Последний ряд… нет.
Оставалась еще вторая половина зала за перегородкой. Андрей ни за что не забрался бы так далеко от выхода, но я все-таки прошла вглубь и повторила поиски. И только потом почувствовала себя беспомощно-одинокой, словно мокрая божья коровка на щепке посреди океана.
Что-то сковывало руки. Книги, ручка, конспект. Зачем?..
Но ведь я пришла сюда заниматься, готовиться к экзамену, а вовсе не кого-то искать… Мысль о том, что надо сесть за ближайший стол, засеяв собой свободный квадратик поля, показалась дикой.
— Слава! Иди сюда.
Обернулась на чисто библиотечный крик-шепот. Второкурсница Аня призывно махала своей большой ковшеобразной ладонью. Крайний стол в третьем, считая от меня, ряду. Почему бы и нет?.. Аня встала и отодвинула стул, пропуская меня. Я протиснулась мимо; доставала я ей максимум до плеча. Почти как Андрею.
— Он вчера приходил, — первым делом сообщила она. — Ненадолго, только заказ сделать. Так что, может быть, он еще сегодня… У вас экзамен когда, послезавтра?
Я не помнила, когда и при каких обстоятельствах познакомилась с ней. Эта Аня-великанша то и дело оказывалась за одним столиком с нами в «Шаре», ей часто было «по пути», когда Андрей провожал меня домой, она просила у него прошлогодние конспекты… И отчаянно пыталась со мной дружить. Как будто так и надо. Как будто ей все равно.
— Послезавтра, — кивнула я.
Раскрыла конспект. Принялась листать книжку, танцуя глазами по строчкам. Анин взгляд сверху вниз буравил мне висок.
Как легко убедить себя, что именно это не дает сосредоточиться.
— Какие у тебя косы, — шепнула она. — Тяжело с ними?
— Не знаю, я привыкла.
— А я бы долго не выдержала. Мыть, расчесывать…
И я, конечно, посмотрела на ее русые волосенки, прилизанные на лбу и стянутые на затылке в короткий хвост. А заодно и на крупное, некрасивое лицо — прям-таки распираемое изнутри исключительно важными сведениями, которые она из последних сил держала за зубами. Как ей, наверное, казалось, из лучших, благороднейших побуждений. А на самом деле — для как можно более эффектной театральной паузы.
Вот только я, наивная дурочка, все никак не задавала вопроса.
И не надо.
— Он вчера был вместе с ней, — доверительно зашептала Аня. — С той малявкой с первого курса… ну, знаешь… Стриженой.
В холле библиотеки стояли у стен огромные кадки с огромными цветами. Фикус высотой почти с каштан на центральном проспекте. Финиковая пальма — словно только что с островов. Необъятная монстера с листьями, похожими на растопыренные ладони великана… Люди, проходившие в читальный зал и выходившие оттуда, казались маленькими и не совсем настоящими.
А я брела медленно-медленно и вглядывалась в их лица. Хотя уже никого не рассчитывала встретить.
Меня обогнал темноволосый мальчик с пружинистой походкой спортсмена. Знакомый?.. Да, я видела уже его сегодня в очереди. Он живет в общежитии в той же комнате, что и Гера. Кстати, Гера перед сессией написал новую песню — будет здорово спеть ее на два голоса…
За окнами была чернильная темнота, но круглые часы между листьями пальм показывали без двадцати шесть. Всего-то. Безразмерный пустой вечер дома, конспекты или телевизор, а еще мамино невинное, без всякой задней мысли: «Как там Андрей? Что-то он давно к нам не заходил…»
Нет.
В гардеробе парень из Гериной комнаты оказался в двух шагах от меня. Это все решило. Я сказала:
— Привет.
Мальчик обернулся. К его чести, довольно быстро справился с паникой в глазах.
— Привет… Звенислава.
Ну вот, а я так и не вспомнила его имени. Что, собственно, не имело значения.
— Ты сейчас в общежитие? — Он кивнул. — Можно я поеду с тобой? А то я не знаю отсюда дороги… и темно…
— Вы к нам?
Тут же прикусил язык, осознав неуместность своего «вы». Смущенно улыбнулся; славный, симпатичный парень. Я едва его замечала, когда мы с Андреем приходили к ним в комнату слушать Герины песни… с Герой, Сашкой и Владом меня тоже познакомил Андрей. Кстати, он вполне может быть сейчас там, в общежитии, — даже его мама говорила, что… Но мне все равно. Я еду не к нему.
— Да. К Георгию. Проводишь меня?..
Гардеробщица принесла нам одежду. Неловко схватив мое пальто, он упустил на пол свою спортивную куртку. И я окончательно его смутила, нагнувшись за ней.
