Шесть мощных двигателей системы «Геркулес» обеспечивали быстрый взлет при взлетной полосе длиной менее мили…
Но гордостью Уоллиса были сейсмобомбы — уже посеявшие страх и разрушение в сердце Рейха.
Глаза его за толстыми очками заблистали в ходе рассказа.
Уоллис посвятил созданию «Виктории» несколько лет. Но тут в один прекрасный (или же несчастный?) день он наткнулся на идею машины времени и тут же сообразил, как ее можно применить в военных целях.
Тогда-то министерство, а, точнее, Директорий Хроно-Перемещений (куда Уоллис был назначен ведущим конструктором) наложил лапу на мой дом в Ричмонде, опустевший со времени моего исчезновения. Все что осталось от меня — прототипы моделей, результаты исследований, запас платтнерита, точнее, его остатки — все было обращено в дело и использовано в целях, которые, собственно, и преследовало министерство.
— Но что вам нужно от меня? Машина времени у вас уже есть — ее привезли вместе со мной в джаггернауте.
Сцепив ладони на затылке, его лицо вытянулось в серьезное и ответственное выражение.
— "Рэглан". Да, конечно. Но вы сами видели этого зверя. Его возможностей хватает лишь на такие короткие вылазки в прошлое, для розыска руин вашей лаборатории. Это патруль времени. Весь этот кварцево-платтнеритовый утиль, оставшийся после вас, позволяет ему разогнаться худо-бедно на полвека от настоящего. Он служит нам для разведки во времени, чтобы узнать, не перехвачен ли секрет путешествий во времени нашими врагами. Но вот нам повезло — и удалось застать вас!
Далее он продолжал:
— Конечно. Мы не остановились на достигнутом: мы сняли платтнерит с вашей старой машины и теперь ее костяк хранится в Имперском Военном Музее. Не желаете посмотреть? Замечательная выставка.
Я был уязвлен, узнав, какая участь постигла мою верную колесницу, и лишь горько покачал головой: путь из 1938 года был закрыт. И не только мне, но и морлоку, и Моисею Младшему.
— Нам нужен синтез платтнерита — тонны его!
Уоллис собирался доверить это дело мне? Я не стал отвечать.
Уоллис продолжал, посверкивая очками:
Нам необходимо освоить вашу технологию и применить ее так, что это превзойдет все ваши самые смелые мечты. Мы сможем переменить историю — разбомбить ее — все равно что поворотить Рейн вспять. Технически это вполне выполнимо.
— Разбомбить историю?
— Можно вернуться в прошлое, к ее истокам, и перехватить инициативу.
— Но каким образом?
— Начать интервенцию первыми. Ввести войска, когда противник будет еще не готов. Или убить Бисмарка — почему бы нет? Завоевания технологии перемещения во времени дают власть над миром — так правь, Британия!
Глаза его сверкали, и тут я стал понимать, что его энтузиазм меня сильно тревожит.
8. Верховья будущего
Мы достигли Ланкастерской тропы и стали продвигаться к южной границе парка. За нами неотрывно следовали солдаты.
— И что дальше? — спросил я. — Допустим, Британия вместе с союзниками выиграет эту войну во Времени. И что же там пишет Уэллс?
Он с неуверенным видом поправил очки на носу.
— Сэр, но я не политик, чтобы решать подобные вопросы…
— Тогда скажите, как вы, именно вы представляете себе это.
— Ну, хорошо. — Он посмотрел на купол. — Начнем с того, что война развеяла множество иллюзий — как вам известно.
— В самом деле? Многообещающее вступление!
— Например — опаснейшее из заблуждений — упоение демократией. Видите ли, нет никакого смысла спрашивать у людей, чего они хотят. Сперва надо продумать, что необходимо для сохранения здорового общества. И тогда уже можно предложить народу то, чего он хочет . Знаю, это звучит странно для человека вашего столетия, — продолжал он, — но поверьте, таково современное мышление — и, между прочим, ваш друг излагал такие же взгляды — я слышал их на фонографе — а ведь он сын вашего века, как и вы, не правда ли?
— Я плохо знаю историю, но, кажется, современное государство, которое мы имеем в Британии и Америке — и какое собираемся ввести во всем остальном мире — больше всего напоминает республики античности: Карфаген, Афины, Рим — которые, между прочим, были аристократическими. И у нас по-прежнему есть Парламент, только депутаты больше не выдвигаются всеобщим избирательным правом.
