Теперь остается одно — ломиться сквозь глухой лес напролом, в надежде, что кто-нибудь выскочит из-под куста.
В этой тираде чувствовалась искренняя боль — и некая недоговоренность. Корда встал, печально покачал головой, направился было к выходу, но взглянул на свою правую руку и остановился. Повернувшись к мишеням, он приподнял брови, тщательно прикинул расстояние и размахнулся. Первые мгновения после броска шар летел словно нехотя, по странной волнистой траектории, но затем рванулся вперед, превратился в копье и вонзился в голову мишени. Прошло еще мгновение, и Корда улыбнулся — оружие вернулось к нему в руку, приняв форму кинжала.
— Кошмарная игра. — Он отрешенно пожал плечами и взглянул на чиновника: — Пробовали когда-нибудь?
— Да. Один раз. Больше не захотелось.
— Что, неприятные ощущения? — Корда аккуратно положил кинжал на полку. — Не нужно расстраиваться из-за проигрыша — все эти игры мошеннические, с подвохом. Потому-то их и прикрыли. Сколько ни старайся — обязательно проиграешь.
— Да нет, что вы, — недоуменно моргнул чиновник, — вы меня не так поняли. Я выиграл.
9. ГИБЕЛЬ «АТЛАНТИДЫ»
Орхидейные крабы мигрировали к морю. Выползая из леса, они заливали проселочную дорогу широкой, копошащейся рекой и снова исчезали в лесу. Яркие цветы-симбионты, мягко покачивавшиеся на их панцирях, превращали землю в многоцветный ковер — примерно так выглядит подводный сад, если разглядывать его в спокойную погоду сквозь многие фатомы хрустальной океанической воды.
Минтучян нехорошо выругался и нажал на тормоза; «Новорожденный Король» со скрежетом остановился. Чу извлекла очередную сигару и засунула ее в уголок рта.
— Похоже, застряли. Прямой смысл размять ноги.
Рядом стояли еще три фургона — «Владыка Оборотней», «Счастливая Матильда» и «Львиное Сердце». Обитатели фургонов вместе с несколькими десятками пеших путников терпеливо ждали, когда же схлынет живая река. Целая стая этих терпеливых ожидателей пристроилась на нижней ветке огромного дедова дерева; нахохлившись, как вороны, они молча смотрели на крошечный костерок, разожженный в развилке одного из сучьев.
— Вы только посмотрите, — сказал Минтучян, — Раньше, когда я был маленьким, если люди так вот застревали в пути, они сразу начинали рассказывать друг другу байки, часами рта не закрывали. Чего там, бывало, не наслушаешься — и про покойников, и про привидения, и у кого что дома делается. Сказки разные, анекдоты, да все, что угодно. Прямо тебе купаешься в океане народной премудрости. Здорово было, а теперь…
Брезгливо поморщившись, он хлопнул мясистой пятерней по тумблеру, откинулся на спинку сиденья и уставился в телевизор.
Чу спрыгнула на землю, оперлась о капот, глубоко затянулась и замерла, глядя на раскачивающиеся в небе верхушки деревьев; следом за ней выбрался из кабины и чиновник.
Ему было муторно — муторно от изобилия впечатлений, полученных во Дворце Загадок, муторно оттого, что никак не удавалось рассортировать впечатления, разложить их по полочкам, переварить. Чувство это, похожее на изжогу и тошноту после излишне плотного обеда, всегда было вернейшим симптомом релятивистского недомогания — профессиональной болезни операторов, много работающих в условной реальности. Все вокруг казалось иллюзией, тончайшей, ярко разрисованной пленкой, за которой кроется темная, непознаваемая истина. Мир дрожал от напряжения, словно предчувствуя нечто. Чиновник ждал, что вот сейчас откроются окна в небе, двери в древесных стволах, бездонные провалы в реках и озерах, ждал, что его глазам явятся сонмы духов, невидимо населяющих пространство. Духи, однако, не торопились — робели, наверное.
Он поставил чемоданчик на подножку фургона.
— Пойду, прогуляюсь.
Чу молча кивнула. Минтучян осоловело смотрел в телевизор и, похоже, ничего не слышал.
Чиновник шел к дедову дереву, внимательно глядя под ноги, чтобы не наступить на какого-нибудь краба-разиню, отбившегося от товарищей и стремящегося снова влиться в их стройные ряды. Дерево, заслонившее теперь все небо, поражало великолепием; огромные ветки, горизонтально отходившие от главного ствола, выпускали вниз побеги, образовывали вторичные стволы, так что это фантастическое растение напоминало хорошую рощу.
