Надтреснутые и почти совсем лишенные эмоций голоса, в которых Гюнтеру мнился топоток крысиных лап, хлопанье крыльев кладбищенских нетопырей, шорох выпархивающих из ножен клинков.
Но больше всего хозяина пугали их простые жестяные кольца, нарочито грубые и весьма неуместные на фоне толстых кошелей и изукрашенных ножен.
Знак Фемы, известный многими посвященным в Ливонии, сам по себе внушал почтение. Но чего бояться простому обывателю, который вряд ли мог попасть в поле зрения ночных хозяев страны? Гостили у Гюнтера многие курьеры фрау Гретхен с подобным знаком на кошелях, или серебряных побрякушках…
Но небрежение, с каким знаки были нанесены на жестяные кольца, сказало наблюдательному Гюнтеру
– Священство и рыцарство разоренной и поруганной дикарями орденской земли, – промямлил непьющий участник тайной вечери, – считают, что магистр Кестлер впал в греховную панику и всеми силами препятствует. победе христианского оружия над славянскими сарацинами.
– В то же самое время, – заметил Фелькензам, ковыряя в зубах деревянной вилкой, – Орден не может потерпеть смуты и шатания в своих рядах. Перед угрозой накатывающейся с востока орды мы должны остаться сплоченными!
«Есть по этому поводу отличная славянская поговорка, – про себя подумала Гретхен. – Что-то там про рыбку и еще что-то… нужно будет уточнить. Одним словом – хочется двух весьма различных вещей. Чтобы Орден остался единым, и война шла не как сейчас. А потому, любезные ночные рыцари из Фемы, сделайте, чтобы все стало именно так, как нам хочется».
– Смещать магистра – большая глупость, – согласно подкрутил ус поляк. – Именно такими словами проводил меня… один знатный господин, чье слово значит многое в Европе.
– Подобное мнение велено передать и мне, – поддакнул литвин.
– И только вам, – завершил мысль Фелькензам, – уважаемая фрау Гретхен, и представляемому вами ордену под силу убедить Кестлера отдать вожжи военной колесницы в руки более достойные.
– К сожалению, – с видимым усилием констатировал священник, с нескрываемой ненавистью глядя на Гретхен, – все остальные способы влияния на магистра использованы и не дали желаемых результатов. А ваше влияние на неразумного владыку ливонской земли, говорят, всеобъемлюще и прочно.
– Сие есть преувеличение, как и многие другие сказки о… нас.
Гретхен смахнула со скамьи невидимый сор и села, в очередной раз изучая лица собеседников.
Фелькензам. Этот молодчик действительно годится, как никто иной, на уготовленную ему судьбой незавидную роль. Бесстрашен, глуп, порывист. Много лет провел на Западе, в самой Аивонии всегда имел дело с южными соседями, славянами-католиками. Доказал, что не боится крови и славы мясника. В этом он значительно превосходит Кестлера.
В течение двух недель рыцарь взял штурмом занятые русскими замки, забив рвы трупами своих и чужих воинов, пока магистр с основной армией безучастно стоял под Рингеном. Противники войны на западе в Москве попрятались по щелям, чему в немалой степени способствовало появление там Басманова и остальных опричников. После гибели отрядов Репнина и Русина, падения замков и выхода передовых разъездов Фелькензама к Нарве даже самые ярые сторонники мира взбеленились.
Курбский получил от царя такой нагоняй, что сделался страшнее грозовой тучи, стал скликать разбредшиеся из-под Пскова полки, словно наседка разбежавшихся цыплят. Армия московитов очень скоро вновь двинется на запад.
Кестлер понял, что на большее его воинство не способно. Он ждет, когда с запада хлынут деньги, наемники, новейшее оружие, паладины, готовые умереть за веру. В силу тевтонских рыцарей он больше не верит.
Самое омерзительное, думала Гретхен, во всей этой истории: магистр чует, что дни Ливонии сочтены. «Это тебе не Фелькензам, – рассуждала она, вспоминая последний разговор с магистром. – От него-то не удалось утаить ни литовских, ни польских хоругвей, сосредоточенных на южных границах орденских земель. Он знает, что любая оплошность в войне приведет страну к катастрофе, к хаосу, в котором ляхские, литвинские и московитские хищники будут рвать друг друга на части, деля вековечные владения крестоносцев».
– Действительно, – сказала она наконец, видя нетерпение присутствующих, – магистр ведет себя странно. То стоит с армией на месте, то движется к Ревелю, то вообще уходит на восток, постоянно возвращаясь к Рингену. Его дух сломлен, он не может вести рыцарей к победе.