Мы ехали в метро, потом несколько остановок на троллейбусе, потом довольно долго шли пешком. За все время мальчик один раз — еще на эскалаторе — собрался с духом и спросил меня, трудно ли было сдавать сессию на первом курсе. Я ответила, что не очень. Пояснять подробнее не стала, а он постеснялся расспрашивать.
Но уже прозвучало: сессия на первом курсе. Конкретно взятый промежуток времени. Наша позапрошлая зима. Я очень давно ее не вспоминала: сама собой, без участия сознания, в памяти выросла тонкая непрозрачная стенка. Вернее, две — по обе стороны той зимы.
…Та осень была похожа на сказку.
Я не ожидала чего-то сверхъестественного от поступления в «Миссури» и с недоумением слушала, как однокашники взахлеб разглагольствуют о Будущем и своих великих делах в оном. Для меня институт стал только тем, чем действительно являлся, — прямым продолжением школы; впрочем, в нашем гуманитарном лицее учиться было гораздо интереснее. Я ни с кем не подружилась и все перемены просиживала в «Шаре», читая или глядя на улицу сквозь изогнутое стекло. Стоял сентябрь, снаружи, как большие бабочки, кружились кленовые листья.
Однажды ко мне подсел Андрей.
И внезапно, в один-единственный миг, все то, о чем я читала в любимых книгах, что до мельчайших подробностей воссоздавала в мечтах, стало реальностью. Феерической, оглушительной, бьющей через край. Я — я!!! — была влюблена; меня — меня!!! — любили; мне было кого держать за руку, было с кем сидеть рядом на лекциях, было куда идти после института. Жизнь закрутилась в запредельном ритме — так жил Андрей, и я с восторгом согласилась тоже так жить.
Появились сотни друзей, десятки мест, куда можно было нагрянуть без планов и предупреждения, экспромтом организовывались пикники и вечеринки, походы в театры и на концерты и так далее, далее, далее… При всем при этом мы с Андреем усердно учились, не прогуливали пары, блестяще выступали на семинарах и устраивали набеги на библиотеку — даже подобные вещи с ним выходили весело и спонтанно.
Мы редко оставались наедине, но все равно постоянно целовались: в «Шаре», в коридорах «Миссури», на эскалаторах в метро, на природе посреди шумной компании, на подоконнике в кухне общежития… Андрей шутил про килограммы съеденной помады. Я на полном серьезе мучилась вопросом, красить ли губы.
Нашу любовь — такую открытую, сверкающую, как на ладони! — одобряли все без исключения. Друзья взрывались радостными криками при нашем появлении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117
Оставалась еще вторая половина зала за перегородкой. Андрей ни за что не забрался бы так далеко от выхода, но я все-таки прошла вглубь и повторила поиски. И только потом почувствовала себя беспомощно-одинокой, словно мокрая божья коровка на щепке посреди океана.
Что-то сковывало руки. Книги, ручка, конспект. Зачем?..
Но ведь я пришла сюда заниматься, готовиться к экзамену, а вовсе не кого-то искать… Мысль о том, что надо сесть за ближайший стол, засеяв собой свободный квадратик поля, показалась дикой.
— Слава! Иди сюда.
Обернулась на чисто библиотечный крик-шепот. Второкурсница Аня призывно махала своей большой ковшеобразной ладонью. Крайний стол в третьем, считая от меня, ряду. Почему бы и нет?.. Аня встала и отодвинула стул, пропуская меня. Я протиснулась мимо; доставала я ей максимум до плеча. Почти как Андрею.
— Он вчера приходил, — первым делом сообщила она. — Ненадолго, только заказ сделать. Так что, может быть, он еще сегодня… У вас экзамен когда, послезавтра?
Я не помнила, когда и при каких обстоятельствах познакомилась с ней. Эта Аня-великанша то и дело оказывалась за одним столиком с нами в «Шаре», ей часто было «по пути», когда Андрей провожал меня домой, она просила у него прошлогодние конспекты… И отчаянно пыталась со мной дружить. Как будто так и надо. Как будто ей все равно.
— Послезавтра, — кивнула я.
Раскрыла конспект. Принялась листать книжку, танцуя глазами по строчкам. Анин взгляд сверху вниз буравил мне висок.
Как легко убедить себя, что именно это не дает сосредоточиться.
— Какие у тебя косы, — шепнула она. — Тяжело с ними?
— Не знаю, я привыкла.
— А я бы долго не выдержала. Мыть, расчесывать…
И я, конечно, посмотрела на ее русые волосенки, прилизанные на лбу и стянутые на затылке в короткий хвост. А заодно и на крупное, некрасивое лицо — прям-таки распираемое изнутри исключительно важными сведениями, которые она из последних сил держала за зубами. Как ей, наверное, казалось, из лучших, благороднейших побуждений. А на самом деле — для как можно более эффектной театральной паузы.
Вот только я, наивная дурочка, все никак не задавала вопроса.
И не надо.
