Одна рука была грубо откромсана по самое плечо, другая протягивала чиновнику маленькую деревянную шкатулку.
Чиновник смотрел и смотрел, но лицо расплывалось перед глазами, и никак нельзя было решить окончательно, Ундина это или нет. Рука настойчиво тянулась из воды, лебединая шея со шкатулкой в клюве. Чиновник судорожно схватил дар утопленницы, волны тут же подхватили тело, фосфоресцирующее пятно мелькнуло и исчезло, в утробе Земли воцарилась прежняя непроглядная темнота. Мало-помалу приступ тошноты прошел.
— Это что, то самое, за чем приходил Грегорьян? — спросил чиновник. Сердце его колотилось о ребра, рубашка промокла от пота.
Коротко хихикнул голос Ундины — страстный, гортанный звук, закончившийся резким вздохом.
— У тебя, обезьяна ты несчастная, было два миллиона лет, целых два миллиона, дистанция вполне приличная, с какой стороны ни взгляни, — и все равно ты стремишься к смерти, желаешь ее больше всего прочего. Первая твоя супруга. Имей я возможность, я бы выцарапала ей глаза, ведь это она делает тебя таким нерешительным и пугливым. Вспомнив о ней, ты становишься импотентом, у тебя обвисает, как шея дохлой курицы. Я стара, но все еще полна сил, я могу делать для тебя такое, что ей и не снилось.
— Освободите машины.
— Да, еще, о да, да!
Пустая, абсолютно пустая.
Все три голоса слились в громком сумасшедшем хохоте, который рванулся из гортани, подхватил чиновника, понес его вперед и вверх, снова швырнул на землю.
Потрясенный, почти ничего не соображающий, он поднялся на ноги и увидел тонкую ниточку ослепительно-яркого света. Ниточка превратилась в узкий полумесяц и продолжала расширяться — Земля открывала рот.
Шкатулка исчезла из рук чиновника, словно растворилась; качаясь и спотыкаясь, он спустился по высунутому изо рта языку.
Густой, чуть сероватый воздух утратил свою неестественную вязкость, просветлел. Вернулись звуки, движение. Время тронулось с места. Чиновник быстро огляделся; судя по всему, никто ничего не заметил.
— Думаю, у меня все, — сказал он. Охранник молча кивнул, указал рукой на ведущую вниз лестницу.
— Предатель! Предатель! — кричал крохотный пучеглазый конструкт, отчаянно карабкавшийся по лесам. Вскочив на помост, он помчался прямо к чиновнику.
— Он с ней говорил! Он с ней говорил! Он с ней говорил! Предатель!
Охранник плавно развернулся в цепь из семи аватаров, шагнул вперед и схватил чиновника. Чиновник попытался вырваться, но металлические руки сжали его, как тиски, оторвали от помоста, вскинули в воздух.
— Боюсь, сэр, вам придется пройти со мной, — мрачно сказал один из аватаров, уносивших чиновника прочь.
Земля провожала их взглядом мертвых, как остывший пепел, глаз.
Снова цензурная купюра.
Трибунал состоял из шести шаров света, представлявших собой наивысшую — в рамках существующих технологий — концентрацию мудрости, и человека-надзирателя.
— Мы решили, — сказал один из конструктов, — что вы можете сохранить основной массив полученных при встрече материалов, так как они имеют непосредственное отношение к вашим расследованиям. Однако разговоры с утонувшей женщиной придется стереть.
В его голосе звучали сочувствие, некоторая неловкость и железная непреклонность.
— Пожалуйста. Для меня очень важно сохранить в памяти… — начал чиновник и понял, что уже не помнит, что же именно хотел он сохранить.
— Решения трибунала окончательны и обжалованию не подлежат, — скучающим голосом сообщил надзиратель — луноликий, толстогубый юнец, поразительно похожий на очень некрасивую бабу.
— Вы хотите спросить еще что-нибудь? А то мы сейчас приступим к сборке.
Перед началом слушания чиновника вскрыли, его рабочие блоки, выполненные в виде человеческих органов, лежали теперь на столе. Одна печень, два желудка, пять сердец — конструкторы» создававшие агентов, даже не почесались оформить внутренности в однозначном соответствии с анатомией человека. Безличие всех этих кишок-селезенок смутно беспокоило чиновника. Что же это был там за средневековый медик, который сказал, стоя перед вскрытым трупом: «А где здесь душа?» Чиновник испытывал сейчас сходное отчаяние.
— Но что все это значит? Что она пыталась мне сказать?
— Ничего это не значит, — ухмыльнулся надзиратель. Три сферы возбужденно изменили цвет, но он от них отмахнулся. — Не значит абсолютно ничего — как и большая часть ее так называемых откровений. Самый рядовой случай, самая рядовая ситуация. Вы попали в нее впервые, вот и удивляетесь, мы же наблюдаем подобные вещи по сто раз на дню. Земля любит устраивать бессмысленные спектакли.
