Или ты спрятался, затаился где-то, терпеливо ожидая ночи, чтобы под покровом темноты прокрасться в мой гостиничный номер и свернуть мне шею, как моей... твоей Татьяне? А может быть, ты остановишь меня на пустынном северном тракте, где-нибудь в тундре или в тайге, или будешь ждать в засаде на шоссе во главе команды своих вооруженных до зубов головорезов?”
“Прекрати мечтать! – оборвал он себя резко. – Думай, Алекс, думай. Ты знаешь его как самого себя, ты знаешь, что сунул голову в капкан, который он установил специально для тебя. Тебе известно, что он любит играть со своими жертвами как кошка с мышью, до последнего оттягивая убийство. Он позволит тебе перейти границу, предоставив самому преодолеть все препятствия, и ты даже почувствуешь себя в безопасности, когда в самом конце пути внезапно возникнет он, готовый к тому, чтобы тебя уничтожить”.
Они вошли в порт, и перед паромом катились чернью волны, разбиваясь о пирсы и волноломы, все еще укрытые холодным сырым туманом. Небольшие портовые буксиры рассекали акваторию во всех направлениях, словно призраки скользя в лежащем на воде тумане, издавая протяжные, скорбные гудки. Низкое небо, затянутое серыми облаками, почти не пропускало дневного света, а красавец город все еще был укрыт плотной завесой тумана, так что Алексу пришлось напрячь зрение, чтобы разглядеть знаменитые ленинградские достопримечательности – ростральные колонны и размытые очертания огромной Петропавловской крепости. На здании порта висел огромный плакат “Вечная слава городу-герою Ленинграду!”. Набережные и причалы были пустынны: холод прогнал даже таможенников и портовых рабочих.
Мощные двигатели парома заревели, вращая в обратном направлении гребные винты, и с полдюжины мужчин в поношенных куртках и грубых башмаках выбежали из здания таможни, рассыпались вдоль причала, не без труда справляясь с причальными канатами и якорными цепями парома.
Как Алекс ни старался, он не заметил вблизи никого, кто походил бы на переодетого сотрудника КГБ. “Впрочем, – подумал он, – в последнее время сотрудники КГБ стали попадаться на глаза все реже и реже”. Действительно, уже давно ему докладывали, что сотрудников госбезопасности не стало видно ни в аэропортах, ни на улицах, ни даже на митингах оппозиции, и даже охрана Кремля была поручена московской милиции.
Единственными офицерами КГБ, которые оставались на виду, была небольшая группа сотрудников из пресс-службы, прилагающая отчаянные усилия, чтобы хоть немного приукрасить общественное лицо своей страшной организации. В качестве доказательств того, что могущественное ведомство тоже перестроилось, они всячески демонстрировали “добрую волю”: публиковали кое-какие полузабытые секреты третьестепенной важности; блистали на пресс-конференциях и, ударяя себя в грудь, вопили о своей непричастности к массовым казням; организовывали экскурсии по зданиям на Лубянке; чествовали в телепрограммах недавно избранную “Мисс КГБ” – грудастую и миловидную двадцатитрехлетнюю Катю Майорову, которая, как сообщалось, была одинаково хороша в рукопашной схватке, в стрелковом тире и на кухне.
Все это призвано было помочь КГБ снискать в народе известную популярность, в то время как четыреста тысяч сотрудников, офицеров спецназа, стукачей и шпионов как бы растворились в воздухе, терпеливо ожидая своего часа, чтобы нанести ответный удар. Россия была охвачена голодом, рабочие и крестьяне нищали, но их этот процесс никак не коснулся. Их привилегии сохранялись в прежнем объеме, их квартиры и машины оставались при них, а спецраспределители по-прежнему предлагали богатый выбор дешевых продуктов и высококачественной одежды. Посреди хаоса, царившего в России, КГБ продолжал железной рукой руководить армией, церковью и Коммунистической партией, тайно поддерживая такие националистические группировки, как “Память” и ей подобные. Очевидно было, что КГБ просто дожидался кризиса, удобного момента, чтобы снова взять в руки бразды правления и взмахнуть кнутом.
Единственными сотрудниками этой организации, которых Алекс увидел после прибытия, были четверо прапорщиков на паспортном контроле. Они были чрезвычайно заняты тем, что проставляли необходимые штампы в туристских паспортах. Мрачный пограничник не удостоил Алекса даже взгляда, просто проглядел его бумаги и небрежно взмахнул рукой, приглашая следующего туриста.
