..
Это лицо он хорошо знал.
Она стала старше. Но эти карие глаза нельзя не узнать.
Фрейя, дочь Римо и Джильды из Лаклууна.
А за ней — огромное глиняное чудовище, принявшее форму Кали Пожирательницы.
Каждая частица энергии требовала нанести смертельный удар. Но убить демона Кали значило забрать жизнь единственной дочери Римо.
Сверкающие ногти скрылись в рукавах кимоно, и лицо мастера Синанджу стало суровым.
— Поздравляю, нечистая. Ты выбрала хозяйку, которую я не смею убить.
— Изыди, старик! — сказал голос. Это был голос Фрейи, но в нем звучало эхо векового зла.
Глаза Чиуна метнулись к Римо, стоявшему в стороне. Темные глаза его застыли, лицо дергалось от противоречивых чувств. Он видел и не видел одновременно.
Чиун обратился к аватаре Кали:
— Я не могу убить тебя, это правда. Но это не означает, что я не могу обуздать тебя или выгнать из той невинной души, которой ты овладела.
Фрейя встала. Четыре ее руки протянулись в стороны, как стрелки сумасшедших часов. Чиун видел перед собой юную женщину. Более не ребенок, но еще не совсем женщина.
— Уходи, пока еще можешь стоять на ногах, — прошипела она.
Отступив на шаг, сказал с нажимом:
— Я уйду. Но сын мой пойдет со мной.
— Уходи, но отец мой останется здесь, ибо я знала, что он придет, не знала лишь, что так скоро.
— Я не уйду без Римо, — настаивал Чиун.
— Ты должен был бы спросить у моего отца, хочет он этого или нет, — предложила Фрейя-Кали, и глаза и губы ее так же сочились ядом, как ее слова.
Чиун повернулся.
Римо стоял в тени, и глаза его сверкали во впадинах лица черепа. Выражение лица невозможно было прочесть.
— Сын мой. Говори со мной...
Прозвучали слова, обернутые заполнившей мир болью:
— Чиун. Это Фрейя.
— Нет. Не Фрейя говорит с тобой, но дух Кали.
— Чушь! — Римо сорвался в гнев. — Не верю! Только не Фрейя. Никто не сделает такого с моей дочерью!
— Поверь, ибо это правда.
Римо ступил два трудных шага вперед. Руки его беспомощно и просительно взметнулись, а глаза отвернулись, чтобы не видеть четырехрукое существо.
— Чиун, я ничего не понимаю. Помоги мне.
— Я здесь ничего не могу сделать, — грустно проронил мастер Синанджу. — Я не могу убить это существо с двумя душами, из которых одна невинна, а другая — воплощенное зло. Ибо убиение зла принесет смерть невинной. Она твоей крови, и она всего лишь ребенок. Мы должны отступить.
Римо упрямо сжал кулаки.
— Я никуда не уйду. Без моей дочери — никуда.
И холодно повелел голос Фрейи-Кали:
— Ты останешься, плоть моей заемной плоти. Другой должен уйти.
Чиун посмотрел на Римо лишенным эмоций взглядом.
— Сын мой, перед тобой чрезвычайно трудный выбор. Пойти со мной — значит обрести безопасность. Остаться — опасность страшнее, чем ты можешь себе вообразить.
Темные глаза Римо метнулись к четырехрукому созданию, облаченному в желтый шелк.
— Она не тронет меня. Это моя дочь.
— Она — существо с четырьмя руками и демонической похотью. Она видит в тебе всего лишь давнего любовника. Она ищет близости с тобой. Для танца Тандавы.
— Не знаю я, о чем ты говоришь, — запальчиво произнес Римо.
— Тандава — это танец, который положит конец Вселенной и всем ее обитателям. Тебе. Мне. И твоей дочери-заложнице.
— Ерунда. Послушай, хватит пудрить мне мозги. Я должен остаться. Должен здесь разобраться.
— Римо... — начал было Чиун.
— Ты получил свой ответ, — раздалось шипение Кали из щели накрашенных желтых губ. — Теперь уноси свою жалкую жизнь и позабудь все, что ты видел и слышал. Ибо ты не смеешь коснуться моей невинной плоти, а я могу уничтожить тебя одним взглядом.
Чиун колебался. Повернувшись к Римо, он поклонился, очень осторожно.
— Я ухожу.
Римо колебался.
— Может быть, это и есть единственный выход, — неуверенно произнес он. — Может быть, мы сможем это распутать.
В голосе Чиуна прозвучал почти страх.
— Не поддавайся ее чарам, сын мой. Самое главное, не поддавайся ее чарам.
— Ради Бога, Чиун! Она же моя дочь.
— Она твой враг Она опутала тебя такими цепями, что даже мне их не разбить.
И с этими печальными словами мастер Синанджу, пятясь, вышел из комнаты, не повернувшись к врагу спиной и не сводя глаз с гипнотически колышущихся рук.
Оказавшись в коридоре, он пошел быстро. Подойдя к нише, он приготовился, как и раньше, и проскользнул обратно в главный зал. Второй раз это было легче. Шелк не цеплялся.