Чиновник слышал от кого-то, что дедовы деревья — большая редкость, раньше их было больше. Вот этот, скажем, лесной гигант помнит еще времена Великой весны. Из семян, глубоко погребенных в его сердцевине, через многие сотни лет вырастет если не новый народ, то хотя бы новое племя. Ствол обвивала кривая, расхлябанная лестница, с лестницей соединялись дорожки, приколоченные к толстым веткам, почти терявшиеся в их густой листве. Сложная эта конструкция, повидавшая тысячи восходов Просперо, омытая тысячами дождей, вылиняла до полной белизны, лишь кое-где сохранив следы веселых карнавальных красок — красной и зеленой, желтой и оранжевой. Словно, подумал чиновник, неухоженный скелет на заброшенном кладбище. Дощатые дорожки — каждая из них вела к обнесенной перилами площадке — были отмечены указателями: ПАНОРАМА КОРАБЛЯ. У АБЕЛЯРА. УГРИ, СВЕЖИЕ И МАРИНОВАННЫЕ. У ЖЮЛЯ ЗИ. ОРЛИНОЕ ГНЕЗДО. АРОМАТИЗИРОВАННОЕ ПИВО . Движимый не собственным желанием, а скорее чем-то внешним, физическим, вроде капиллярного давления, чиновник стал подниматься по лестнице.
На первой же ступеньке его почти сшиб с ног мрачный, мертвецки пьяный тип, спускавшийся чуть не на четвереньках. Кое-где к перилам были прибиты причудливые, обточенные рекой куски дерева, к стойкам прислонены большие, побелевшие и крошащиеся от старости раковины — в незапамятные времена кто-то пытался навести здесь красоту.
На третьей площадке чиновник задержался. Пока он стоял, решая, что делать дальше, откуда-то сбоку вывернул псоглавый официант с полным подносом отрубленных человеческих рук. Чиновник отшатнулся. Заметив испуг клиента, официант остановился, стянул с головы собачью маску.
— Чем могу быть полезен, сэр?
— Я, понимаете ли, хотел… — Отрубленные руки, точнее кисти, оказались металлическими. Обычные миски — не совсем, правда, обычной формы.
— Если вам нужна Атлантида, так это туда. — Рука, свободная от жутковатого подноса, указала вдоль ветки. — Прямо по дорожке, потом налево, а там будут стрелки. Мимо не пройдете.
Несколько заинтригованный, чиновник пошел в указанном направлении и вскоре оказался на длинном помосте, негусто заставленном столиками. Столики пустовали; почти все посетители (в основном — двойники) стояли слева, у балюстрады, и что-то разглядывали. Чиновник присоединился к их компании.
С этой стороны часть веток была спилена и открывался вид на лес. В золотых лучах предзакатного Просперо, косо падавших на яркую зелень листвы, плясали черные точки — далекие, неразличимые отсюда капризницы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
В этой тираде чувствовалась искренняя боль — и некая недоговоренность. Корда встал, печально покачал головой, направился было к выходу, но взглянул на свою правую руку и остановился. Повернувшись к мишеням, он приподнял брови, тщательно прикинул расстояние и размахнулся. Первые мгновения после броска шар летел словно нехотя, по странной волнистой траектории, но затем рванулся вперед, превратился в копье и вонзился в голову мишени. Прошло еще мгновение, и Корда улыбнулся — оружие вернулось к нему в руку, приняв форму кинжала.
— Кошмарная игра. — Он отрешенно пожал плечами и взглянул на чиновника: — Пробовали когда-нибудь?
— Да. Один раз. Больше не захотелось.
— Что, неприятные ощущения? — Корда аккуратно положил кинжал на полку. — Не нужно расстраиваться из-за проигрыша — все эти игры мошеннические, с подвохом. Потому-то их и прикрыли. Сколько ни старайся — обязательно проиграешь.
— Да нет, что вы, — недоуменно моргнул чиновник, — вы меня не так поняли. Я выиграл.
9. ГИБЕЛЬ «АТЛАНТИДЫ»
Орхидейные крабы мигрировали к морю. Выползая из леса, они заливали проселочную дорогу широкой, копошащейся рекой и снова исчезали в лесу. Яркие цветы-симбионты, мягко покачивавшиеся на их панцирях, превращали землю в многоцветный ковер — примерно так выглядит подводный сад, если разглядывать его в спокойную погоду сквозь многие фатомы хрустальной океанической воды.
Минтучян нехорошо выругался и нажал на тормоза; «Новорожденный Король» со скрежетом остановился. Чу извлекла очередную сигару и засунула ее в уголок рта.
— Похоже, застряли. Прямой смысл размять ноги.
Рядом стояли еще три фургона — «Владыка Оборотней», «Счастливая Матильда» и «Львиное Сердце». Обитатели фургонов вместе с несколькими десятками пеших путников терпеливо ждали, когда же схлынет живая река. Целая стая этих терпеливых ожидателей пристроилась на нижней ветке огромного дедова дерева; нахохлившись, как вороны, они молча смотрели на крошечный костерок, разожженный в развилке одного из сучьев.