— Он вчера был вместе с ней, — доверительно зашептала Аня. — С той малявкой с первого курса… ну, знаешь… Стриженой.
В холле библиотеки стояли у стен огромные кадки с огромными цветами. Фикус высотой почти с каштан на центральном проспекте. Финиковая пальма — словно только что с островов. Необъятная монстера с листьями, похожими на растопыренные ладони великана… Люди, проходившие в читальный зал и выходившие оттуда, казались маленькими и не совсем настоящими.
А я брела медленно-медленно и вглядывалась в их лица. Хотя уже никого не рассчитывала встретить.
Меня обогнал темноволосый мальчик с пружинистой походкой спортсмена. Знакомый?.. Да, я видела уже его сегодня в очереди. Он живет в общежитии в той же комнате, что и Гера. Кстати, Гера перед сессией написал новую песню — будет здорово спеть ее на два голоса…
За окнами была чернильная темнота, но круглые часы между листьями пальм показывали без двадцати шесть. Всего-то. Безразмерный пустой вечер дома, конспекты или телевизор, а еще мамино невинное, без всякой задней мысли: «Как там Андрей? Что-то он давно к нам не заходил…»
Нет.
В гардеробе парень из Гериной комнаты оказался в двух шагах от меня. Это все решило. Я сказала:
— Привет.
Мальчик обернулся. К его чести, довольно быстро справился с паникой в глазах.
— Привет… Звенислава.
Ну вот, а я так и не вспомнила его имени. Что, собственно, не имело значения.
— Ты сейчас в общежитие? — Он кивнул. — Можно я поеду с тобой? А то я не знаю отсюда дороги… и темно…
— Вы к нам?
Тут же прикусил язык, осознав неуместность своего «вы». Смущенно улыбнулся; славный, симпатичный парень. Я едва его замечала, когда мы с Андреем приходили к ним в комнату слушать Герины песни… с Герой, Сашкой и Владом меня тоже познакомил Андрей. Кстати, он вполне может быть сейчас там, в общежитии, — даже его мама говорила, что… Но мне все равно. Я еду не к нему.
— Да. К Георгию. Проводишь меня?..
Гардеробщица принесла нам одежду. Неловко схватив мое пальто, он упустил на пол свою спортивную куртку. И я окончательно его смутила, нагнувшись за ней.
Мы ехали в метро, потом несколько остановок на троллейбусе, потом довольно долго шли пешком. За все время мальчик один раз — еще на эскалаторе — собрался с духом и спросил меня, трудно ли было сдавать сессию на первом курсе. Я ответила, что не очень. Пояснять подробнее не стала, а он постеснялся расспрашивать.
Но уже прозвучало: сессия на первом курсе. Конкретно взятый промежуток времени. Наша позапрошлая зима. Я очень давно ее не вспоминала: сама собой, без участия сознания, в памяти выросла тонкая непрозрачная стенка. Вернее, две — по обе стороны той зимы.
…Та осень была похожа на сказку.
Я не ожидала чего-то сверхъестественного от поступления в «Миссури» и с недоумением слушала, как однокашники взахлеб разглагольствуют о Будущем и своих великих делах в оном. Для меня институт стал только тем, чем действительно являлся, — прямым продолжением школы; впрочем, в нашем гуманитарном лицее учиться было гораздо интереснее. Я ни с кем не подружилась и все перемены просиживала в «Шаре», читая или глядя на улицу сквозь изогнутое стекло. Стоял сентябрь, снаружи, как большие бабочки, кружились кленовые листья.
Однажды ко мне подсел Андрей.
И внезапно, в один-единственный миг, все то, о чем я читала в любимых книгах, что до мельчайших подробностей воссоздавала в мечтах, стало реальностью. Феерической, оглушительной, бьющей через край. Я — я!!! — была влюблена; меня — меня!!! — любили; мне было кого держать за руку, было с кем сидеть рядом на лекциях, было куда идти после института. Жизнь закрутилась в запредельном ритме — так жил Андрей, и я с восторгом согласилась тоже так жить.
Появились сотни друзей, десятки мест, куда можно было нагрянуть без планов и предупреждения, экспромтом организовывались пикники и вечеринки, походы в театры и на концерты и так далее, далее, далее… При всем при этом мы с Андреем усердно учились, не прогуливали пары, блестяще выступали на семинарах и устраивали набеги на библиотеку — даже подобные вещи с ним выходили весело и спонтанно.
Мы редко оставались наедине, но все равно постоянно целовались: в «Шаре», в коридорах «Миссури», на эскалаторах в метро, на природе посреди шумной компании, на подоконнике в кухне общежития… Андрей шутил про килограммы съеденной помады. Я на полном серьезе мучилась вопросом, красить ли губы.
Нашу любовь — такую открытую, сверкающую, как на ладони! — одобряли все без исключения. Друзья взрывались радостными криками при нашем появлении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117