Карты, оружие, запасные паспорта были ввезены в страну другими каналами, и у Алекса не было с собой никакого багажа, кроме легкой спортивной сумки, поэтому таможенники – среднего возраста мужчины в серой форме с зелеными петлицами, собравшиеся возле протекающего самовара, – презрительно игнорировали его.
Их небольшой транзисторный приемник как раз передавал последние известия, и Алекс узнал, что переговоры в Женеве между иракским и американским министрами иностранных дел провалились. Выступавший по радио представитель российского МИДа утверждал, что война неизбежна.
Сразу на выходе из зала для приезжих толпились спекулянты, предлагавшие банки с икрой и меховые шапки и скупавшие американские доллары. Грязно-бежевое такси, за рулем которого сидел небритый мрачный парень с заостренными ушами, постоянно шмыгавший носом, доставило Алекса в гостиницу “Прибалтийская”, расположенную на ветреном западном берегу Финского залива.
Алекс терпеливо выстоял очередь и наконец достиг стойки регистрации. Заказ на его имя был сделан крупной финской туристической фирмой, которая занималась отправкой из Хельсинки большинства экскурсантов. У стойки Алекс получил карточку со своим именем и номером комнаты, расположенной на одиннадцатом этаже гостиницы. Ключа ему не дали; в соответствии с установившимися в России правилами, когда надзор за иностранцами считался важнее их удобств, ключ от номера находился у дежурной по этажу.
Вместо того чтобы подняться наверх на лифте, Алекс принялся слоняться по вестибюлю гостиницы, разглядывая витрины магазинов и сувенирных лавок. Рядом с витриной “Березки” он столкнулся еще с одним туристом, одетым примерно так же, как он сам. Человек этот был одного роста с Алексом, голубоглаз и с голубой сумкой через плечо, в вязаной лыжной шапочке. Они вежливо улыбнулись друг другу и пробормотали извинения; никто не заметил быстрого обмена картами гостя, которые оба держали в руках. Прежде чем они разошлись, второй турист сунул в расстегнутую сумку Алекса небольшой сверток.
Уединившись в углу вестибюля, Алекс рассмотрел гостиничную карту, переданную ему двойником. Она была выписана на имя Лейффа Сведелида, проживающего в комнате 872 на восьмом этаже гостиницы “Москва”, расположенной рядом с Александро-Невской лаврой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162
“Прекрати мечтать! – оборвал он себя резко. – Думай, Алекс, думай. Ты знаешь его как самого себя, ты знаешь, что сунул голову в капкан, который он установил специально для тебя. Тебе известно, что он любит играть со своими жертвами как кошка с мышью, до последнего оттягивая убийство. Он позволит тебе перейти границу, предоставив самому преодолеть все препятствия, и ты даже почувствуешь себя в безопасности, когда в самом конце пути внезапно возникнет он, готовый к тому, чтобы тебя уничтожить”.
Они вошли в порт, и перед паромом катились чернью волны, разбиваясь о пирсы и волноломы, все еще укрытые холодным сырым туманом. Небольшие портовые буксиры рассекали акваторию во всех направлениях, словно призраки скользя в лежащем на воде тумане, издавая протяжные, скорбные гудки. Низкое небо, затянутое серыми облаками, почти не пропускало дневного света, а красавец город все еще был укрыт плотной завесой тумана, так что Алексу пришлось напрячь зрение, чтобы разглядеть знаменитые ленинградские достопримечательности – ростральные колонны и размытые очертания огромной Петропавловской крепости. На здании порта висел огромный плакат “Вечная слава городу-герою Ленинграду!”. Набережные и причалы были пустынны: холод прогнал даже таможенников и портовых рабочих.
Мощные двигатели парома заревели, вращая в обратном направлении гребные винты, и с полдюжины мужчин в поношенных куртках и грубых башмаках выбежали из здания таможни, рассыпались вдоль причала, не без труда справляясь с причальными канатами и якорными цепями парома.
Как Алекс ни старался, он не заметил вблизи никого, кто походил бы на переодетого сотрудника КГБ. “Впрочем, – подумал он, – в последнее время сотрудники КГБ стали попадаться на глаза все реже и реже”. Действительно, уже давно ему докладывали, что сотрудников госбезопасности не стало видно ни в аэропортах, ни на улицах, ни даже на митингах оппозиции, и даже охрана Кремля была поручена московской милиции.