– А победа лежит в полевом сражении, – Фелькензам сжал кулаки, – в честном лобовом столкновении, без всяких хитроумных маневров, осад и пушечной пальбы. Рыцарская армия в состоянии сломить первую же рать, что сунется на восток от рубежей На-ровы. А славная победа вдохновит наших союзников на помощь изнемогающей Ливонии.
– Хорошая взбучка вселит мужество в сердца паладинов Запада, – поддакнул посланец Батория, – и может послужить уроком русскому царю. Глядишь, он удовлетворится устьем Наровы.
– Не бывать этому, – вскричал Фелькензам. – Случись небесам даровать нам победу в полевом сражении – и мы осадим Нарву!
– Осадить-то осадите, – пожал плечами поляк, – только без инженеров, новых пушек и свежего войска вряд ли возьмете.
– Чтобы все это было, – вновь заговорила Гретхен, – требуется разбить авангард московитской орды. После этого помощь золотом и людьми Ливонии обеспечена.
– Так вы готовы оказать требуемое влияние на магистра, фрау?
Священник буравил Гретхен своими маленькими глазками. «Смотри-смотри, – усмехалась та. – Давно ли вы называли нас ведьмами и ведьмаками? Жгли на кострах, обвиняя то в язычестве, то в вере в сатану, то в ереси? А теперь униженно молите о помощи».
– Я уверена, что и семи дней не пройдет, как рыцарь Фелькензам возглавит ливонскую армию…
– И при этом не нужно будет хоронить магистра, собирать капитул или ввергать его в узилище?
– Разумеется, нет.
Фелькензам рукавом стеганого кафтана утер лоб и повернулся к посланнику Батория.
– Придут ли нам на помощь ваши хоругви? Гретхен напряглась. Момент был весьма и весьма щекотливый. Но южный «добрый сосед» не оплошал.
– Вступать в открытую войну с Московией мы не можем, – откашлявшись, четко произнес он, – пока не решится тяжба о престолонаследии в Аитве и Польше.
Фелькензам хотел что-то возразить в свойственной ему бескомпромиссной манере, но его собеседник не дал себя перебить, возвысив голос:
– Однако я имею высочайшее дозволение отпустить в вашу армию саксонских аркебузиров и богемских пикинеров.
– Наемник – он и есть наемник, – подтвердил второй «добрый сосед Ливонии». – Из-за них Иоанн не станет объявлять войну. Скорее всего, просто не заметит их присутствия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Но больше всего хозяина пугали их простые жестяные кольца, нарочито грубые и весьма неуместные на фоне толстых кошелей и изукрашенных ножен.
Знак Фемы, известный многими посвященным в Ливонии, сам по себе внушал почтение. Но чего бояться простому обывателю, который вряд ли мог попасть в поле зрения ночных хозяев страны? Гостили у Гюнтера многие курьеры фрау Гретхен с подобным знаком на кошелях, или серебряных побрякушках…
Но небрежение, с каким знаки были нанесены на жестяные кольца, сказало наблюдательному Гюнтеру
– Священство и рыцарство разоренной и поруганной дикарями орденской земли, – промямлил непьющий участник тайной вечери, – считают, что магистр Кестлер впал в греховную панику и всеми силами препятствует. победе христианского оружия над славянскими сарацинами.
– В то же самое время, – заметил Фелькензам, ковыряя в зубах деревянной вилкой, – Орден не может потерпеть смуты и шатания в своих рядах. Перед угрозой накатывающейся с востока орды мы должны остаться сплоченными!
«Есть по этому поводу отличная славянская поговорка, – про себя подумала Гретхен. – Что-то там про рыбку и еще что-то… нужно будет уточнить. Одним словом – хочется двух весьма различных вещей. Чтобы Орден остался единым, и война шла не как сейчас. А потому, любезные ночные рыцари из Фемы, сделайте, чтобы все стало именно так, как нам хочется».
– Смещать магистра – большая глупость, – согласно подкрутил ус поляк. – Именно такими словами проводил меня… один знатный господин, чье слово значит многое в Европе.
– Подобное мнение велено передать и мне, – поддакнул литвин.
– И только вам, – завершил мысль Фелькензам, – уважаемая фрау Гретхен, и представляемому вами ордену под силу убедить Кестлера отдать вожжи военной колесницы в руки более достойные.
– К сожалению, – с видимым усилием констатировал священник, с нескрываемой ненавистью глядя на Гретхен, – все остальные способы влияния на магистра использованы и не дали желаемых результатов. А ваше влияние на неразумного владыку ливонской земли, говорят, всеобъемлюще и прочно.
– Сие есть преувеличение, как и многие другие сказки о… нас.
