Ну а если рассуждать конкретнее, то Аристон погибнет из-за своей неудачи, из-за совершенных промахов. Если бы он не побоялся вторично пережить унижение порки, то стащил бы козленка у более культурных равнинных периэков, живших по соседству со спартанским полисом. Они, конечно, тоже погнались бы за ним, но его жизнь не зависела бы от исхода погони. Жители равнины не стали бы убивать его (точнее, никогда бы не осмелились). В худшем случае, не сумей он оторваться от преследователей, они вошли бы в гимнасий (периэки имели на это право, так как считались свободнорожденными) и обвинили бы Аристона в присутствии наставника. В результате педоном вернул бы им козленка, а Аристона стегали бы кнутом до крови. Так полагалось. Если же Аристону удалось бы скрыться от погони в лощине, тот же самый педоном поставил бы Аристона на пьедестал и до небес превозносил бы его отвагу и хитрость. Ибо, как справедливо заметил дядя Ипполит, не пойман – не вор."Дурак! – мысленно ругал себя Аристон. – Набитый дурак! Рисковать собственной шкурой из-за любви к тому, кто тебя презирает?! Лизандр даже не заплачет, узнав, что эти волки разорвали тебя в клочки. И – можешь не сомневаться! – пальцем не пошевелит, чтобы за тебя отомстить!»
Аристону не хотелось теперь думать о Лизандре, потому что и эти воспоминания терзали душу. Однако он ничего не мог с собой поделать. Он был влюблен в Лизандра с двенадцати лет, с тех пор, как подрос и узнал, что такое томление плоти и тоска желания. Причем не один Аристон сох по Лизандру. Тот отличался сказочной красотой, и три четверти мальчиков в гимнасии были в него влюблены. Слава о прекрасном юноше распространилась и за пределами гим-насия: всякий раз, когда Лизандр скинув, по спартанскому обычаю одежду и сверкая своей ослепительной наготой, участвовал в спортивных состязаниях – метал диск или копье, боролся, дрался на кулаках или бегал на длинные дистанции, – толпы взрослых мужчин и даже женщин стекались, чтобы полюбоваться на него. До чего ж омерзительно было слышать, как плешивые, тощие дядьки рассуждают о своей страсти к мальчику и умоляют его подарить им всего одну ночь. Особенно противно потому, что Аристон и сам лелеял подобные мечты.
Он вспомнил, как жаждал смерти, узнав, что Лизандр, в конце концов, взял себе в любовники взрослого мужчину. Но уже на следующий день – юность не в силах отказаться от надежды! – Аристон вновь, словно бесхребетный холуй, словно жалкая собачонка, плелся за прекрасным мальчиком. Из-за этой безмерной, безнадежной любви он, в сущности, и попал в переплет. Принеси он жирного козленка в гимнасии к общей трапезе, друзья сочли бы его героем. Может, и Лизандр соизволил бы тогда взглянуть на него и даже одарил бы улыбкой. А главное, Аристон стремился избежать новой порки в присутствии Лизандра, ибо не мог видеть, как это томное, капризное и прелестное лицо приобретает – что слишком часто случалось в последнее время – равнодушное или даже насмешливое выражение. Именно поэтому Аристон забрел так далеко в поисках добычи: он жаждал снискать благосклонность обожаемого красавца. И теперь из-за своей романтической глупости ока– зался у врат Аида и мог с минуты на минуту превратиться в тень, обреченную вечно стенать в унылом мраке.
Путь вверх по горе Парной, в селение периэков, занял целый день. Расстояние, которое Аристон, несясь сломя голову, пробежал за каких-нибудь два часа, теперь приходилось упорно преодолевать дюйм за дюймом, карабкаясь вверх по уступам. Вдобавок периэки были обременены увесистой ношей. При всей своей стройности Аристон оказался не из легких, ведь мышцы у него были каменные. Так что уже начало смеркаться, когда в воздухе запахло дымом очагов, и Аристон понял, что деревня недалеко. Вскоре он услышал женский гомон. А еще через мгновение женщины окружили Аристона и его преследователей.
Он сделал непроницаемое лицо, стараясь не выказывать страха, а женщины подошли поближе и глядели на него во все глаза. Аристон впервые позавидовал афинянам, ведь, если верить рассказам дяди, они не позволяли своим женщинам таскаться куда им вздумается, а держали их дома, под замком. В отличие от афинянок все лакедемонянки независимо от социального положения были самыми свободными женщинами в мире. Спартанки шокировали своей дерзостью чужеземцев, однако потом жители других городов Эллады понимали, что подобное поведение еще ничего не значит, ибо они имеют дело с самыми целомудренными и верными женами на всем белом свете.
Аристон поглядел на неопрятных периэкских женщин. Вообще-то он испытывал по отношению к женскому полу двойственные чувства. Аристон обожал свою мать Алкмену, но, кроме нее и рабынь, ни с какими женщинами не общался, даже не разговаривал с тех пор, как ему исполнилось семь лет и его забрали из дому, чтобы он там не изнежился. Аристон знал, что мальчики постарше путаются с девчонками, спят с ними и даже похваляются этим, расписывая свои восторги. Но у него не укладывалось в голове, как можно ПОЛЮБИТЬ женщину. Да и юношам, спавшим с ними, мысль о любви казалась примерно такой же непостижимой. Женщина была наседкой, и, когда мужчине исполнялось тридцать лет, герусия обязывала его жениться, поскольку полис нуждался в воинах. Аристон не сомневался, что спать с женщинами приятно; он подозревал, что плотская любовь вообще приятное занятие, неважно, с кем или с чем ты совершаешь любовный акт. Но как можно любить безмозглое существо? И потом женщины такие безобразные! Эти узкие плечи, широкие бедра, громадные шары грудей… фу! Он пока ни с кем не спал, но мечтал когда-нибудь разделить восторг любви с Лизандром.
Да, из-за этой великой любви он и сохранил до сих пор целомудрие. Ведь, по правде говоря, Аристон был тоже красив, почти как Лизандр, и на него заглядывались мальчики, мужчины и даже девушки.
Аристон этого не знал, но в его облике было нечто, предопределившее ход дальнейших событий: из всех мальчиков гимнасия только у него и у Лизандра были светлые волосы. Его предки-дорийцы пришли с севера, может быть, даже из краев, где обитали балто-тевтонские племена. Но, прожив несколько веков в Элладе, они растворились среди темноволосых людей, хотя чрезвычайно кичились чистотой своей крови. И действительно, спартанцы смешивались с чужаками гораздо реже, чем остальные народы. Среди спартанских мальчиков нередко попадались голубоглазые и сероглазые с каштановыми волосами, они резко отличались от черноголовых коренных эллинов. А порой из-за причудливого смешения кровей в облике юных дорийцев и до-риек и вовсе проступали черты их северных предков. Лизан-дру и Аристону крупно повезло. Блондинов в Элладе так любили, что продавцы средств, осветляющих волосы, стали в греческих городах-государствах очень богатыми людьми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135