Зарекомендовал себя с самой лучшей стороны. Перед опричником он робел и прятал глаза, больше слушал, чем говорил.
Последним за стол уселся Аника-воин.
– Дело у нас будет особое, – сказал Басманов, – увезти из Дании принца Магнуса, претендента на престол.
Он обвел тяжелым взглядом всех присутствующих.
– Пока я не наговорил лишнего, хочу спросить: все ли готовы дальше служить царю-батюшке?
– От чего же, княже, обидеть ты нас хочешь? Или доселе мы своей кровью не доказали, что верны белокаменной Москве?
– Тут особый вопрос, боярин, и слова мои не к тебе. – Басманов вперил взгляд в смущенного датчанина. – Ты, Карстен, станешь драться за интересы московского престола? Ведь на той стороне вполне могут оказаться даны, одной крови с тобой?
– Нынешние правители моей родины мне не милы, – медленно и отчетливо произнес Роде. – Хотелось бы мне увидеть нового и справедливого короля для своей земли. Буду драться, как прежде.
И с наивной надеждой спросил:
– Ведь не придется нам бомбардировать с моря столицу? Жечь ядрами посады и мельницы?
– Бог даст – не случится. Войны у нас с Данией нет, тихо все сделаем – и не случится. Напротив, крепкий союзник будет у Руси в северной Европе.
Басманов забрал бороду в кулак, сощурился и спросил:
– А как пришлось бы бомбардировать города? Ушел бы со службы?
– Пожалуй, – сказал Роде. – Ушел бы. Опричник головой покачал.
– Другой воевода на моем месте уже бы в железа велел заковать за подобные речи.
– Знаю, не велишь.
– Не велю. Теперь к тебе, пан Соболевский, первая сабля флота нашего, слово. Был ты в своей отчизне, слышал о хоругвях, стянутых к Ливонской границе. Что станешь делать, случись неладное?
– Я много думал об этом. – Соболевский подбоченился, запустил большие пальцы рук за кушак, гордо сверкнул глазами. – На море готов я воевать хоть с самим чертом. А что до суши…
– Никто тебя не отправит для Иоанна Васильевича Смоленск отбивать, – усмехнулся Басманов, но глаза его при этом оставались холодными, цепкими. – Нанят ты лично мной, а значит, родом Плещеевых, для судового боя.
– Так, – сказал Соболевский, – судовую рать водил и водить буду в сечу.
– А для сухопутной войны есть на флоте вот они, – князь указал на ангмарца. – С честью несут славу корабельную по лесам и полям Аивонским.
Назгул слегка покраснел. «Надо будет ребятам сказать, – подумал он. – Впрочем, комплимент-то сомнительный. Выходит, во всех военно-морских силах мы самые беспринципные. Эдакие бультерьеры опричные, без страха и упрека… »
– Скрепим по новой наш союз, – поднял Басманов кубок. – Чтобы не случалось промеж нас раздоров и непонимания.
Осушив кубки, все стали ждать продолжения.
Аника с благодарностью поглядывал на опричного воеводу. Ведь и у казака тот мог спросить: пойдешь ли на Дон, огнем и мечом приводя к покорности тамошний вольный люд? Станешь ли мечом государевым на Днепре? Но не спросил.
Наконец князь заговорил:
– Магнуса держат на самой границе, в небольшой рыбачьей деревушке. Всей фортификации там – одна башня. Гарнизон – три десятка пикинеров, да ржавая пушка. Не ждут они нападения с моря, ожидая его со стороны сторонников юного принца из центральной части данской земли.
– Звучит очень просто, – заметил ангмарец. – Так в чем заковырка?
– Поблизости стоит конная тысяча, что может примчаться быстрее ветра. Так что делать все придется тихо и споро. Никто же не хочет устроить войну с Данией, побить пушечными ядрами кавалерию, положить под копыта малочисленные абордажные команды?
Никто, конечно, не хотел подобного исхода.
– Ярослав, как коней ертаулу передаст, назад воротится. Он нарисует на папире деревеньку. А уж вы подумайте, как подойти незаметно, как высадиться, как уйти неопознанными.
– А сам Магнус знает, что его похитят? – спросил Аника. – Или придется в мешке тащить?
– Мал он еще, – проворчал Басманов, – такие вещи знать. Есть среди его тюремщиков верный нам человек. Каждый день, начиная с послезавтрашнего, будет он зажигать на башне ночные огни.
– Это хорошо. – Роде теребил бороду, чувствуя азарт. – Лодки о камни может разбить, волной перевернуть, в море отнести. А так – хоть в пучине не заплутают. Как мошки на огонь пойдут.
– Ас чего ты взял, что там каменистый берег? – напряженно спросил Басманов.