И это устаревшее понятие Оппозиции — хорошо! Пусть. Почти всегда, в большинстве случаев могут присутствовать два обоснованных и авторитетных, но диаметрально противоположных мнения. И всегда есть один единственно правильный выход и множество других, ошибочных. Правительство пытается найти этот верный выход, в противном случае оно совершает преступление против собственного народа. Смысл в существовании оппозиции постепенно исчезает. Она лишь отвлекает, совершая негативную работу.
С каждым поколением мировоззрение меняется — то, что казалось странным для родителей, становится приемлемым для детей, а затем — обыденным и устаревшим для внуков. Распадается семья — эта первичная когда-то ячейка социума. Все наше сельскохозяйственное прошлое она была незыблема и осталась такой, пройдя через века. Но теперь, в современном мире, семья утратила свои четкие очертания, растворившись в более громоздких социальных структурах. Домашнее воспитание, как и привязанность к дому ныне утратили свое значение для молодежи, в том числе и у женщин, как ни странно.
Тут я вспомнил о капитане Хилари Бонд:
— И что же заменило семью?
— Трудно сказать, четко это не определено, однако ядром социальных отношений теперь выступают, по свидетельству молодых, учителя, писатели, ораторы, люди, способные вывести нас на новый путь мышления — избавив от старого, племенного самосознания.
— Да уж, верховья, действительно. Вряд ли Уоллис дошел до этого сам — он был просто зеркалом своего времени и повторял болтовню тех творцов общественного мнения, что стояли за правительственной системой — или даже сидели в ней. — И как вам самому такой поворот вещей?
— Мне? — он рассмеялся, покачав головой. — Я слишком стар, чтобы меняться, и, к тому же… — тут голос его дрогнул, — Мне очень не хотелось бы потерять моих дочерей… И все же я не хотел, чтобы они росли в подобном мире, — он обвел рукой серый Купол, мертвый парк, солдат, безучастно стороживших нас. — Но если эти изменения происходят в природе человека, от этого все равно никуда не уйти.
Теперь вы понимаете, — жарко продолжал он, возвращаясь к излюбленной теме, — почему нам необходимо сотрудничество? С Машиной Времени новый тип государственности станет более достижим.
Тут он замер — мы приближались к южной ограде парка и навстречу двигались несколько прохожих.
— Ходят слухи, — понизил он голос, — что германцы сами строят машину времени. Если они сделают это первыми — и Рейх овладеет техникой хроно-перемещений…
— То что?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123
Но гордостью Уоллиса были сейсмобомбы — уже посеявшие страх и разрушение в сердце Рейха.
Глаза его за толстыми очками заблистали в ходе рассказа.
Уоллис посвятил созданию «Виктории» несколько лет. Но тут в один прекрасный (или же несчастный?) день он наткнулся на идею машины времени и тут же сообразил, как ее можно применить в военных целях.
Тогда-то министерство, а, точнее, Директорий Хроно-Перемещений (куда Уоллис был назначен ведущим конструктором) наложил лапу на мой дом в Ричмонде, опустевший со времени моего исчезновения. Все что осталось от меня — прототипы моделей, результаты исследований, запас платтнерита, точнее, его остатки — все было обращено в дело и использовано в целях, которые, собственно, и преследовало министерство.
— Но что вам нужно от меня? Машина времени у вас уже есть — ее привезли вместе со мной в джаггернауте.
Сцепив ладони на затылке, его лицо вытянулось в серьезное и ответственное выражение.
— "Рэглан". Да, конечно. Но вы сами видели этого зверя. Его возможностей хватает лишь на такие короткие вылазки в прошлое, для розыска руин вашей лаборатории. Это патруль времени. Весь этот кварцево-платтнеритовый утиль, оставшийся после вас, позволяет ему разогнаться худо-бедно на полвека от настоящего. Он служит нам для разведки во времени, чтобы узнать, не перехвачен ли секрет путешествий во времени нашими врагами. Но вот нам повезло — и удалось застать вас!
Далее он продолжал:
— Конечно. Мы не остановились на достигнутом: мы сняли платтнерит с вашей старой машины и теперь ее костяк хранится в Имперском Военном Музее. Не желаете посмотреть? Замечательная выставка.
Я был уязвлен, узнав, какая участь постигла мою верную колесницу, и лишь горько покачал головой: путь из 1938 года был закрыт. И не только мне, но и морлоку, и Моисею Младшему.
— Нам нужен синтез платтнерита — тонны его!
Уоллис собирался доверить это дело мне? Я не стал отвечать.
Уоллис продолжал, посверкивая очками:
Нам необходимо освоить вашу технологию и применить ее так, что это превзойдет все ваши самые смелые мечты. Мы сможем переменить историю — разбомбить ее — все равно что поворотить Рейн вспять. Технически это вполне выполнимо.
