Например, он умудрился разглядеть, что Орен вопросительно поднял брови.
– Что? – сердито спросил он.
– Как твои яйца?
– Спасибо, хорошо, а как твои? – Несколько дней ему пришлось лежать на пакете со льдом, но, как и обещала Ренни, все обошлось.
– Ты знаешь, о чем я, – сказал Орен.
– Все в норме. Хочешь проверить?
– Верю на слово. – Орен переступил с ноги на ногу. – У меня не было возможности извиниться. Мне очень жаль, что я разбил тебе подбородок.
– Самая незначительная моя проблема. Забудем. Теперь давай еще раз про Лозадо.
– Я уже все рассказал, – взмолился Орен.
– Расскажи еще раз.
– Господи, ты с явным приветом. Я повторил несколько раз слово в слово. Соседу показалось, что они в восторге друг от друга. Доктор Ньютон говорит, что Лозадо ее терроризировал, что она боялась сопротивляться, потому что не хотела закончить жизнь так, как Салли Хортон.
Вик откинулся на подушку и закрыл глаза. Ему было больно вспоминать о погибшей девушке. Он никогда не забудет, как она лежала на кровати мертвая. Пока он наслаждался душем, Лозадо безжалостно убил ее.
Не открывая глаз, Вик сказал:
– Лозадо опасен для нее. Особенно если решит, что она выбирает между ним и мною и предпочитает меня.
– Полагаю, с тобой она на эту тему не разговаривала?
– Нет. Если бы ты не рассказал мне, что случилось накануне, я ничего бы не знал.
Вик не мог понять поведения Ренни, и это его злило. Она заходила каждое утро, как правило, с опущенной головой, и смотрела на его карту, а не на него.
– Как вы себя чувствуете, мистер Треджилл? – каждый раз один и тот же вопрос.
Она проверяла шов и рассеянно кивала, слушая его ответы, как будто, по сути, и не слушала или ей было глубоко наплевать. Она говорила ему, что довольна, как заживает рана, механически улыбалась и уходила. Вик понимал, что он у нее не единственный пациент. Он и не ждал какого-то особого вникания.
Ну, может, и ждал. Слегка.
Вик помнил, как она сидела у его кровати и поила его спрайтом. Помнил, как мазала ему губы бальзамом. Помнил, как они смотрели друг на друга и сколько времени это длилось.
А может, ничего такого и не было?
Кто знает, возможно, это галлюцинации под воздействием лекарств. Или приятный сон, показавшийся ему былью? Все может быть. Ведь застал же ее Орен вчера в объятиях Лозадо в ее собственном доме?
Черт бы его побрал, он никак не мог разобраться, что с ней происходит.
– На обходе она такая деловая, что оторопь берет, – делился он с Ореном. – Даже о погоде не поговоришь.
– Жарко и сухо.
– Похоже на то.
– Она согласилась занять пост заведующего в хирургии.
– Я слышал, – сказал Вик. – И правильно. Она это заслужила. – Орен продолжал многозначительно смотреть на него. – Это ничего не значит, Орен.
– Я этого и не говорил.
– Да по твоему лицу видно.
Вошла сестра с еще одним стаканчиком сока.
– Я выпью позже, – сказал Вик. – Обещаю. – Она недоверчиво смотрела на него, но все же поставила стаканчик на поднос. Вик предложил сок Орену.
– Нет, спасибо.
– Смородиновый с яблочным.
– Да нет, не надо.
– Уверен? Уж извини меня, но ты с виду тоже не слишком здоров. – Орен появился, не только измотанный жарой, но и в дурном расположении духа. – В чем дело?
Орен пожал плечами, вздохнул, посмотрел в окно, затем повернулся к Вику:
– Пару часов назад звонил окружной прокурор. Само его величество. Даже не помощник.
Вик уже догадался, что мрачность Орена напрямую зависит от дела против Лозадо. Если бы у него были хорошие новости, он давно бы все рассказал.
Слушать плохие новости да еще мучиться от боли и жары – это уже перебор. Вик устроился поудобнее.
– Выкладывай.
– Он говорит, что у нас нет против Лозадо ничего серьезного. Во всяком случае, недостаточно для большого жюри. Короче, он отказался передавать дело в суд.
Вик уже сам догадался, что этим кончится.
– Он заезжал ко мне вчера. Этакий столп доброй воли и жизнерадостности. В итальянских баретках. Вон принес. – Вик кивком показал на букет красных, белых и искусственно-синих гвоздик.
– Надо же, какая честь.
– Я подробно рассказал ему все, что произошло в ту ночь, когда на меня напали. Сказал, что уверен полностью, что это Лозадо.
– И что?
– Дай-ка вспомню. Он подергал свою индюшачью бородку, почесал висок, потер брюхо, нахмурился, выдохнул сквозь сжатые губы и несколько раз покривился. Напомнил мне человека, которого мучают газы и он придумывает, как бы поинтеллигентнее пернуть. Сказал, что я выдвигаю серьезные обвинения. «Да чего уж, – сказал я, – убийство и попытка убийства. Не до шуток». Когда он уходил, то старался не встречаться со мной взглядом. Он прямо ничего не сказал, но…
– Политик, – процедил Орен.
