спец по пустой болтовне. Я так никогда и не научился говорить элегантно, поэтому скажу как могу. Мне не нравятся эти поиски сокровищ.
– Сожалею, что так, – откликнулся Хатч.
Клэй прищурился, внимательно глядя ему в лицо.
– Мне не нравится, что все эти люди приезжают в город и сорят деньгами направо и налево.
С самого начала беседы Хатч не переставал обдумывать возможность такой реакции. И теперь, наконец, услышав это, он в некотором роде даже почувствовал облегчение.
– Не думаю, что остальные жители разделяют ваше презрение к деньгам, – ровно сказал он. – Многие из этих людей всю жизнь не могут выбраться из бедности. У них не было такого права на выбор бедности, какое было у вас.
Лицо Клэя напряглось, и Хатч понял, что задел за живое.
– Деньги – не панацея, какой их считают люди, – продолжил священник. – Вы знаете это не хуже меня. У этих людей есть достоинство. Деньги разрушат наш город до основания. Они испортят рыболовство, лишат спокойствия, запачкают всё, до чего дотронутся. А самые бедные из людей в любом случае не увидят этих денег. Их сметёт развитие. Прогресс.
Хатч не ответил. На каком-то уровне сознания он понял, что Клэй имеет в виду. Для Стормхавэна стало бы трагедией превратиться в ещё один сверхразвитый, сверхдорогой летний курорт вроде Гавани Бусбэй, вдоль побережья. Но это в любом случае казалось невероятным, вне зависимости от того, преуспеет ли «Таласса».
– Мне нечего на это ответить, – наконец, сказал Хатч. – Поиски закончатся через считанные недели.
– Совершенно не имеет значения, сколько это займёт, – отрезал Клэй, в его голосе послышалась пронзительная нотка. – Имеют значение мотивы, что за этим стоят. Поиском сокровищ движет жадность – чистая, неприкрытая жадность. И вот человек уже потерял ноги. Ничего хорошего из этого не выйдет. Остров – плохое, проклятое место, если можно так выразиться. Я человек без предрассудков, но у Бога имеются свои пути наказать тех, кем движут грязные побуждения.
Бесстрастность, которую ощущал Хатч, бесследно растворилась в волне гнева. Наш город? Грязные побуждения?
– Если бы вы выросли в этом городе, вы бы поняли, почему я это делаю, – огрызнулся он. – И не надо предполагать, что знаете, каковы мои побуждения.
– Я ничего не предполагаю, – заявил Клэй, и его долговязое тело напряглось, словно пружина. – Я знаю. Может быть, я и не вырос в этом городе, но я знаю, что в его интересах. Все здесь, до последнего, испорчены этими поисками сокровищ, манящими лёгкими деньгами. Но не я, прости, Господи, не я. Я собираюсь защитить этот город. Защитить от вас и от него самого.
– Преподобный Клэй, думаю, вам следовало бы лишний раз прочитать Библию, прежде чем вы начали бросаться обвинениями. Например: Не суди, да не судимым будешь!
Хатч понял, что сорвался на крик, а голос дрожит от ярости. За соседними столами воцарилась тишина, каждый уставился в свою тарелку. Малин поднялся, быстрым шагом прошёл мимо побледневшего Клэя и направился через лужайку в сторону тёмных развалин форта.
17
В форте оказалось темно, прохладно и сыро. В пространстве гранитной башни порхали ласточки, словно пули метались туда-сюда в лучах солнца, падающих под углом в древние бойницы.
Хатч прошёл под каменной аркой и, тяжело дыша, помедлил, пытаясь успокоиться. Несмотря на все усилия, он поддался на провокацию священника. Это видело пол-города, а вторая половина всё равно вскоре узнает.
Он уселся на останки каменного фундамента. Без сомнения, Клэй говорил и с остальными. Вряд ли к нему прислушивались, кроме рыбаков, может быть. А те могли оказаться весьма суеверными, и упоминание о проклятьях могло значить многое. К тому же то замечание насчёт того, что поиски сокровищ вредят рыболовству… Оставалось лишь надеяться, что сезон будет удачным.
Малин постепенно успокоился, позволив тишине форта смыть гнев, и вслушался в слабые звуки празднества на другой стороне лужайки. Ему действительно надо научиться держать себя в руках. В конце-то концов, священник – лишь надоедливый педант, который не заслуживает, чтобы из-за него выходить из себя.
Место оказалось таким спокойным, подобным чреву матери… Хатч почувствовал, что может оставаться здесь часами, наслаждаться прохладой. Но в то же время отчётливо понял, что вместо этого следует вернуться на праздник, нацепить личину беззаботности, сгладить неловкость. В любом случае, он должен вернуться до того, как начнутся неизбежные выступления перед публикой. Малин поднялся и направился было к выходу, когда с удивлением заметил сутулую фигуру, поджидающую его в полумраке сводчатого прохода. Та сделала шаг вперёд, оказавшись под лучами света.
– Профессор Хорн! – воскликнул Хатч.
Мудрое лицо старика поморщилось от удовольствия.
– А я-то всё думал, когда же ты меня заметишь, – ответил тот, опираясь на трость и делая ещё несколько шагов. Он тепло пожал руку своего ученика. – Скандальчики закатываешь?
Хатч покачал головой.
– Вышел из себя, словно идиот. Понятия не имею, чем он меня так раздражает?
– Это как раз-таки и неудивительно. Клэй – нескладный, неприспособленный жить в обществе, морально непоколебимый. Но за колючей внешностью бьётся сердце, большое и щедрое, словно океан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111