— Вы только посмотрите, — сказал Минтучян, — Раньше, когда я был маленьким, если люди так вот застревали в пути, они сразу начинали рассказывать друг другу байки, часами рта не закрывали. Чего там, бывало, не наслушаешься — и про покойников, и про привидения, и у кого что дома делается. Сказки разные, анекдоты, да все, что угодно. Прямо тебе купаешься в океане народной премудрости. Здорово было, а теперь…
Брезгливо поморщившись, он хлопнул мясистой пятерней по тумблеру, откинулся на спинку сиденья и уставился в телевизор.
Чу спрыгнула на землю, оперлась о капот, глубоко затянулась и замерла, глядя на раскачивающиеся в небе верхушки деревьев; следом за ней выбрался из кабины и чиновник.
Ему было муторно — муторно от изобилия впечатлений, полученных во Дворце Загадок, муторно оттого, что никак не удавалось рассортировать впечатления, разложить их по полочкам, переварить. Чувство это, похожее на изжогу и тошноту после излишне плотного обеда, всегда было вернейшим симптомом релятивистского недомогания — профессиональной болезни операторов, много работающих в условной реальности. Все вокруг казалось иллюзией, тончайшей, ярко разрисованной пленкой, за которой кроется темная, непознаваемая истина. Мир дрожал от напряжения, словно предчувствуя нечто. Чиновник ждал, что вот сейчас откроются окна в небе, двери в древесных стволах, бездонные провалы в реках и озерах, ждал, что его глазам явятся сонмы духов, невидимо населяющих пространство. Духи, однако, не торопились — робели, наверное.
Он поставил чемоданчик на подножку фургона.
— Пойду, прогуляюсь.
Чу молча кивнула. Минтучян осоловело смотрел в телевизор и, похоже, ничего не слышал.
Чиновник шел к дедову дереву, внимательно глядя под ноги, чтобы не наступить на какого-нибудь краба-разиню, отбившегося от товарищей и стремящегося снова влиться в их стройные ряды. Дерево, заслонившее теперь все небо, поражало великолепием; огромные ветки, горизонтально отходившие от главного ствола, выпускали вниз побеги, образовывали вторичные стволы, так что это фантастическое растение напоминало хорошую рощу.
Чиновник слышал от кого-то, что дедовы деревья — большая редкость, раньше их было больше. Вот этот, скажем, лесной гигант помнит еще времена Великой весны. Из семян, глубоко погребенных в его сердцевине, через многие сотни лет вырастет если не новый народ, то хотя бы новое племя. Ствол обвивала кривая, расхлябанная лестница, с лестницей соединялись дорожки, приколоченные к толстым веткам, почти терявшиеся в их густой листве. Сложная эта конструкция, повидавшая тысячи восходов Просперо, омытая тысячами дождей, вылиняла до полной белизны, лишь кое-где сохранив следы веселых карнавальных красок — красной и зеленой, желтой и оранжевой. Словно, подумал чиновник, неухоженный скелет на заброшенном кладбище. Дощатые дорожки — каждая из них вела к обнесенной перилами площадке — были отмечены указателями: ПАНОРАМА КОРАБЛЯ. У АБЕЛЯРА. УГРИ, СВЕЖИЕ И МАРИНОВАННЫЕ. У ЖЮЛЯ ЗИ. ОРЛИНОЕ ГНЕЗДО. АРОМАТИЗИРОВАННОЕ ПИВО . Движимый не собственным желанием, а скорее чем-то внешним, физическим, вроде капиллярного давления, чиновник стал подниматься по лестнице.
На первой же ступеньке его почти сшиб с ног мрачный, мертвецки пьяный тип, спускавшийся чуть не на четвереньках. Кое-где к перилам были прибиты причудливые, обточенные рекой куски дерева, к стойкам прислонены большие, побелевшие и крошащиеся от старости раковины — в незапамятные времена кто-то пытался навести здесь красоту.
На третьей площадке чиновник задержался. Пока он стоял, решая, что делать дальше, откуда-то сбоку вывернул псоглавый официант с полным подносом отрубленных человеческих рук. Чиновник отшатнулся. Заметив испуг клиента, официант остановился, стянул с головы собачью маску.
— Чем могу быть полезен, сэр?
— Я, понимаете ли, хотел… — Отрубленные руки, точнее кисти, оказались металлическими. Обычные миски — не совсем, правда, обычной формы.
— Если вам нужна Атлантида, так это туда. — Рука, свободная от жутковатого подноса, указала вдоль ветки. — Прямо по дорожке, потом налево, а там будут стрелки. Мимо не пройдете.
Несколько заинтригованный, чиновник пошел в указанном направлении и вскоре оказался на длинном помосте, негусто заставленном столиками. Столики пустовали; почти все посетители (в основном — двойники) стояли слева, у балюстрады, и что-то разглядывали. Чиновник присоединился к их компании.
С этой стороны часть веток была спилена и открывался вид на лес. В золотых лучах предзакатного Просперо, косо падавших на яркую зелень листвы, плясали черные точки — далекие, неразличимые отсюда капризницы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71