Ходкевич не стал наблюдать за разоружением и направился внутрь терема. Маржанка встретила его гневными воплями. Выглядела она разъяренной тигрицей, глаза метали молнии, волосы находились в полном беспорядке, что придавало ей вид чистой фурии.
– Кто дал право вам вваливаться с саблями в личные покои благонравных людей? Я стану жаловаться, вас сгноят в казематах, Ходкевич!
– Насчет благонравности я умолчу, пани, – улыбнулся Ходкевич, снимая с головы шлем. – Что же до права, то дадено оно мне самим польским королем.
– Его величество конфискует эти земли в пользу короны? При живых наследниках? Мнится мне, что вы самоуправствуете, милостивый сударь.
– Живые наследники? Иной раз спрашиваю я себя – как таких земля носит? !
– Это вы о чем, пан кавалер?
– Извольте отдать мне ключ от подвала.
– Какого такого подвала? Вашим гусарам захотелось окороков и моченых яблок? Так обратитесь к прислуге!
– Вы знаете, о каком подвале идет речь. О сводчатом, с дубовыми вратами… Или прикажете силой его взломать?
Маржанка медленно отстегнула от пояса связку тяжелых ключей. Ходкевич протянул руку, но она резким движением метнула связку в пылающий камин, установленный здесь по рыцарской моде.
– Сами в огонь полезете, или гусаров кликните? – ядовито спросила она. – Глядите, как бы усики не опалить…
Ходкевич повернулся к ней спиной, пробормотав грязное ругательство.
– Эй, там, люди Кривина вышли? Кто свободен – ломайте дубовую дверь.
Маржанка издала звук, весьма похожий на рычание.
Когда разоруженная хоругвь вся собралась под стенами укрепленного поместья Жигеллонов, Кривин, влекомый любопытством, вернулся назад. Его впустили, и ворота замкнулись.
Как раз в это время тяжелая скамья, используемая гусарами в качестве тарана, сокрушила дверь в погреба Громобоя.
– Факел мне! – крикнул Ходкевич и пригласил командира наемников: – Следуйте за мной, милостивый государь.
Кривин нырнул вслед за королевским посланником под изящную резную арку.
– И что же мы намерены здесь найти?
– Думаю, пана Громобоя. Хорошо бы – в добром здравии…
– Он же пропал!
– Сдается мне – здесь и пропал. В степь он не уезжал. Вернее, собрался уезжать, послал вперед дружину, а сам задержался. Ратники на воротах припомнили, что не ехал он впереди своих верных людей. Дело было ночью, в спешке и суете…
– Ну и служаки, – проворчал Кривин. – Своего хозяина потерять. А куда дружина сгинула?
– Заговор был сплетен весьма искусно. Дружина попала в татарскую засаду. Или те, кто их перебил совсем недалеко отсюда, желали выдать себя за татар… Утром мои гусары нашли их останки, крымские стрелы и кем-то оброненный волосяной аркан.
– Что же с самим Громобоем приключилось?
– А это мы сейчас спросим у него самого, – сказал Ходкевич, шаря факелом вокруг.
Среди бочек и свешивающихся с потолочных крюков свиных окороков он заметил слабое шевеление.
– Связан, – прохрипел Кривин, метнувшись вперед и приподняв пана Жигеллона с соломенной подстилки. – Сейчас кляп сниму, глоток воздуха его взбодрит.
Послышалось хриплое дыхание и бессвязная ругань.
– Не воздух ему сейчас нужен, а вот это… – Ходкевич встал на колени, бережно поддерживая седовласую голову, поднес к запекшимся губам Громо-боя мех с вином.
– Кликни людей, пусть спустятся и помогут ему выйти. – Королевский посланник сосредоточенно срезал ремни, опутывающие тело спасенного.
– И кто же его сюда упрятал, да так ловко? Мар-жанка ведь и вправду со мной прибыла в поместье.
– Это еще предстоит выяснить. Думаю, кто-то из холопов. Нашелся ли в усадьбе кто-либо, кто «опознал» родственницу, нечаянно нагрянувшую с целой хоругвью?
Кривин стал припоминать.
– Такой рыжий детина, конюх здешний. Он, да еще какая-то монахиня, находившаяся тут невесть зачем. Точно, совершала якобы какое-то паломничество, или обет какой исполняла… я в этом не силен. Эта божья пташка говорила, что знала в Кракове пани Маржанку и даже возила от нее письма к Громобою, пока не приняла постриг.
– Их сейчас нет в поместье?
– Как в воду канули третьего дня. Появились гусары, помогли подняться Громобою, который хлопал глазами и нес какую-то околесицу, повели вверх по лестнице.