– В Дании других мест не бывает, – усмехнулся Роде. – Как и в Норвегии или в земле карелов. Фиорды, оскаленные каменными клыками щели, устланные валунами гавани. Надо нам множество лодок заготовить. Да получше нынешних.
– Я с вами пойду, – заметил Басманов. – На берег не полезу, останусь на когге. Нужно мне с юным Магнусом разговоры долгие разговаривать, лепить из мальчика мужа.
– Все корабли вести, или оставить часть отпугивать купцов от Ревеля? – спросил датчанин.
– В этом году, – вздохнул Басманов, – не взять нам Ревеля, чую. Много тому причин, и не последняя – непокой в земле польской. Так что нам все едино – есть там припасы, или нет. Все одно – что купцы завезут, то они за зиму съедят.
– А прикрывать караваны новгородские оставим силы?
– Много воли взяли новгородцы, – заметил Басманов, думая о своем. – Привыкли к безопасной навигации, диктовать начинают Москве, как дела с соседями вести. Не помешает им вспомнить, что изобилие нынешнее на северо-западной Руси явилось не вдруг, а под жерлами каперского флота.
– Выходит, идем всей флотилией?
– Государь велел охранять Магнуса пуще зеницы ока. В нынешнее смутное время один друг на западе нам важнее, чем десять торговых караванов.
Глава 22
Сражение
Каперская флотилия с попутным ветром ушла далеко от ливонских берегов, а в открытом море повернулась на запад и двинулась в сторону Дании. Басманов вдруг начал жестоко страдать от морской болезни, чего с ним раньше не случалось. Видимо, начал все же сказываться возраст и беспокойный образ жизни последних лет.
Князь заметно нервничал. Понимал, что датское дело – наиважнейшее. Но в то же время из головы не шли поляки, копошащиеся в тылу Серебряного.
– Стоило дать ему добро на взятие Феллина, – размышлял вслух хворый князь, вышагивая вокруг карты. – Пусть и большой кровью, но взял бы без сомнения. А за стенами, да при полном нашем морском господстве не страшны бы ему сделались поляки.
Однако Очин-Плещеев, убывая на Вологодчину, намекнул родичу: – дескать, царь сам желает прибыть к войскам, возглавить штурмы самых знаменитых и крепких городов Ливонского Ордена.
Дело хорошее – при царе и обозные воеводы начинали резвее суетиться, и армия подтягивалась, творя чудеса. Вот только у великого князя московского отчета не потребуешь. Неясно, когда он соизволит явиться к полкам.
– Курбский тоже хорош, нечего сказать, лис старый, – бормотал опричник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Последним за стол уселся Аника-воин.
– Дело у нас будет особое, – сказал Басманов, – увезти из Дании принца Магнуса, претендента на престол.
Он обвел тяжелым взглядом всех присутствующих.
– Пока я не наговорил лишнего, хочу спросить: все ли готовы дальше служить царю-батюшке?
– От чего же, княже, обидеть ты нас хочешь? Или доселе мы своей кровью не доказали, что верны белокаменной Москве?
– Тут особый вопрос, боярин, и слова мои не к тебе. – Басманов вперил взгляд в смущенного датчанина. – Ты, Карстен, станешь драться за интересы московского престола? Ведь на той стороне вполне могут оказаться даны, одной крови с тобой?
– Нынешние правители моей родины мне не милы, – медленно и отчетливо произнес Роде. – Хотелось бы мне увидеть нового и справедливого короля для своей земли. Буду драться, как прежде.
И с наивной надеждой спросил:
– Ведь не придется нам бомбардировать с моря столицу? Жечь ядрами посады и мельницы?
– Бог даст – не случится. Войны у нас с Данией нет, тихо все сделаем – и не случится. Напротив, крепкий союзник будет у Руси в северной Европе.
Басманов забрал бороду в кулак, сощурился и спросил:
– А как пришлось бы бомбардировать города? Ушел бы со службы?
– Пожалуй, – сказал Роде. – Ушел бы. Опричник головой покачал.
– Другой воевода на моем месте уже бы в железа велел заковать за подобные речи.
– Знаю, не велишь.
– Не велю. Теперь к тебе, пан Соболевский, первая сабля флота нашего, слово. Был ты в своей отчизне, слышал о хоругвях, стянутых к Ливонской границе. Что станешь делать, случись неладное?
– Я много думал об этом. – Соболевский подбоченился, запустил большие пальцы рук за кушак, гордо сверкнул глазами. – На море готов я воевать хоть с самим чертом. А что до суши…
– Никто тебя не отправит для Иоанна Васильевича Смоленск отбивать, – усмехнулся Басманов, но глаза его при этом оставались холодными, цепкими. – Нанят ты лично мной, а значит, родом Плещеевых, для судового боя.
– Так, – сказал Соболевский, – судовую рать водил и водить буду в сечу.
– А для сухопутной войны есть на флоте вот они, – князь указал на ангмарца. – С честью несут славу корабельную по лесам и полям Аивонским.
