И он позволил себе отдаться на волю мечтам, столь свойственным многим стареющим мужчинам, к тому же неудачно женатым: снова начать все сначала, в другом мире и с другой женщиной, осуществить все то, что он хотел сделать в жизни, да так и не собрался. Для большинства мужчин эти мечты так и оставались мечтами, но для него – высокопоставленного офицера КГБ, заветного приза цэрэушников – все это выглядело вполне осязаемым.
Эти мысли так прочно завладели его сознанием, что он испытал почти что физическое облегчение, когда в переполненном баре в северном Майами к нему подошла с долгожданным предложением дружелюбная супружеская парочка.
Это была его последняя ночь в Штатах. Планируемое покушение на Гарсию было окончательно похоронено, и следующим утром он должен был вылететь в Мехико, а оттуда – через Гавану – в Москву. Через пару стаканов его новые знакомцы залопотали что-то о своем близком друге, издателе толстого журнала, который, по их словам, был весьма заинтересован в том, чтобы публиковать разные интересные материалы, и...
– Боже мой, вы такой интересный человек! – сказали ему, и Никита Серебров мгновенно понял, чего добивались от него эти симпатичные мистер и миссис Озак. Это были люди ЦРУ, как говорится – пробы ставить некуда, и он не сомневался, что их “друг-издатель” – один из сотрудников Алекса Гордона. Он согласился встретиться с издателем через несколько недель в Европе. Уже вернувшись домой и упаковывая вещи, он подумал, что Озаки сэкономили ему расходы на телефонный звонок. Если бы они не вышли на него, он сам бы позвонил Алексу Гордону в Лэнгли. Его телефонный номер он давно выучил наизусть.
На подготовку побега ушло еще шесть месяцев. Конечно, он ничего не сказал Катерине. Тайком он опорожнял свои альбомы, раскладывая драгоценные марки по пронумерованным пластиковым пакетикам, которые, в свою очередь, складывал на дне чемодана под одеждой. Это было единственным напоминанием о его прошлой жизни, которое он намеревался взять с собой в жизнь новую. Для этого Серебров специально приготовил пояс с кармашками, который можно носить под одеждой. Он знал, что будет скучать по своим дочерям, но чем старше они становились, тем сильнее и сильнее они становились похожими на свою мать, и одна мысль об этом способна была разогнать его тоску. Однажды, может быть, он просто привезет их к себе в Америку погостить.
В Женеву Серебров вылетел в прошлый понедельник для проведения очередного совещания с резидентом Тринадцатого отдела. Американцы еще раз связались с ним и подтвердили свою готовность, их оперативная группа была уже на месте. Сегодня днем он рассовал пакетики с марками по карманам широкого пояса, а пояс затянул на своей расплывшейся талии. Поверх он надел просторную рубашку. “Первое, что я сделаю, оказавшись в Америке, это сяду на диету и начну ходить в тренажерный зал”, – подумал он. Приняв такое решение, он побрился и причесал свои волосы таким образом, чтобы прикрыть увеличивающуюся плешь. В Америке существовали специальные лосьоны, стимулирующие рост волос, а на крайний случай всегда оставалась имплантация. Операция вживления волос была не из дешевых, но он надеялся, что с деньгами ЦРУ он сможет себе это позволить. А может, просто потребовать изменение прически в качестве одного из условий – в порядке маскировки?
Он побрызгал лицо лосьоном после бритья, кончил одеваться, закурил сигарету и уселся у окна, ожидая условленного времени.
Когда он снова посмотрел на часы, было без одной минуты восемь. Он встал и вышел из номера, опустив ключ в карман. Ладони его стали липкими и влажными, а живот то и дело стискивала судорога страха. На лифте он спустился вниз. Во рту у него было сухо, а когда лифт остановился на третьем этаже и впустил еще одного пассажира, сердце у него чуть не оборвалось.
Наконец он оказался в вестибюле. В этот час там было полно народа: новые постояльцы сгрудились у стойки консьержа, а в дверях толпились спешащие на ужин, в театр или на концерт.
Серебров подошел к газетному киоску и купил “Журналь де Женев”. Возможно, в вестибюле гостиницы находился один из соглядатаев Дмитрия, который тайно следил за ним. Морозов частенько направлял людей из подразделения внутренней безопасности следить за своими же оперативниками, опасаясь предательства. Серебров знал об этом и сделал так, чтобы не вызывать ничьих подозрений. Он был без плаща, он не собирался выходить из гостиницы, а в последние четыре дня он регулярно спускался в вестибюль и покупал “Журналь де Женев”, прежде чем пойти поужинать в ресторан “Альпин” при гостинице.
Вот и сейчас он завернул за газетный ларек и пошел по коридору, образованному сувенирными лавками и киосками. Сейчас здесь было пустынно, все ларьки были закрыты.
Оттуда Серебров прошел к туалетам. Напротив двери с надписью “Для мужчин” располагался вход в парикмахерскую отеля. Парикмахерская не работала, но Серебров подошел к ней и толкнул дверь.
Дверь оказалась но заперта. В парикмахерской было темно, и он вдохнул запах кремов, шампуней и лосьонов, повисший в воздухе. Два высоких кресла, сверкая в полумраке хромированными деталями и кожей сидений, напоминали инопланетных монстров, непрошеными вторгшихся на Землю.
Вторая дверь в глубине парикмахерской тоже была не заперта. Серебров прошел коротким темным коридором, спустился по ступенькам и толкнул еще одну дверь. Он оказался во внутреннем дворе гостиницы, и прохладный ночной воздух мигом охладил его пылающие щеки. Неподалеку от выхода, тихонько урча мотором, дожидалось такси. Никита Серебров открыл заднюю дверцу и сел на сиденье рядом с неподвижной темной фигурой.
Такси медленно выехало со двора и покатилось по узкой темной улочке, затем свернуло на ярко освещенный проспект и затерялось в потоке одинаковых женевских таксомоторов. Через несколько минут они уже мчались по шоссе, ведущему к французской границе.
За все это время второй пассажир такси не произнес ни одного слова. Когда они оказались в пригороде Женевы, Серебров повернулся к нему. Незнакомец был светловолос и довольно красив, хотя взгляд его мерил Сереброва откровенно оценивающе и холодно.
– Добрый вечер, Никита Владимирович, – сказал незнакомец на чистом русском языке. Его рукопожатие было крепким, но кратким. – Меня зовут Алекс Гордон.
Алекс намеревался безотлагательно начать допрос Сереброва. Той же самой ночью на уединенной ферме вблизи Гренобля он провел с перебежчиком первую, предварительную беседу. Фамилия его происходила от слова “серебро”, но Алекс быстро понял, что напал на золотую жилу. Серебров обладал бездонной, почти компьютерной памятью, и без труда вспоминал мельчайшие подробности всех, даже самых давних операций Тринадцатого отдела, в хронологическом порядке воспроизводя длиннейшую цепь убийств, покушений, подлогов и попыток шантажа, перечисляя имена и адреса известных ему заграничных агентов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162