Не раньше чем его сандалии коснулись черных сверкающих плит, они, как будто по волшебству, стали прозрачными.
И мастер Синанджу увидел, почему оттуда слышались постоянное журчание и бормотание воды.
Снизу на него с тусклым, голодным огнем ожидания глядели чьи-то глаза.
И будто от удара невидимого молота внезапно ставший прозрачным пол разлетелся на мелкие осколки, и мастер Синанджу погрузился в самые горькие воды за всю свою долгую жизнь...
Глава 43
Сэнди Хекман с помощью карманного французского словаря вела беседу с капитаном «Арен сор».
Наконец она не выдержала.
— Либо вы черт знает как ломаете французский язык, либо вы вообще не франко-канадец.
— Та шо ты пристала! — неожиданно сказал капитан.
— Ньюфи? Так вы ньюфаундлендер!
— Ну все равно ничего не скажу, — сказал капитан. — Шо началось, то ни фига уже не остановишь.
— В таком случае можете считать себя военнопленным.
— Могу считать себя заложником экологических фарисеев.
— И этим тоже, если хочешь, — подвела итог Сэнди и пошла командовать обыском судна.
На верхней палубе оказалась фабрика по разделке рыбы, где пойманную рыбу превращали в филе и блоки для замораживания, которые пойдут потом на рыбные палочки. Сэнди вспомнила, что истощение трески и пикши в Северной Атлантике началось в пятидесятых с открытием рынка замороженных рыбных палочек — рынка, где очень скоро захватили господство канадцы.
Дойдя до нижних палуб, она напрочь забыла о рыбных палочках.
На двери висела табличка «Торпедный отсек» на английском и французском языках. Внутри оказались торпеды двух типов — с боеголовками и с приборами для загона рыбы. Там же были работающие на сжатом воздухе торпедные аппараты для запуска и приема торпед.
Торпедный экипаж в неподдельном удивлении уставился на гостей, потом хмуро сдался под прицелом винтовок М-16.
Капитана приволокли в торпедную и предложили на выбор — выложить все начистоту или чтоб его выложили на рыбный конвейер, где потрошат в буквальном смысле.
Капитан предпочел потрошение на допросе.
— Мы их зовем «рыбьи гончие» — они нам загоняют рыбу, куда мы хотим, — сказал он, показывая рукой на три торпеды в гнездах.
— Так это квебекская операция? — допытывалась Сэнди.
— Та шо я, на лягушатника похож?
— Не совсем, — признала Сэнди. — Кто вам отдает приказы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
Это лицо он хорошо знал.
Она стала старше. Но эти карие глаза нельзя не узнать.
Фрейя, дочь Римо и Джильды из Лаклууна.
А за ней — огромное глиняное чудовище, принявшее форму Кали Пожирательницы.
Каждая частица энергии требовала нанести смертельный удар. Но убить демона Кали значило забрать жизнь единственной дочери Римо.
Сверкающие ногти скрылись в рукавах кимоно, и лицо мастера Синанджу стало суровым.
— Поздравляю, нечистая. Ты выбрала хозяйку, которую я не смею убить.
— Изыди, старик! — сказал голос. Это был голос Фрейи, но в нем звучало эхо векового зла.
Глаза Чиуна метнулись к Римо, стоявшему в стороне. Темные глаза его застыли, лицо дергалось от противоречивых чувств. Он видел и не видел одновременно.
Чиун обратился к аватаре Кали:
— Я не могу убить тебя, это правда. Но это не означает, что я не могу обуздать тебя или выгнать из той невинной души, которой ты овладела.
Фрейя встала. Четыре ее руки протянулись в стороны, как стрелки сумасшедших часов. Чиун видел перед собой юную женщину. Более не ребенок, но еще не совсем женщина.
— Уходи, пока еще можешь стоять на ногах, — прошипела она.
Отступив на шаг, сказал с нажимом:
— Я уйду. Но сын мой пойдет со мной.
— Уходи, но отец мой останется здесь, ибо я знала, что он придет, не знала лишь, что так скоро.
— Я не уйду без Римо, — настаивал Чиун.
— Ты должен был бы спросить у моего отца, хочет он этого или нет, — предложила Фрейя-Кали, и глаза и губы ее так же сочились ядом, как ее слова.
Чиун повернулся.
Римо стоял в тени, и глаза его сверкали во впадинах лица черепа. Выражение лица невозможно было прочесть.
— Сын мой. Говори со мной...
Прозвучали слова, обернутые заполнившей мир болью:
— Чиун. Это Фрейя.
— Нет. Не Фрейя говорит с тобой, но дух Кали.
— Чушь! — Римо сорвался в гнев. — Не верю! Только не Фрейя. Никто не сделает такого с моей дочерью!
— Поверь, ибо это правда.
Римо ступил два трудных шага вперед. Руки его беспомощно и просительно взметнулись, а глаза отвернулись, чтобы не видеть четырехрукое существо.
— Чиун, я ничего не понимаю. Помоги мне.