Назгул слегка покраснел. «Надо будет ребятам сказать, – подумал он. – Впрочем, комплимент-то сомнительный. Выходит, во всех военно-морских силах мы самые беспринципные. Эдакие бультерьеры опричные, без страха и упрека… »
– Скрепим по новой наш союз, – поднял Басманов кубок. – Чтобы не случалось промеж нас раздоров и непонимания.
Осушив кубки, все стали ждать продолжения.
Аника с благодарностью поглядывал на опричного воеводу. Ведь и у казака тот мог спросить: пойдешь ли на Дон, огнем и мечом приводя к покорности тамошний вольный люд? Станешь ли мечом государевым на Днепре? Но не спросил.
Наконец князь заговорил:
– Магнуса держат на самой границе, в небольшой рыбачьей деревушке. Всей фортификации там – одна башня. Гарнизон – три десятка пикинеров, да ржавая пушка. Не ждут они нападения с моря, ожидая его со стороны сторонников юного принца из центральной части данской земли.
– Звучит очень просто, – заметил ангмарец. – Так в чем заковырка?
– Поблизости стоит конная тысяча, что может примчаться быстрее ветра. Так что делать все придется тихо и споро. Никто же не хочет устроить войну с Данией, побить пушечными ядрами кавалерию, положить под копыта малочисленные абордажные команды?
Никто, конечно, не хотел подобного исхода.
– Ярослав, как коней ертаулу передаст, назад воротится. Он нарисует на папире деревеньку. А уж вы подумайте, как подойти незаметно, как высадиться, как уйти неопознанными.
– А сам Магнус знает, что его похитят? – спросил Аника. – Или придется в мешке тащить?
– Мал он еще, – проворчал Басманов, – такие вещи знать. Есть среди его тюремщиков верный нам человек. Каждый день, начиная с послезавтрашнего, будет он зажигать на башне ночные огни.
– Это хорошо. – Роде теребил бороду, чувствуя азарт. – Лодки о камни может разбить, волной перевернуть, в море отнести. А так – хоть в пучине не заплутают. Как мошки на огонь пойдут.
– Ас чего ты взял, что там каменистый берег? – напряженно спросил Басманов.
– В Дании других мест не бывает, – усмехнулся Роде. – Как и в Норвегии или в земле карелов. Фиорды, оскаленные каменными клыками щели, устланные валунами гавани. Надо нам множество лодок заготовить. Да получше нынешних.
– Я с вами пойду, – заметил Басманов. – На берег не полезу, останусь на когге. Нужно мне с юным Магнусом разговоры долгие разговаривать, лепить из мальчика мужа.
– Все корабли вести, или оставить часть отпугивать купцов от Ревеля? – спросил датчанин.
– В этом году, – вздохнул Басманов, – не взять нам Ревеля, чую. Много тому причин, и не последняя – непокой в земле польской. Так что нам все едино – есть там припасы, или нет. Все одно – что купцы завезут, то они за зиму съедят.
– А прикрывать караваны новгородские оставим силы?
– Много воли взяли новгородцы, – заметил Басманов, думая о своем. – Привыкли к безопасной навигации, диктовать начинают Москве, как дела с соседями вести. Не помешает им вспомнить, что изобилие нынешнее на северо-западной Руси явилось не вдруг, а под жерлами каперского флота.
– Выходит, идем всей флотилией?
– Государь велел охранять Магнуса пуще зеницы ока. В нынешнее смутное время один друг на западе нам важнее, чем десять торговых караванов.
Глава 22
Сражение
Каперская флотилия с попутным ветром ушла далеко от ливонских берегов, а в открытом море повернулась на запад и двинулась в сторону Дании. Басманов вдруг начал жестоко страдать от морской болезни, чего с ним раньше не случалось. Видимо, начал все же сказываться возраст и беспокойный образ жизни последних лет.
Князь заметно нервничал. Понимал, что датское дело – наиважнейшее. Но в то же время из головы не шли поляки, копошащиеся в тылу Серебряного.
– Стоило дать ему добро на взятие Феллина, – размышлял вслух хворый князь, вышагивая вокруг карты. – Пусть и большой кровью, но взял бы без сомнения. А за стенами, да при полном нашем морском господстве не страшны бы ему сделались поляки.
Однако Очин-Плещеев, убывая на Вологодчину, намекнул родичу: – дескать, царь сам желает прибыть к войскам, возглавить штурмы самых знаменитых и крепких городов Ливонского Ордена.
Дело хорошее – при царе и обозные воеводы начинали резвее суетиться, и армия подтягивалась, творя чудеса. Вот только у великого князя московского отчета не потребуешь. Неясно, когда он соизволит явиться к полкам.
– Курбский тоже хорош, нечего сказать, лис старый, – бормотал опричник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76