Гретхен смахнула со скамьи невидимый сор и села, в очередной раз изучая лица собеседников.
Фелькензам. Этот молодчик действительно годится, как никто иной, на уготовленную ему судьбой незавидную роль. Бесстрашен, глуп, порывист. Много лет провел на Западе, в самой Аивонии всегда имел дело с южными соседями, славянами-католиками. Доказал, что не боится крови и славы мясника. В этом он значительно превосходит Кестлера.
В течение двух недель рыцарь взял штурмом занятые русскими замки, забив рвы трупами своих и чужих воинов, пока магистр с основной армией безучастно стоял под Рингеном. Противники войны на западе в Москве попрятались по щелям, чему в немалой степени способствовало появление там Басманова и остальных опричников. После гибели отрядов Репнина и Русина, падения замков и выхода передовых разъездов Фелькензама к Нарве даже самые ярые сторонники мира взбеленились.
Курбский получил от царя такой нагоняй, что сделался страшнее грозовой тучи, стал скликать разбредшиеся из-под Пскова полки, словно наседка разбежавшихся цыплят. Армия московитов очень скоро вновь двинется на запад.
Кестлер понял, что на большее его воинство не способно. Он ждет, когда с запада хлынут деньги, наемники, новейшее оружие, паладины, готовые умереть за веру. В силу тевтонских рыцарей он больше не верит.
Самое омерзительное, думала Гретхен, во всей этой истории: магистр чует, что дни Ливонии сочтены. «Это тебе не Фелькензам, – рассуждала она, вспоминая последний разговор с магистром. – От него-то не удалось утаить ни литовских, ни польских хоругвей, сосредоточенных на южных границах орденских земель. Он знает, что любая оплошность в войне приведет страну к катастрофе, к хаосу, в котором ляхские, литвинские и московитские хищники будут рвать друг друга на части, деля вековечные владения крестоносцев».
– Действительно, – сказала она наконец, видя нетерпение присутствующих, – магистр ведет себя странно. То стоит с армией на месте, то движется к Ревелю, то вообще уходит на восток, постоянно возвращаясь к Рингену. Его дух сломлен, он не может вести рыцарей к победе.
– А победа лежит в полевом сражении, – Фелькензам сжал кулаки, – в честном лобовом столкновении, без всяких хитроумных маневров, осад и пушечной пальбы. Рыцарская армия в состоянии сломить первую же рать, что сунется на восток от рубежей На-ровы. А славная победа вдохновит наших союзников на помощь изнемогающей Ливонии.
– Хорошая взбучка вселит мужество в сердца паладинов Запада, – поддакнул посланец Батория, – и может послужить уроком русскому царю. Глядишь, он удовлетворится устьем Наровы.
– Не бывать этому, – вскричал Фелькензам. – Случись небесам даровать нам победу в полевом сражении – и мы осадим Нарву!
– Осадить-то осадите, – пожал плечами поляк, – только без инженеров, новых пушек и свежего войска вряд ли возьмете.
– Чтобы все это было, – вновь заговорила Гретхен, – требуется разбить авангард московитской орды. После этого помощь золотом и людьми Ливонии обеспечена.
– Так вы готовы оказать требуемое влияние на магистра, фрау?
Священник буравил Гретхен своими маленькими глазками. «Смотри-смотри, – усмехалась та. – Давно ли вы называли нас ведьмами и ведьмаками? Жгли на кострах, обвиняя то в язычестве, то в вере в сатану, то в ереси? А теперь униженно молите о помощи».
– Я уверена, что и семи дней не пройдет, как рыцарь Фелькензам возглавит ливонскую армию…
– И при этом не нужно будет хоронить магистра, собирать капитул или ввергать его в узилище?
– Разумеется, нет.
Фелькензам рукавом стеганого кафтана утер лоб и повернулся к посланнику Батория.
– Придут ли нам на помощь ваши хоругви? Гретхен напряглась. Момент был весьма и весьма щекотливый. Но южный «добрый сосед» не оплошал.
– Вступать в открытую войну с Московией мы не можем, – откашлявшись, четко произнес он, – пока не решится тяжба о престолонаследии в Аитве и Польше.
Фелькензам хотел что-то возразить в свойственной ему бескомпромиссной манере, но его собеседник не дал себя перебить, возвысив голос:
– Однако я имею высочайшее дозволение отпустить в вашу армию саксонских аркебузиров и богемских пикинеров.
– Наемник – он и есть наемник, – подтвердил второй «добрый сосед Ливонии». – Из-за них Иоанн не станет объявлять войну. Скорее всего, просто не заметит их присутствия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76