— Я здесь ничего не могу сделать, — грустно проронил мастер Синанджу. — Я не могу убить это существо с двумя душами, из которых одна невинна, а другая — воплощенное зло. Ибо убиение зла принесет смерть невинной. Она твоей крови, и она всего лишь ребенок. Мы должны отступить.
Римо упрямо сжал кулаки.
— Я никуда не уйду. Без моей дочери — никуда.
И холодно повелел голос Фрейи-Кали:
— Ты останешься, плоть моей заемной плоти. Другой должен уйти.
Чиун посмотрел на Римо лишенным эмоций взглядом.
— Сын мой, перед тобой чрезвычайно трудный выбор. Пойти со мной — значит обрести безопасность. Остаться — опасность страшнее, чем ты можешь себе вообразить.
Темные глаза Римо метнулись к четырехрукому созданию, облаченному в желтый шелк.
— Она не тронет меня. Это моя дочь.
— Она — существо с четырьмя руками и демонической похотью. Она видит в тебе всего лишь давнего любовника. Она ищет близости с тобой. Для танца Тандавы.
— Не знаю я, о чем ты говоришь, — запальчиво произнес Римо.
— Тандава — это танец, который положит конец Вселенной и всем ее обитателям. Тебе. Мне. И твоей дочери-заложнице.
— Ерунда. Послушай, хватит пудрить мне мозги. Я должен остаться. Должен здесь разобраться.
— Римо... — начал было Чиун.
— Ты получил свой ответ, — раздалось шипение Кали из щели накрашенных желтых губ. — Теперь уноси свою жалкую жизнь и позабудь все, что ты видел и слышал. Ибо ты не смеешь коснуться моей невинной плоти, а я могу уничтожить тебя одним взглядом.
Чиун колебался. Повернувшись к Римо, он поклонился, очень осторожно.
— Я ухожу.
Римо колебался.
— Может быть, это и есть единственный выход, — неуверенно произнес он. — Может быть, мы сможем это распутать.
В голосе Чиуна прозвучал почти страх.
— Не поддавайся ее чарам, сын мой. Самое главное, не поддавайся ее чарам.
— Ради Бога, Чиун! Она же моя дочь.
— Она твой враг Она опутала тебя такими цепями, что даже мне их не разбить.
И с этими печальными словами мастер Синанджу, пятясь, вышел из комнаты, не повернувшись к врагу спиной и не сводя глаз с гипнотически колышущихся рук.
Оказавшись в коридоре, он пошел быстро. Подойдя к нише, он приготовился, как и раньше, и проскользнул обратно в главный зал. Второй раз это было легче. Шелк не цеплялся.
Не раньше чем его сандалии коснулись черных сверкающих плит, они, как будто по волшебству, стали прозрачными.
И мастер Синанджу увидел, почему оттуда слышались постоянное журчание и бормотание воды.
Снизу на него с тусклым, голодным огнем ожидания глядели чьи-то глаза.
И будто от удара невидимого молота внезапно ставший прозрачным пол разлетелся на мелкие осколки, и мастер Синанджу погрузился в самые горькие воды за всю свою долгую жизнь...
Глава 43
Сэнди Хекман с помощью карманного французского словаря вела беседу с капитаном «Арен сор».
Наконец она не выдержала.
— Либо вы черт знает как ломаете французский язык, либо вы вообще не франко-канадец.
— Та шо ты пристала! — неожиданно сказал капитан.
— Ньюфи? Так вы ньюфаундлендер!
— Ну все равно ничего не скажу, — сказал капитан. — Шо началось, то ни фига уже не остановишь.
— В таком случае можете считать себя военнопленным.
— Могу считать себя заложником экологических фарисеев.
— И этим тоже, если хочешь, — подвела итог Сэнди и пошла командовать обыском судна.
На верхней палубе оказалась фабрика по разделке рыбы, где пойманную рыбу превращали в филе и блоки для замораживания, которые пойдут потом на рыбные палочки. Сэнди вспомнила, что истощение трески и пикши в Северной Атлантике началось в пятидесятых с открытием рынка замороженных рыбных палочек — рынка, где очень скоро захватили господство канадцы.
Дойдя до нижних палуб, она напрочь забыла о рыбных палочках.
На двери висела табличка «Торпедный отсек» на английском и французском языках. Внутри оказались торпеды двух типов — с боеголовками и с приборами для загона рыбы. Там же были работающие на сжатом воздухе торпедные аппараты для запуска и приема торпед.
Торпедный экипаж в неподдельном удивлении уставился на гостей, потом хмуро сдался под прицелом винтовок М-16.
Капитана приволокли в торпедную и предложили на выбор — выложить все начистоту или чтоб его выложили на рыбный конвейер, где потрошат в буквальном смысле.
Капитан предпочел потрошение на допросе.
— Мы их зовем «рыбьи гончие» — они нам загоняют рыбу, куда мы хотим, — сказал он, показывая рукой на три торпеды в гнездах.
— Так это квебекская операция? — допытывалась Сэнди.
— Та шо я, на лягушатника похож?
— Не совсем, — признала Сэнди. — Кто вам отдает приказы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65