– Надо выйти к солнцу, милостивый государь, – заметил Кривин, кинжалом отхватывая от окорока изрядный кусок и впиваясь в него зубами. – Тошно здесь. Дух крысиный, солома гнилая…
– Погоди-ка. Сударь…
Ходкевич прошелся вдоль стен, высветил еще одну дверь, ударил в нее ногой повыше замка, приналег плечом. Кривин поискал глазами, выхватил из стенной скобы погасший факел, принялся чиркать кресалом. Ходкевич исчез в черном зеве открывшегося прохода.
Наемник успел доесть добрую треть окорока, приложиться к меху королевского посланника, оставшемуся лежать на соломе, – и тут наконец появился Ходкевич. Факел в его руке дрожал, лицо было белее мела.
– Многое я повидал на своем веку, но такое…
– И что же там? Скелет бабушки Громобоя?
Кривин протиснулся мимо Ходкевича. В пляшущем под земляными сводами факельном свете он увидел чудовищную картину. Подвал был буквально завален телами. Пять или шесть трупов, изуродованных, скованных кандалами и связанных ремнями… Тяжелый застоявшийся смрад ударил в нос, под ногами пискнула крыса, метнувшаяся по оскаленному лицу мертвеца в темный угол.
У дальней стены страшного помещения высился резной дубовый стол, заставленный алхимическими ретортами, заваленный исписанными листами и пыточными инструментами. На стенах алели написанные кровью бесовские знаки – пародия на нормальные буквы и рыцарскую геральдику.
Кривин выскочил, как ошпаренный.
– Помилуй бог, – прошептал он. – Довелось побывать в тайнике настоящего некроманта!
– Долго же сей грех замаливать… – Ходкевич уже справился с эмоциями, двинулся вверх по лестнице. – Давненько не случалось такого в здешних краях. Когда король узнает, велит спалить поместье и пепел развеять.
– Не велит, – убежденно сказал Кривин. – Всякое про него говорят, но никто не отрицает несомненные военные таланты. А укрепление здесь знатное, да и расположено отлично. Чистая заноза в боку московитов, вторгшихся в Ливонию. Здесь надобно божьих людей пригласить со свечами и книгами. Они быстро нечистый дух выведут.
Очутившись на свежем воздухе, королевский посланник расправил плечи.
– Приведите сюда пани Маржанку, или как там ее…
Самозванка явилась сама, двое гусар следовали за ней в отдалении.
Ходкевич уставился ей в лицо, силясь прочесть хоть тень, хоть намек на то, что перед ним не человек, а посланник бездны. Понятное дело, печати сатаны на челе он не углядел.
– Вы бывали, пани, в сем подвале?
– Бывала, – улыбнулась совершенно спокойная Маржанка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
– Кто дал право вам вваливаться с саблями в личные покои благонравных людей? Я стану жаловаться, вас сгноят в казематах, Ходкевич!
– Насчет благонравности я умолчу, пани, – улыбнулся Ходкевич, снимая с головы шлем. – Что же до права, то дадено оно мне самим польским королем.
– Его величество конфискует эти земли в пользу короны? При живых наследниках? Мнится мне, что вы самоуправствуете, милостивый сударь.
– Живые наследники? Иной раз спрашиваю я себя – как таких земля носит? !
– Это вы о чем, пан кавалер?
– Извольте отдать мне ключ от подвала.
– Какого такого подвала? Вашим гусарам захотелось окороков и моченых яблок? Так обратитесь к прислуге!
– Вы знаете, о каком подвале идет речь. О сводчатом, с дубовыми вратами… Или прикажете силой его взломать?
Маржанка медленно отстегнула от пояса связку тяжелых ключей. Ходкевич протянул руку, но она резким движением метнула связку в пылающий камин, установленный здесь по рыцарской моде.
– Сами в огонь полезете, или гусаров кликните? – ядовито спросила она. – Глядите, как бы усики не опалить…
Ходкевич повернулся к ней спиной, пробормотав грязное ругательство.
– Эй, там, люди Кривина вышли? Кто свободен – ломайте дубовую дверь.
Маржанка издала звук, весьма похожий на рычание.
Когда разоруженная хоругвь вся собралась под стенами укрепленного поместья Жигеллонов, Кривин, влекомый любопытством, вернулся назад. Его впустили, и ворота замкнулись.
Как раз в это время тяжелая скамья, используемая гусарами в качестве тарана, сокрушила дверь в погреба Громобоя.
– Факел мне! – крикнул Ходкевич и пригласил командира наемников: – Следуйте за мной, милостивый государь.
Кривин нырнул вслед за королевским посланником под изящную резную арку.
– И что же мы намерены здесь найти?
– Думаю, пана Громобоя. Хорошо бы – в добром здравии…
– Он же пропал!
– Сдается мне – здесь и пропал. В степь он не уезжал. Вернее, собрался уезжать, послал вперед дружину, а сам задержался. Ратники на воротах припомнили, что не ехал он впереди своих верных людей. Дело было ночью, в спешке и суете…
– Ну и служаки, – проворчал Кривин. – Своего хозяина потерять. А куда дружина сгинула?