— Разбомбить историю?
— Можно вернуться в прошлое, к ее истокам, и перехватить инициативу.
— Но каким образом?
— Начать интервенцию первыми. Ввести войска, когда противник будет еще не готов. Или убить Бисмарка — почему бы нет? Завоевания технологии перемещения во времени дают власть над миром — так правь, Британия!
Глаза его сверкали, и тут я стал понимать, что его энтузиазм меня сильно тревожит.
8. Верховья будущего
Мы достигли Ланкастерской тропы и стали продвигаться к южной границе парка. За нами неотрывно следовали солдаты.
— И что дальше? — спросил я. — Допустим, Британия вместе с союзниками выиграет эту войну во Времени. И что же там пишет Уэллс?
Он с неуверенным видом поправил очки на носу.
— Сэр, но я не политик, чтобы решать подобные вопросы…
— Тогда скажите, как вы, именно вы представляете себе это.
— Ну, хорошо. — Он посмотрел на купол. — Начнем с того, что война развеяла множество иллюзий — как вам известно.
— В самом деле? Многообещающее вступление!
— Например — опаснейшее из заблуждений — упоение демократией. Видите ли, нет никакого смысла спрашивать у людей, чего они хотят. Сперва надо продумать, что необходимо для сохранения здорового общества. И тогда уже можно предложить народу то, чего он хочет . Знаю, это звучит странно для человека вашего столетия, — продолжал он, — но поверьте, таково современное мышление — и, между прочим, ваш друг излагал такие же взгляды — я слышал их на фонографе — а ведь он сын вашего века, как и вы, не правда ли?
— Я плохо знаю историю, но, кажется, современное государство, которое мы имеем в Британии и Америке — и какое собираемся ввести во всем остальном мире — больше всего напоминает республики античности: Карфаген, Афины, Рим — которые, между прочим, были аристократическими. И у нас по-прежнему есть Парламент, только депутаты больше не выдвигаются всеобщим избирательным правом.
И это устаревшее понятие Оппозиции — хорошо! Пусть. Почти всегда, в большинстве случаев могут присутствовать два обоснованных и авторитетных, но диаметрально противоположных мнения. И всегда есть один единственно правильный выход и множество других, ошибочных. Правительство пытается найти этот верный выход, в противном случае оно совершает преступление против собственного народа. Смысл в существовании оппозиции постепенно исчезает. Она лишь отвлекает, совершая негативную работу.
С каждым поколением мировоззрение меняется — то, что казалось странным для родителей, становится приемлемым для детей, а затем — обыденным и устаревшим для внуков. Распадается семья — эта первичная когда-то ячейка социума. Все наше сельскохозяйственное прошлое она была незыблема и осталась такой, пройдя через века. Но теперь, в современном мире, семья утратила свои четкие очертания, растворившись в более громоздких социальных структурах. Домашнее воспитание, как и привязанность к дому ныне утратили свое значение для молодежи, в том числе и у женщин, как ни странно.
Тут я вспомнил о капитане Хилари Бонд:
— И что же заменило семью?
— Трудно сказать, четко это не определено, однако ядром социальных отношений теперь выступают, по свидетельству молодых, учителя, писатели, ораторы, люди, способные вывести нас на новый путь мышления — избавив от старого, племенного самосознания.
— Да уж, верховья, действительно. Вряд ли Уоллис дошел до этого сам — он был просто зеркалом своего времени и повторял болтовню тех творцов общественного мнения, что стояли за правительственной системой — или даже сидели в ней. — И как вам самому такой поворот вещей?
— Мне? — он рассмеялся, покачав головой. — Я слишком стар, чтобы меняться, и, к тому же… — тут голос его дрогнул, — Мне очень не хотелось бы потерять моих дочерей… И все же я не хотел, чтобы они росли в подобном мире, — он обвел рукой серый Купол, мертвый парк, солдат, безучастно стороживших нас. — Но если эти изменения происходят в природе человека, от этого все равно никуда не уйти.
Теперь вы понимаете, — жарко продолжал он, возвращаясь к излюбленной теме, — почему нам необходимо сотрудничество? С Машиной Времени новый тип государственности станет более достижим.
Тут он замер — мы приближались к южной ограде парка и навстречу двигались несколько прохожих.
— Ходят слухи, — понизил он голос, — что германцы сами строят машину времени. Если они сделают это первыми — и Рейх овладеет техникой хроно-перемещений…
— То что?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123