– Но я рассудил по его неловкости, что у него какие-то проблемы с моим рассказом.
– Верно.
– Какие же?
– Не буду утомлять тебя подробностями, – сказал Орен. – Видит бог, он меня довел до ручки. Минут тридцать он заикался и бормотал, надувал щеки, но ничего…
– Путного не сказал, – закончил за него Вик. Орен потрепал трехцветную ленту, которой были связаны безобразные гвоздики. Искоса взглянул на Вика.
– Ты должен попробовать поставить себя на его место, Вик, – пробормотал он.
– А пошел он на хер! Пока он не потеряет два литра крови, пока его яйца не распухнут до размеров шаров для боулинга и ему не засунут трубку в член, не советуй мне встать на его место.
– Я знал, ты разозлишься, когда я это скажу…
– Так не говори.
– Но если взглянуть на дело с его точки зрения, он прав.
– Если бы я мог тебе вмазать, я бы обязательно это сделал.
– Я знал, что ты разозлишься, – вздохнул Орен. – Слушай, Вик, окружному прокурору не нужны неприятности, все правильно, но…
– Он – старая баба!
– Наверное, но на этот раз он прав. Если отбросить все несущественное, у нас на Лозадо ничего нет.
– Лозадо, – огрызнулся Вик. – Он на всех нагнал страху, верно? Да он надрывает себе живот от смеха, глядя на нас.
Орен подождал несколько секунд, дал себе остыть и продолжил:
– Все улики косвенные. Лозадо знает тебя. Он знал Салли Хортон. Связь есть, но где мотив? Если вдруг нам дико повезет и большое жюри привлечет его к суду, мы никогда не сможем состряпать против него дело. Мне дали три дня, чтобы я что-нибудь раскопал. Как всегда, он не оставил ни малейшего следа. У меня ничего нет.
– Кроме моих показаний. Орен обиделся:
– Окружной прокурор покопался в ваших отношениях с Лозадо. Он не забыл, что случилось. Так что веры тебе не слишком много.
Против этого трудно было спорить. Орен уселся в зеленое виниловое кресло и уставился в пол.
– У меня нет выхода. Придется его выпустить. С большим трудом мне удалось достать ордер на обыск. Мы перетряхнули его квартиру. Ничего. Ни малейшей зацепки. Даже его скорпионы выглядят стерильными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
– Что? – сердито спросил он.
– Как твои яйца?
– Спасибо, хорошо, а как твои? – Несколько дней ему пришлось лежать на пакете со льдом, но, как и обещала Ренни, все обошлось.
– Ты знаешь, о чем я, – сказал Орен.
– Все в норме. Хочешь проверить?
– Верю на слово. – Орен переступил с ноги на ногу. – У меня не было возможности извиниться. Мне очень жаль, что я разбил тебе подбородок.
– Самая незначительная моя проблема. Забудем. Теперь давай еще раз про Лозадо.
– Я уже все рассказал, – взмолился Орен.
– Расскажи еще раз.
– Господи, ты с явным приветом. Я повторил несколько раз слово в слово. Соседу показалось, что они в восторге друг от друга. Доктор Ньютон говорит, что Лозадо ее терроризировал, что она боялась сопротивляться, потому что не хотела закончить жизнь так, как Салли Хортон.
Вик откинулся на подушку и закрыл глаза. Ему было больно вспоминать о погибшей девушке. Он никогда не забудет, как она лежала на кровати мертвая. Пока он наслаждался душем, Лозадо безжалостно убил ее.
Не открывая глаз, Вик сказал:
– Лозадо опасен для нее. Особенно если решит, что она выбирает между ним и мною и предпочитает меня.
– Полагаю, с тобой она на эту тему не разговаривала?
– Нет. Если бы ты не рассказал мне, что случилось накануне, я ничего бы не знал.
Вик не мог понять поведения Ренни, и это его злило. Она заходила каждое утро, как правило, с опущенной головой, и смотрела на его карту, а не на него.
– Как вы себя чувствуете, мистер Треджилл? – каждый раз один и тот же вопрос.
Она проверяла шов и рассеянно кивала, слушая его ответы, как будто, по сути, и не слушала или ей было глубоко наплевать. Она говорила ему, что довольна, как заживает рана, механически улыбалась и уходила. Вик понимал, что он у нее не единственный пациент. Он и не ждал какого-то особого вникания.
Ну, может, и ждал. Слегка.
Вик помнил, как она сидела у его кровати и поила его спрайтом. Помнил, как мазала ему губы бальзамом. Помнил, как они смотрели друг на друга и сколько времени это длилось.
А может, ничего такого и не было?
Кто знает, возможно, это галлюцинации под воздействием лекарств. Или приятный сон, показавшийся ему былью? Все может быть. Ведь застал же ее Орен вчера в объятиях Лозадо в ее собственном доме?