Единственными офицерами КГБ, которые оставались на виду, была небольшая группа сотрудников из пресс-службы, прилагающая отчаянные усилия, чтобы хоть немного приукрасить общественное лицо своей страшной организации. В качестве доказательств того, что могущественное ведомство тоже перестроилось, они всячески демонстрировали “добрую волю”: публиковали кое-какие полузабытые секреты третьестепенной важности; блистали на пресс-конференциях и, ударяя себя в грудь, вопили о своей непричастности к массовым казням; организовывали экскурсии по зданиям на Лубянке; чествовали в телепрограммах недавно избранную “Мисс КГБ” – грудастую и миловидную двадцатитрехлетнюю Катю Майорову, которая, как сообщалось, была одинаково хороша в рукопашной схватке, в стрелковом тире и на кухне.
Все это призвано было помочь КГБ снискать в народе известную популярность, в то время как четыреста тысяч сотрудников, офицеров спецназа, стукачей и шпионов как бы растворились в воздухе, терпеливо ожидая своего часа, чтобы нанести ответный удар. Россия была охвачена голодом, рабочие и крестьяне нищали, но их этот процесс никак не коснулся. Их привилегии сохранялись в прежнем объеме, их квартиры и машины оставались при них, а спецраспределители по-прежнему предлагали богатый выбор дешевых продуктов и высококачественной одежды. Посреди хаоса, царившего в России, КГБ продолжал железной рукой руководить армией, церковью и Коммунистической партией, тайно поддерживая такие националистические группировки, как “Память” и ей подобные. Очевидно было, что КГБ просто дожидался кризиса, удобного момента, чтобы снова взять в руки бразды правления и взмахнуть кнутом.
Единственными сотрудниками этой организации, которых Алекс увидел после прибытия, были четверо прапорщиков на паспортном контроле. Они были чрезвычайно заняты тем, что проставляли необходимые штампы в туристских паспортах. Мрачный пограничник не удостоил Алекса даже взгляда, просто проглядел его бумаги и небрежно взмахнул рукой, приглашая следующего туриста.
Карты, оружие, запасные паспорта были ввезены в страну другими каналами, и у Алекса не было с собой никакого багажа, кроме легкой спортивной сумки, поэтому таможенники – среднего возраста мужчины в серой форме с зелеными петлицами, собравшиеся возле протекающего самовара, – презрительно игнорировали его.
Их небольшой транзисторный приемник как раз передавал последние известия, и Алекс узнал, что переговоры в Женеве между иракским и американским министрами иностранных дел провалились. Выступавший по радио представитель российского МИДа утверждал, что война неизбежна.
Сразу на выходе из зала для приезжих толпились спекулянты, предлагавшие банки с икрой и меховые шапки и скупавшие американские доллары. Грязно-бежевое такси, за рулем которого сидел небритый мрачный парень с заостренными ушами, постоянно шмыгавший носом, доставило Алекса в гостиницу “Прибалтийская”, расположенную на ветреном западном берегу Финского залива.
Алекс терпеливо выстоял очередь и наконец достиг стойки регистрации. Заказ на его имя был сделан крупной финской туристической фирмой, которая занималась отправкой из Хельсинки большинства экскурсантов. У стойки Алекс получил карточку со своим именем и номером комнаты, расположенной на одиннадцатом этаже гостиницы. Ключа ему не дали; в соответствии с установившимися в России правилами, когда надзор за иностранцами считался важнее их удобств, ключ от номера находился у дежурной по этажу.
Вместо того чтобы подняться наверх на лифте, Алекс принялся слоняться по вестибюлю гостиницы, разглядывая витрины магазинов и сувенирных лавок. Рядом с витриной “Березки” он столкнулся еще с одним туристом, одетым примерно так же, как он сам. Человек этот был одного роста с Алексом, голубоглаз и с голубой сумкой через плечо, в вязаной лыжной шапочке. Они вежливо улыбнулись друг другу и пробормотали извинения; никто не заметил быстрого обмена картами гостя, которые оба держали в руках. Прежде чем они разошлись, второй турист сунул в расстегнутую сумку Алекса небольшой сверток.
Уединившись в углу вестибюля, Алекс рассмотрел гостиничную карту, переданную ему двойником. Она была выписана на имя Лейффа Сведелида, проживающего в комнате 872 на восьмом этаже гостиницы “Москва”, расположенной рядом с Александро-Невской лаврой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162