– Как в прошлый раз, когда я был у тебя дома? – осведомился Аристон.
Вдруг, к его удивлению, Алкивиад протянул руку и схватил его за плечо, стиснув с такой силой, что Аристону послышался хруст собственных костей. Взглянув в лицо новоизбранного стратега, Аристон понял, что Алкивиад дает ему знак замолчать.
– Благодарю за приглашение, – сказал Аристон, – но, к сожалению, я не могу его принять, Алкивиад. Я собираюсь завтра навестить Еврипида в его логове, а для этого мне надо встать пораньше.
– Ив самом деле, повидайся с ним, – неожиданно сказал Перикл. – Я был у него два дня назад, и он очень лестно отзывался о тебе. После того как твой покойный отец оплатил хор для его «Гекубы», а ты сыграл, кажется, Гектора, не так ли? С этими масками нетрудно и ошибиться.
– Да, Гектора, – подтвердил Аристон.
– Так вот, он все время сокрушался, что ты не стал профессиональным актером. Он говорит, что у тебя есть все – голос, внешность, манеры, чувствительность, чтобы преуспеть на этом поприще. А кроме того, твой визит пойдет ему на пользу. Он выгладит совершенно больным – работа над новой пьесой донельзя вымотала его. Он попытался прочесть мне кое-что из нее, но его хватило буквально на пару строк – не смог совладать с собственным голосом. И все равно то, что я услышал, – это просто чудо.
– Как она называется? – спросил Аристон.
– «Троянки», – сказал Перикл.
– Аристон, – вновь заговорил Алкивиад, и в его голосе, к вящему изумлению Аристона, ясно чувствовались тревожные нотки. – Так ты точно не придешь ко мне на ужин?
– Я не смогу, Алкивиад. Мне очень жаль, но… В этот момент Алкивиад снова схватил его за руку.
– Тогда давай отойдем на минуту. Аристон, – сказал он. – Мне нужно поговорить с тобой наедине. Прошу извинить нас, калокагаты!
Они отошли на несколько родов.
– Аристон, – прошептал Алкивиад, – я об этой дурацкой истории с переодеванием, о которой ты упомянул, – ты ведь не станешь распространяться о ней? Я хочу сказать, если она опять всплывет. А я боюсь, что так оно и случится. И тогда мне конец. Но ему понадобятся свидетели, которые сами не принимали в этом участия, и ты…
– Кому понадобятся свидетели?
– Фессалу, сыну Цимона. Я все эти годы откупался от этого жалкого сикофанта. До сих пор он держал язык за зубами, но теперь, когда я возглавил экспедицию, он из зависти…
Аристон сухо улыбнулся.
– Поскольку я не могу погубить тебя, не погубив при этом Афин, ты можешь рассчитывать на мое молчание, о великий стратег! – сказал он.
– Я вижу, ты смеешься надо мной, – сказал Алкивиад. – Но я хочу кое-что сказать тебе, Аристон. И запомни хорошенько мои слова! Какие бы другие обвинения ни были выдвинуты против меня после нашего отплытия – а что-то обязательно произойдет, это так же верно, как то, что Зевс правит Олимпом, – эти обвинения будут ложными. Ты веришь мне?
– Нет, – коротко ответил Аристон.
– Клянусь могилой Гиппареты, – тихо произнес Алкивиад. – Теперь ты мне веришь?
Аристон окинул его долгим испытующим взглядом. Затем он заговорил, и в его голосе не было ни тени сомнения.
– Да, Алкивиад. Теперь я тебе верю.
Глава XVII
Когда Аристон вылез из лодки в маленьком заливе у пещеры Еврипида, навстречу ему вышел Цефизофон, секретарь великого поэта. По его мрачному темному лицу было ясно видно, что он считает данный визит крайне нежелательным и намеревается сообщить непрошеному гостю, что поэт не в настроении или слишком болен, чтобы принимать посетителей.
Затем, на глазах Аристона, выражение лица Цефизофо-на стало меняться. Его глаза сузились, придав всему его облику несколько задумчивый вид. Затем они прояснились, и секретарь склонился в низком поклоне.
– Добро пожаловать, о благородный сын Тимосфена! – торжественно произнес он.
Аристон стоял на каменистом берегу залива, разглядывая Цефизофона. Внутренний голос говорил ему, что что-то здесь было неладно. Прежде всего, приветствие прозвучало чересчур напыщенно. «Аристон, сын Тимосфена» было бы вполне достаточно. Ибо Тимосфен, усыновляя спартанского мальчика, который привлек его своей красотой и сильным сходством с его покойным сыном Феоалидом, помимо всех прочих неудобств должен был отказаться от всяких надежд передать ему свой титул. Если бы Тимосфен усыновил афинского гражданина, его новый сын автоматически стал бы эвпатридом, благородным, как сам Тимосфен. Но усыновив в своем слепом сентиментальном порыве безродного метека, он не мог сделать его эвпатридом так же, как и гражданином полиса.
И все это было прекрасно известно Цефизофону. Аристон улыбнулся темнокожему секретарю слегка насмешливо.
– Эта твоя новоявленная угодливость не украшает слугу такого господина,
– сказал он. – Кроме того, не забывай, что я давно тебя знаю и у тебя никогда не было недостатка в гордости. Ты прекрасно знаешь, что я не благородный. Я просто Аристон Оружейник, Аристон Метек, или, если угодно, любовь отца ко мне, моя любовь и преклонение перед его памятью дают мне право называться Аристоном, сыном Тимосфена. А теперь скажи мне, как поживает твой господин?
– Плохо, – грустно сказал Цефизофон. Последовала долгая пауза, во время которой он смотрел на Аристона глазами, выдававшими его душевное смятение.
– Говори, о Цефизофон! – приказал Аристон.
– О молодой господин, я… – Эфиоп запнулся. – Нет, я не смею. Но может, ты сначала поговоришь с Мнесилохом?
– Ну разумеется, – согласился Аристон.
Мнесилох был тестем Еврипида и, что гораздо важнее, его близким другом. «Куда лучшим, – мрачно подумал Аристон, – чем его жена или трое сыновей, ни один из которых не остался с ним после того как этот старый крикливый демагог Клеон привлек его к суду за богохульство. И даже несмотря на то, что Еврипид был оправдан, ни одному из его сыновей не хватило мужества на…»
Его мысли переключились на главный вопрос. Почему, о великая Афина, люди так ненавидят Еврипида? Эти слухи, что Хорила, его жена, часто наставляет ему рога, – слухи, лишенные малейшего основания, но повторяемые с каким-то злым удовлетворением всеми Афинами, – опять же, откуда это? Почему люди утверждают, что его мать якобы была зеленщицей, торговавшей горькой травой, которую едят только во время голода? А эти смехотворные обвинения, что поэт ненавидит женщин – это он-то, в чьих пьесах женские роли всегда сильнее и лучше мужских?
Все это, на первый взгляд, было совершенно необъясни– мо, но Аристон почувствовал, что он близок к разгадке. «Я сейчас поговорю с Мнесилохом, – подумал он, – а потом попробую вытащить Еврипида из его раковины, вызвать его на откровенность – его, практически никогда не рассказывающего ничего о себе, – прежде чем беспокоить его моими проблемами. Разумеется, если он не слишком болен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135