Черт бы его побрал, он никак не мог разобраться, что с ней происходит.
– На обходе она такая деловая, что оторопь берет, – делился он с Ореном. – Даже о погоде не поговоришь.
– Жарко и сухо.
– Похоже на то.
– Она согласилась занять пост заведующего в хирургии.
– Я слышал, – сказал Вик. – И правильно. Она это заслужила. – Орен продолжал многозначительно смотреть на него. – Это ничего не значит, Орен.
– Я этого и не говорил.
– Да по твоему лицу видно.
Вошла сестра с еще одним стаканчиком сока.
– Я выпью позже, – сказал Вик. – Обещаю. – Она недоверчиво смотрела на него, но все же поставила стаканчик на поднос. Вик предложил сок Орену.
– Нет, спасибо.
– Смородиновый с яблочным.
– Да нет, не надо.
– Уверен? Уж извини меня, но ты с виду тоже не слишком здоров. – Орен появился, не только измотанный жарой, но и в дурном расположении духа. – В чем дело?
Орен пожал плечами, вздохнул, посмотрел в окно, затем повернулся к Вику:
– Пару часов назад звонил окружной прокурор. Само его величество. Даже не помощник.
Вик уже догадался, что мрачность Орена напрямую зависит от дела против Лозадо. Если бы у него были хорошие новости, он давно бы все рассказал.
Слушать плохие новости да еще мучиться от боли и жары – это уже перебор. Вик устроился поудобнее.
– Выкладывай.
– Он говорит, что у нас нет против Лозадо ничего серьезного. Во всяком случае, недостаточно для большого жюри. Короче, он отказался передавать дело в суд.
Вик уже сам догадался, что этим кончится.
– Он заезжал ко мне вчера. Этакий столп доброй воли и жизнерадостности. В итальянских баретках. Вон принес. – Вик кивком показал на букет красных, белых и искусственно-синих гвоздик.
– Надо же, какая честь.
– Я подробно рассказал ему все, что произошло в ту ночь, когда на меня напали. Сказал, что уверен полностью, что это Лозадо.
– И что?
– Дай-ка вспомню. Он подергал свою индюшачью бородку, почесал висок, потер брюхо, нахмурился, выдохнул сквозь сжатые губы и несколько раз покривился. Напомнил мне человека, которого мучают газы и он придумывает, как бы поинтеллигентнее пернуть. Сказал, что я выдвигаю серьезные обвинения. «Да чего уж, – сказал я, – убийство и попытка убийства. Не до шуток». Когда он уходил, то старался не встречаться со мной взглядом. Он прямо ничего не сказал, но…
– Политик, – процедил Орен.
– Но я рассудил по его неловкости, что у него какие-то проблемы с моим рассказом.
– Верно.
– Какие же?
– Не буду утомлять тебя подробностями, – сказал Орен. – Видит бог, он меня довел до ручки. Минут тридцать он заикался и бормотал, надувал щеки, но ничего…
– Путного не сказал, – закончил за него Вик. Орен потрепал трехцветную ленту, которой были связаны безобразные гвоздики. Искоса взглянул на Вика.
– Ты должен попробовать поставить себя на его место, Вик, – пробормотал он.
– А пошел он на хер! Пока он не потеряет два литра крови, пока его яйца не распухнут до размеров шаров для боулинга и ему не засунут трубку в член, не советуй мне встать на его место.
– Я знал, ты разозлишься, когда я это скажу…
– Так не говори.
– Но если взглянуть на дело с его точки зрения, он прав.
– Если бы я мог тебе вмазать, я бы обязательно это сделал.
– Я знал, что ты разозлишься, – вздохнул Орен. – Слушай, Вик, окружному прокурору не нужны неприятности, все правильно, но…
– Он – старая баба!
– Наверное, но на этот раз он прав. Если отбросить все несущественное, у нас на Лозадо ничего нет.
– Лозадо, – огрызнулся Вик. – Он на всех нагнал страху, верно? Да он надрывает себе живот от смеха, глядя на нас.
Орен подождал несколько секунд, дал себе остыть и продолжил:
– Все улики косвенные. Лозадо знает тебя. Он знал Салли Хортон. Связь есть, но где мотив? Если вдруг нам дико повезет и большое жюри привлечет его к суду, мы никогда не сможем состряпать против него дело. Мне дали три дня, чтобы я что-нибудь раскопал. Как всегда, он не оставил ни малейшего следа. У меня ничего нет.
– Кроме моих показаний. Орен обиделся:
– Окружной прокурор покопался в ваших отношениях с Лозадо. Он не забыл, что случилось. Так что веры тебе не слишком много.
Против этого трудно было спорить. Орен уселся в зеленое виниловое кресло и уставился в пол.
– У меня нет выхода. Придется его выпустить. С большим трудом мне удалось достать ордер на обыск. Мы перетряхнули его квартиру. Ничего. Ни малейшей зацепки. Даже его скорпионы выглядят стерильными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88