Господи, ужаснулся чиновник, и вот такие люди нами управляют. Он же гораздо глупее собственных своих машин.
— С вашего разрешения, — сказал один из сферических конструктов, — я хотел бы высказаться. Свобода быть человеком покупается ценой постоянной бдительности. Вероятность реального вмешательства исчезающе мала, но даже при таких условиях мы не должны…
— Чушь собачья! Люди на Земле как жили, так и живут. Люди, вполне удовлетворенные своим эволюционным развитием, сколь бы ни отличалась их ментальная конфигурация от нашей.
— Нельзя сказать, чтобы они подверглись этому эволюционному преобразованию добровольно, — заметил второй конструкт. — Их попросту разжевали и проглотили.
— Ну и что? — раздраженно перебил его надзиратель. — Сейчас они счастливы. Как бы там ни было, случившееся не являлось неизбежным следствием утраты контроля над искусственным интеллектом.
— Не являлось?
— Нет. Просто халтурное программирование, заскок в системе. Вот ты… — Наблюдатель повернулся к первому конструкту. — Ты, если бы дать тебе свободу, захотел бы ты захватить власть над человечеством? Сделал бы ты людей взаимозаменяемыми элементами объемлющей ментальной системы? Да ни в коем разе.
Конструкт промолчал.
— Соберите его и вышвырните отсюда! Еще одна, последняя цензурная купюра, и он был готов к докладу.
Чиновник вернул телефон чемодану и на несколько секунд задумался.
— Я знаю, что получил Грегорьян от Земли.
— Да? И что же именно?
— Ничего.
На лице Корды появилось недоумение.
— Маленькая, аккуратная, подозрительно выглядящая коробочка, в которой не было ни-че-го. Охрана пропустила его, не обнаружив ничего недозволенного. Но затем, когда Грегорьян ударился в бега, все пришли в ужас и дружно завопили: «Неспроста это, ох неспроста! Видимо, он получил от Земли некий объект, объект настолько хитрый, что ни одним прибором не возьмешь».
Теперь задумался Корда.
— Имей мы в этом полную уверенность, я прекратил бы расследование прямо сейчас. Чиновник молчал.
— Да нет, все равно нельзя. Слишком уж много тут неясного. Вся эта история оставляет какой-то мерзкий привкус неполноты, незавершенности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
Чиновник смотрел и смотрел, но лицо расплывалось перед глазами, и никак нельзя было решить окончательно, Ундина это или нет. Рука настойчиво тянулась из воды, лебединая шея со шкатулкой в клюве. Чиновник судорожно схватил дар утопленницы, волны тут же подхватили тело, фосфоресцирующее пятно мелькнуло и исчезло, в утробе Земли воцарилась прежняя непроглядная темнота. Мало-помалу приступ тошноты прошел.
— Это что, то самое, за чем приходил Грегорьян? — спросил чиновник. Сердце его колотилось о ребра, рубашка промокла от пота.
Коротко хихикнул голос Ундины — страстный, гортанный звук, закончившийся резким вздохом.
— У тебя, обезьяна ты несчастная, было два миллиона лет, целых два миллиона, дистанция вполне приличная, с какой стороны ни взгляни, — и все равно ты стремишься к смерти, желаешь ее больше всего прочего. Первая твоя супруга. Имей я возможность, я бы выцарапала ей глаза, ведь это она делает тебя таким нерешительным и пугливым. Вспомнив о ней, ты становишься импотентом, у тебя обвисает, как шея дохлой курицы. Я стара, но все еще полна сил, я могу делать для тебя такое, что ей и не снилось.
— Освободите машины.
— Да, еще, о да, да!
Пустая, абсолютно пустая.
Все три голоса слились в громком сумасшедшем хохоте, который рванулся из гортани, подхватил чиновника, понес его вперед и вверх, снова швырнул на землю.
Потрясенный, почти ничего не соображающий, он поднялся на ноги и увидел тонкую ниточку ослепительно-яркого света. Ниточка превратилась в узкий полумесяц и продолжала расширяться — Земля открывала рот.
Шкатулка исчезла из рук чиновника, словно растворилась; качаясь и спотыкаясь, он спустился по высунутому изо рта языку.
Густой, чуть сероватый воздух утратил свою неестественную вязкость, просветлел. Вернулись звуки, движение. Время тронулось с места. Чиновник быстро огляделся; судя по всему, никто ничего не заметил.
— Думаю, у меня все, — сказал он. Охранник молча кивнул, указал рукой на ведущую вниз лестницу.
— Предатель! Предатель! — кричал крохотный пучеглазый конструкт, отчаянно карабкавшийся по лесам. Вскочив на помост, он помчался прямо к чиновнику.
