– В новостях сказали, что это преступление на расовой почве: сначала София Хабиб, теперь эти.
Он не ответил, и, взглянув на него, она поняла, что он не услышал. Они закончили готовить в тишине и стали есть.
– Заявление Софии утвердили как раз в день смерти, – сказал Рикмен.
Грейс отодвинула тарелку:
– Уверен, что именно ее?
– Я устал. И мои мозги работают по принципу: никаких всесторонних подходов, никаких скачков фантазии. Почему же это должна быть не она?
Грейс пожала плечами:
– Возможна тысяча причин. Понимаешь, я подумала о том, как это могло произойти, а не почему.
– Ну ладно, – сказал Рикмен. – Я слушаю.
– Для большинства людей все иммигранты на одно лицо. И если кто-то присвоил ее карточки на получение пособия… – Грейс склонила голову. – Она к тому же не жила в предписанном ей временном жилье.
. – Ну да. – Он жевал в задумчивости. – Ее там несколько недель не видели.
– У чиновников по этому поводу совесть чиста, – продолжала Грейс. – Ищущие убежище должны постоянно проживать по предоставленному им адресу, в противном случае они лишатся пособия и всех остальных преимуществ.
– Но власти не узнают о подобных случаях, поскольку другие иммигранты не спешат сообщать об этом. Да и потом: София получала пособие, так же как и почтовую корреспонденцию, – перебил Рикмен.
– Возможно. А возможно, кто-то взял ее почту раньше нее и получил деньги от ее имени.
– Это действительно возможно, – согласился Рикмен со вздохом. – Почему она ушла из своего временного жилья, рискуя не получить статус беженки?
– Наркотики? – предположила Грейс.
– Мы все еще не получили токсикологическое заключение, но патологоанатом сказал, что явных следов интоксикации не было.
– Явных может и не быть, – сказала Грейс. – Люди подсаживаются на кокаин или героин чрезвычайно быстро, и поначалу признаки наркотической зависимости незаметны.
Рикмен кивнул:
– Я проверю это в первую очередь.
Он закончил есть, аккуратно положил нож и вилку. Когда он снова заговорил, Грейс почувствовала, что ему неловко, возможно, даже стыдно.
– Твоя подруга, Наталья…
– Да?
– Она по характеру своей работы должна знать людей, к тому же она сама беженка…
– Скажи, а ты не предлагал ей сотрудничать с полицией?
Рикмен кивнул. Грейс вспомнила сцену, которую устроила Наталья в кабинете в тот день, когда она упомянула Софию Хабиб.
– А ты не помнишь, как она из-за тебя разнервничалась, Джефф?
– Ну, если бы ты ей объяснила…
– Объяснила что? Что ты хочешь, чтобы она доносила на людей, которые ей доверяют?
– В твоих устах это звучит зловеще.
– А как иначе, если иммиграционный чиновник при поддержке полиции может в любое время постучать в твою дверь, даже среди ночи, и отправить тебя в тюрьму?
Рикмен отозвался скептически:
– Но ведь не без причины.
– Не ответил на письмо? Пропустил собеседование? Я не назвала бы это причиной, особенно если письма написаны на английском и, возможно, получатель ничего не понял.
– Вот поэтому им и предоставляется бесплатная юридическая помощь. За это и получают деньги солиситоры.
Она подняла брови.
– А если солиситор высылает предписания всего за неделю, не отвечает на их звонки и все услуги оказывает с опозданием? – Она остановилась, внимательно глядя на него. – Ты что, не знал? – спросила с удивлением.
Он пожал плечами и поднялся помочь ей с посудой:
– Я считаю, система устроена с большим к ним сочувствием.
Грейс фыркнула:
– Сочувствие! Не смеши меня!…
– Ну, будет. Я на их стороне, Грейс. Я только пытаюсь найти возможность предотвратить дальнейшее кровопролитие.
– Я знаю это, Джефф, – сказала Грейс с убеждением, – но они не верят тебе. Они даже друг другу почти никогда не верят. – Она вздохнула и продолжила: – Никак я не пойму, что заставляет человека постоянно искать различия между собой и… другими. Это начинается на спортивных площадках, а заканчивается в местах массовых расстрелов. Семья, нация, раса. Высокие понятия. Но в конечном итоге значение имеет только биохимическая реакция: совместима чья-то кровь с твоей или не совместима. Если речь идет о жизни и смерти, кого волнует, к какой расе принадлежит донор?
Рикмен нахмурился:
– Я никогда об этом так не думал. Мне кажется, что дело не в совместимости, а в возможности отождествления себя с какой-то группой – тогда не чувствуешь одиночества.
Он отлично знал это по себе: в университете он то и дело записывался в общества и спортивные команды, практически каждый курс в новые, пытаясь найти группу, в которой не чувствовал бы отторжения. В результате он почувствовал себя на месте, только когда поступил в полицию. Здесь он обрел ощущение собственной значимости и семьи. То, чего он раньше никогда не испытывал.
– Но принадлежность к одной какой-то группе, классу, расе или нации автоматически отделяет тебя от других, – признал он.
– И порождает предрассудки и представление об избранности, культивирует преданность не всегда достойным идеалам, – продолжила его мысль Грейс.
Рикмен сгреб последний кусок своего тоста в корзину и сложил тарелки в посудомоечную машину. Этот разговор вернул его к неприятным воспоминаниям об истории с пропажей крови, об истинных причинах которой он так и не мог заставить себя рассказать Грейс.
– А преданность идеалам приводит к поискам компромисса, – сказал он, зная, что говорит двусмысленно.
– В области нравственности?
Он улыбнулся:
– Ты же осуждаешь меня за осведомителей.
Грейс на улыбку не ответила.
– Мы опять вернулись к работе?
Он взглянул на Грейс – она давала ему шанс признаться.
– Ведь не только врачи соблюдают конфиденциальность, – сказал он с усмешкой, переводя все в шутку.
Боль и разочарование блеснули в ее глазах.
– Тобой движет только необходимость сохранять конфиденциальность или инстинкт самосохранения?
– По правде? Понемногу и того и другого. – Он привлек ее к себе и поцеловал.
Немного погодя она прервала поцелуй и положила голову ему на грудь:
– Ты же знаешь, что можешь доверить мне все? Знаешь, Джефф?
– Конечно.
Но есть вещи, о которых он никогда не сможет ей рассказать. Грейс по роду своей деятельности, да и по характеру своему, просто не способна до конца его понять: недоверие, подозрительность, жестокость – это, увы, его мир. Как вспышка – его окровавленный кулак врезается в чужую плоть. Брызги слюны и крови. Вопли боли и страха. Как он сможет оправдать такого рода нравственный компромисс?
Глава 21
Мирко Андрич припарковался на стоянке для жильцов дома, в котором он снимал квартиру. В этот момент какой-то человек выскользнул из тени дверного проема и заспешил в его сторону. Шаловливый ветер подхватил полы расстегнутого пальто Андрича и захлопал ими, приглушив звук шагов за спиной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95