– Мой господин звал меня? – спросил появившийся слуга.
– Окати-ка водой вот это, – презрительно кивнул на Брима Аристон. – Судья уже здесь?
– Да, мой господин.
– Попроси его войти и засвидетельствовать сделку. Нет, погоди, пусть сначала Евризак и Пактол принесут весы. Потом прикажи служанкам помочь госпоже. Ну а судью введи в последнюю очередь, – распорядился Аристон.
Впоследствии слухи об этой необычной сделке разнеслись по всем Афинам; само собой разумеется, что ни сам астуном, ни слуги, присутствовавшие при ней, не стали держать язык за зубами. Итак, двое слуг внесли в зал огромные весы, вроде тех, что использовались в мастерских Аристона для взвешивания металлических слитков, а так-?/-е готовой продукции: мечей, наконечников копий, ножей, нагрудников, наголенников, щитов. За ними вошли еще четверо, сгибаясь под тяжестью огромных мешков. Затем двое слуг внесли на носилках Хрисею. Надутый и важный астуном, или окружной судья, вошел последним и сел на отведенное ему место.
Увидев отца и братьев, Хрисея вздрогнула; страх промелькнул в ее глазах. Халкодон и Пандор злобно смотрели на нее, так, как женщины обычно смотрят на удачливую соперницу – строго говоря, в глубине души они именно так себя и чувствовали; Брим же сидел на скамье, ошалело мотая головой, его мясистое лицо не выражало ничего, кроме тупого изумления, вода капала с его хитона на мраморный пол, и между его сандалиями уже образовалась изрядная лужа.
– Мой господин, – обратился Аристон к судье, – я прошу тебя засвидетельствовать торговую сделку. Эти благородные господа пришли сюда затем, чтобы продать мне свою сестру.
Хрисея громко ахнула.
– При сложившихся обстоятельствах они могли бы потребовать, чтобы я своей кровью искупил то, что они, будучи в неведении относительно некоторых фактов, которые я не намерен кому-либо сообщать, могли бы с определенными основаниями расценить как покушение на честь этой благородной дамы и, соответственно, их семьи. Но они предпочли этого не делать. Как видишь, они пришли без оружия, намереваясь поторговаться, повыгоднее продать то, что нельзя ни продать, ни купить, то, что для меня бесценно; любовь моей госпожи и право обладать ею, – то, что принадлежит ей, и только ей. Что же, да будет так! Но прежде всего я хочу заверить госпожу Хрисею, – продолжал Аристон, – что эта омерзительная сделка не имеет к ней никакого отношения. Я плачу только для того, чтобы навсегда избавиться от этих трех сикофантов; я клянусь, что никогда не унижу ее даже самой мыслью, что ее благосклонность, ее тело, ее любовь могут быть куплены за эти деньги. Если же, восстановив свои силы, она захочет покинуть мой кров, она сможет уйти, когда того пожелает. Печаль моя будет велика, но все это ни к чему ее не обяжет! – Он повернулся к ней и мягко сказал: – Хрис, любовь моя!
– Да, Аристон? – прошептала она.
– У тебя хватит сил встать на весы? Хрисея безмолвно покачала головой.
– Тогда положите ее на них прямо на носилках, – распорядился Аристон. Он повернулся к Пандору и его сыновьям и произнес спокойным размеренным голосом: – Я предлагаю вам столько серебра, сколько весит моя госпожа, за то, что вы никогда не ступите на порог моего дома, никогда больше не предъявите мне никаких претензий, а также за ваше торжественное обещание не чинить препятствий моему браку с госпожой Хрисеей после того, как я найду способ стать гражданином этого полиса. Ну как, согласны?
Они сидели и смотрели на него, не в силах вымолвить ни слова. Аристон кивнул слугам. Они развязали мешки и стали ссыпать серебряные мины на весы. Да, это были не драхмы, а мины, каждая стоимостью в сто драхм. Казалось, что глаза Брима вот-вот выскочат из орбит. А Халкодон вскочил на ноги и затанцевал вокруг Аристона.
– Согласны! – завизжал он, его тоненький голосок дрожал от возбуждения.
– Согласны! Согласны! Согласны!
– Ну а ты, Пандор? – осведомился Аристон. – Подумай, над сколькими беспомощными плачущими мальчиками-рабами сможешь ты надругаться с такими деньгами! А ты, Брим. Да ты сможешь купить все публичные дома Пи-рея, завсегдатаем которых являешься. Ну так что скажете, о благородные господа? Разве ваша честь не стоит этого серебра? Разве таких тварей, как вы, нельзя купить? Достаточно одного вашего слова, и мы подпишем эту бумагу, чтобы вы в дальнейшем от него не отказались – ибо ваше слово, по моему глубокому убеждению, стоит ровно столько же, сколько и ваша честь. Ну что, калокагаты, софруны, променстры – благородные изысканные сводники, – что вы на это скажете?
Хрисея уже рыдала навзрыд.
– Отец! – всхлипывала она. – Брим! Халкодон! Не надо! Не подвергайте меня такому позору! Я умоляю вас! Не надо!
Но они даже не взглянули на ее страдальческое заплаканное лицо; их взор не мог оторваться от этого звенящего, сверкающего серебряного потока, льющегося в чашу весов.
– Согласны, – прошептали они. Затем голоса их зазвучали все громче и громче. – Да, о великие боги! Клянемся Зевсом Громовержцем, мы согласны!
Спустя месяц после той роковой ночи, Хрисея подошла к его кровати. Она присела на ее край и пристально посмотрела на него; ее глаза сверкали, как молнии, на ее неподвижном мертвенно-бледном лице.
– Ты когда-нибудь собираешься использовать то, что купил? – прошептала она. – Этот кусок плоти, из которого, как я слышала, мужчины умеют извлекать для себя наслаждение? Вот я вся перед тобой. Я принадлежу тебе. Ты щедро заплатил за меня. И я не вправе лишать тебя удовольствия, которое ты приобрел за такие деньги. Ну так бери же свою рабыню, свою наложницу. Аристон! Сорви с нее одежду! Растерзай ее плоть! Навались на нее! Торжествуй! Надругайся!
Он печально улыбнулся ей.
– Хрис, – сказал он, – ты ничего не понимаешь.
– Чего я не понимаю?
– Самого главного. Видишь ли, женщину нельзя купить. Даже самую последнюю порну. Те, кто ходят к шлюхам, просто обманывают себя. Жалкое притворство, грубую подделку – вот все, что они получают вместо любви. От тебя мне этого не нужно. Мне не нужно даже наслаждений – я имею в виду для себя одного. Ибо любовь может быть только взаимной, или это не любовь. Я готов ждать – годы, вечность, если понадобится, пока ты не придешь ко мне сама и не принесешь мне в протянутых руках свое сердце. И я увижу нежность в твоих глазах. И тебя охватит желание, перед которым померкнет моя собственная страсть. Да, я хочу, чтобы ты подарила мне свое тело, но вместе с ним я хочу получить и твою душу. И я хочу отдать тебе всего себя – и тело, и душу. Я хочу, чтобы ты никогда не поднималась с нашего ложа, не испытав высшего блаженства, не получив наслаждение гораздо большее, чем мое.
Ее огромные раскосые, как у лани, глаза широко раскрылись от удивления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135