– Заговор был сплетен весьма искусно. Дружина попала в татарскую засаду. Или те, кто их перебил совсем недалеко отсюда, желали выдать себя за татар… Утром мои гусары нашли их останки, крымские стрелы и кем-то оброненный волосяной аркан.
– Что же с самим Громобоем приключилось?
– А это мы сейчас спросим у него самого, – сказал Ходкевич, шаря факелом вокруг.
Среди бочек и свешивающихся с потолочных крюков свиных окороков он заметил слабое шевеление.
– Связан, – прохрипел Кривин, метнувшись вперед и приподняв пана Жигеллона с соломенной подстилки. – Сейчас кляп сниму, глоток воздуха его взбодрит.
Послышалось хриплое дыхание и бессвязная ругань.
– Не воздух ему сейчас нужен, а вот это… – Ходкевич встал на колени, бережно поддерживая седовласую голову, поднес к запекшимся губам Громо-боя мех с вином.
– Кликни людей, пусть спустятся и помогут ему выйти. – Королевский посланник сосредоточенно срезал ремни, опутывающие тело спасенного.
– И кто же его сюда упрятал, да так ловко? Мар-жанка ведь и вправду со мной прибыла в поместье.
– Это еще предстоит выяснить. Думаю, кто-то из холопов. Нашелся ли в усадьбе кто-либо, кто «опознал» родственницу, нечаянно нагрянувшую с целой хоругвью?
Кривин стал припоминать.
– Такой рыжий детина, конюх здешний. Он, да еще какая-то монахиня, находившаяся тут невесть зачем. Точно, совершала якобы какое-то паломничество, или обет какой исполняла… я в этом не силен. Эта божья пташка говорила, что знала в Кракове пани Маржанку и даже возила от нее письма к Громобою, пока не приняла постриг.
– Их сейчас нет в поместье?
– Как в воду канули третьего дня. Появились гусары, помогли подняться Громобою, который хлопал глазами и нес какую-то околесицу, повели вверх по лестнице.
– Надо выйти к солнцу, милостивый государь, – заметил Кривин, кинжалом отхватывая от окорока изрядный кусок и впиваясь в него зубами. – Тошно здесь. Дух крысиный, солома гнилая…
– Погоди-ка. Сударь…
Ходкевич прошелся вдоль стен, высветил еще одну дверь, ударил в нее ногой повыше замка, приналег плечом. Кривин поискал глазами, выхватил из стенной скобы погасший факел, принялся чиркать кресалом. Ходкевич исчез в черном зеве открывшегося прохода.
Наемник успел доесть добрую треть окорока, приложиться к меху королевского посланника, оставшемуся лежать на соломе, – и тут наконец появился Ходкевич. Факел в его руке дрожал, лицо было белее мела.
– Многое я повидал на своем веку, но такое…
– И что же там? Скелет бабушки Громобоя?
Кривин протиснулся мимо Ходкевича. В пляшущем под земляными сводами факельном свете он увидел чудовищную картину. Подвал был буквально завален телами. Пять или шесть трупов, изуродованных, скованных кандалами и связанных ремнями… Тяжелый застоявшийся смрад ударил в нос, под ногами пискнула крыса, метнувшаяся по оскаленному лицу мертвеца в темный угол.
У дальней стены страшного помещения высился резной дубовый стол, заставленный алхимическими ретортами, заваленный исписанными листами и пыточными инструментами. На стенах алели написанные кровью бесовские знаки – пародия на нормальные буквы и рыцарскую геральдику.
Кривин выскочил, как ошпаренный.
– Помилуй бог, – прошептал он. – Довелось побывать в тайнике настоящего некроманта!
– Долго же сей грех замаливать… – Ходкевич уже справился с эмоциями, двинулся вверх по лестнице. – Давненько не случалось такого в здешних краях. Когда король узнает, велит спалить поместье и пепел развеять.
– Не велит, – убежденно сказал Кривин. – Всякое про него говорят, но никто не отрицает несомненные военные таланты. А укрепление здесь знатное, да и расположено отлично. Чистая заноза в боку московитов, вторгшихся в Ливонию. Здесь надобно божьих людей пригласить со свечами и книгами. Они быстро нечистый дух выведут.
Очутившись на свежем воздухе, королевский посланник расправил плечи.
– Приведите сюда пани Маржанку, или как там ее…
Самозванка явилась сама, двое гусар следовали за ней в отдалении.
Ходкевич уставился ей в лицо, силясь прочесть хоть тень, хоть намек на то, что перед ним не человек, а посланник бездны. Понятное дело, печати сатаны на челе он не углядел.
– Вы бывали, пани, в сем подвале?
– Бывала, – улыбнулась совершенно спокойная Маржанка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76