— Он с ней говорил! Он с ней говорил! Он с ней говорил! Предатель!
Охранник плавно развернулся в цепь из семи аватаров, шагнул вперед и схватил чиновника. Чиновник попытался вырваться, но металлические руки сжали его, как тиски, оторвали от помоста, вскинули в воздух.
— Боюсь, сэр, вам придется пройти со мной, — мрачно сказал один из аватаров, уносивших чиновника прочь.
Земля провожала их взглядом мертвых, как остывший пепел, глаз.
Снова цензурная купюра.
Трибунал состоял из шести шаров света, представлявших собой наивысшую — в рамках существующих технологий — концентрацию мудрости, и человека-надзирателя.
— Мы решили, — сказал один из конструктов, — что вы можете сохранить основной массив полученных при встрече материалов, так как они имеют непосредственное отношение к вашим расследованиям. Однако разговоры с утонувшей женщиной придется стереть.
В его голосе звучали сочувствие, некоторая неловкость и железная непреклонность.
— Пожалуйста. Для меня очень важно сохранить в памяти… — начал чиновник и понял, что уже не помнит, что же именно хотел он сохранить.
— Решения трибунала окончательны и обжалованию не подлежат, — скучающим голосом сообщил надзиратель — луноликий, толстогубый юнец, поразительно похожий на очень некрасивую бабу.
— Вы хотите спросить еще что-нибудь? А то мы сейчас приступим к сборке.
Перед началом слушания чиновника вскрыли, его рабочие блоки, выполненные в виде человеческих органов, лежали теперь на столе. Одна печень, два желудка, пять сердец — конструкторы» создававшие агентов, даже не почесались оформить внутренности в однозначном соответствии с анатомией человека. Безличие всех этих кишок-селезенок смутно беспокоило чиновника. Что же это был там за средневековый медик, который сказал, стоя перед вскрытым трупом: «А где здесь душа?» Чиновник испытывал сейчас сходное отчаяние.
— Но что все это значит? Что она пыталась мне сказать?
— Ничего это не значит, — ухмыльнулся надзиратель. Три сферы возбужденно изменили цвет, но он от них отмахнулся. — Не значит абсолютно ничего — как и большая часть ее так называемых откровений. Самый рядовой случай, самая рядовая ситуация. Вы попали в нее впервые, вот и удивляетесь, мы же наблюдаем подобные вещи по сто раз на дню. Земля любит устраивать бессмысленные спектакли.
Господи, ужаснулся чиновник, и вот такие люди нами управляют. Он же гораздо глупее собственных своих машин.
— С вашего разрешения, — сказал один из сферических конструктов, — я хотел бы высказаться. Свобода быть человеком покупается ценой постоянной бдительности. Вероятность реального вмешательства исчезающе мала, но даже при таких условиях мы не должны…
— Чушь собачья! Люди на Земле как жили, так и живут. Люди, вполне удовлетворенные своим эволюционным развитием, сколь бы ни отличалась их ментальная конфигурация от нашей.
— Нельзя сказать, чтобы они подверглись этому эволюционному преобразованию добровольно, — заметил второй конструкт. — Их попросту разжевали и проглотили.
— Ну и что? — раздраженно перебил его надзиратель. — Сейчас они счастливы. Как бы там ни было, случившееся не являлось неизбежным следствием утраты контроля над искусственным интеллектом.
— Не являлось?
— Нет. Просто халтурное программирование, заскок в системе. Вот ты… — Наблюдатель повернулся к первому конструкту. — Ты, если бы дать тебе свободу, захотел бы ты захватить власть над человечеством? Сделал бы ты людей взаимозаменяемыми элементами объемлющей ментальной системы? Да ни в коем разе.
Конструкт промолчал.
— Соберите его и вышвырните отсюда! Еще одна, последняя цензурная купюра, и он был готов к докладу.
Чиновник вернул телефон чемодану и на несколько секунд задумался.
— Я знаю, что получил Грегорьян от Земли.
— Да? И что же именно?
— Ничего.
На лице Корды появилось недоумение.
— Маленькая, аккуратная, подозрительно выглядящая коробочка, в которой не было ни-че-го. Охрана пропустила его, не обнаружив ничего недозволенного. Но затем, когда Грегорьян ударился в бега, все пришли в ужас и дружно завопили: «Неспроста это, ох неспроста! Видимо, он получил от Земли некий объект, объект настолько хитрый, что ни одним прибором не возьмешь».
Теперь задумался Корда.
— Имей мы в этом полную уверенность, я прекратил бы расследование прямо сейчас. Чиновник молчал.
— Да нет, все равно нельзя. Слишком уж много тут неясного. Вся эта история оставляет какой-то мерзкий привкус неполноты, незавершенности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71