Послание, вызывающе напечатанное под грифом Кайтемпи, снабженное
печатью с крылатым мечом, было кратким, но содержательным:
"Саллана первый.
За ним последуют другие.
Список у нас длинный.
Дирак Ангестун Гесепт".
Итак, первая фаза операции была завершена. Моури сжег коробку из-под
конвертов и выбросил пишущую машинку в речку, выбрав место поглубже. Если
ему придется еще раз заняться письмами, он купит другую и избавится от нее
таким же образом. Если потребуется, он сможет купить и выбросить сотню
пишущих машинок. Чем больше их будет, тем забавнее. Пусть в Кайтемпи
занимаются анализом его посланий; они обнаружат различные шрифты,
принадлежащие неизвестным пишущим машинкам, и решат, что имеют дело с
гигантской организацией. К тому же каждая сделанная им покупка ведет к
дестабилизации экономики Джеймса, наводняя планету фальшивыми деньгами.
Следующим шагом стал визит в контору по прокату динокаров. Он нанял
машину на неделю под именем Шира Агавана и дал адрес отеля, в котором
остановился в первый день. С помощью динокара Моури избавился от пятисот
листовок, расклеив их в шести городках и тридцати деревнях вокруг столицы.
Работа здесь была связана с большим риском, чем в Пертейне или Радине. В
деревнях приходилось труднее всего, и чем меньше было селение, тем больше
опасностей его подстерегало, В городе, где обитают сотни тысяч или миллионы
людей, никто не обращает внимания друг на друга; но в местечке с населением
в несколько сотен человек незнакомца заметят, запомнят, проследят за каждым
его шагом.
Во многих случаях деревенские зеваки облегчали Моури задачу, давая
возможность налепить листовку, пока все их внимание было приковано к
машине. Дважды кто-то записывал номер его динокара - очевидно, просто ради
интереса. Он поступил весьма предусмотрительно, использовав псевдоним, к
которому не собирался возвращаться впредь. Очень скоро полиция свяжет
появление листовок с немногословным и таинственным незнакомцем,
исколесившим округу на динокаре ХС-17978.
В конце четвертой недели Моури заложил последнюю листовку в фундамент
мифического джеймекского подполья. И тут он упал духом.
Газеты и правительственные радиостанции хранили гробовое молчание о
подрывной деятельности на Джеймеке. Ни словом они не обмолвились об
убийстве Салланы - Свинорылого. Казалось, правительство нисколько не
беспокоило ни жужжание "осы", ни таинственная и грозная, но - увы -
воображаемая Партия Свободы Сириуса.
Моури не видел никаких результатов своей деятельности и не знал, есть
ли они вообще. Иногда вся эта бумажная война казалась ему чепухой -
несмотря на утверждение Вулфа, что целую армию можно поставить на колени с
помощью двух-трех пропагандистских заклинаний. Получалось, что он, Моури,
размахивает кулаками в темноте - возможно, ему и удалось зацепить кого-то
по носу, но противник даже не удосужился нанести ответный удар.
В результате первоначальный энтузиазм Моури несколько поостыл. Чтобы
подогреть его снова, требовалось какое-то проявление эмоций
противоборствующей стороны - крик боли, проклятье или угроза: тогда он
поймет, что удар попал в цель. Хотя бы тяжелое дыхание врага!.. Но Джеймс
не слышал и этого.
Он больше не в силах был переносить одиночество. Не было товарищей, с
которыми он мог бы разделить тяжкий груз неясных предположений и тревожных
предчувствий; товарищей, которые нуждались бы в его поддержке, и одобрении,
а в нужный момент были бы готовы прийти на помощь. Никого, никого рядом...
Ни одной живой души, разделяющей с ним опасности нелегального существования
в чужом мире. Ни единого человека, с кем можно переброситься словом... или
хотя бы посмеяться. В роли осы он мог рассчитывать только на собственные
душевные силы, а их требовалось поддерживать зримыми свидетельствами успеха
его операций - но этого как раз и не было.
Вскоре его хандра превратилась в депрессию такой силы, что Моури целых
два дня не выходил из дома, мрачно слоняясь по квартире из угла в угол. На
третий день им внезапно овладело растущее чувство тревоги. Моури не стал с
ним бороться; в разведшколе ему сотню раз твердили о необходимости
прислушиваться к интуиции.
"Осознание того, что на вас ведется серьезная охота, может вызвать
аномальное обострение психического восприятия - вплоть до проявления
шестого чувства. Именно поэтому матерых преступников так трудно поймать.
Многие рецидивисты, которых разыскивала полиция, умудрялись неожиданно
улизнуть в самый последний момент, проявляя чудеса изобретательности. На
самом деле такой тип вдруг чуял, что пахнет жареным и пора уносить ноги.
Для спасения собственной шнуры делайте то же самое. Если вы почувствуете,
что кто-то сел вам на хвост, не ждите, не проверяйте, не тяните время -
сматывайтесь!"
Да, именно так его учили. Он вспомнил, как в свое время размышлял о
природе этого странного чувства - предвидения опасности. Может быть, в его
основе лежала телепатия?
Полиция не устраивает облаву без предварительного наблюдения за
преступником. Агенты, которым поручена слежка, сосредотачивают внимание на
предмете своих забот, - и жертва иногда ощущает некие исходящие извне
импульсы, которые воспринимаются на уровне подсознания и создают ощущение
опасности.
Нечто подобное Моури чувствовал сейчас. Поэтому, взяв свои вещи, он
покинул квартиру с черного хода Никто не слонялся поблизости, никто не
видел, как он выходил, никто не заметил, куда он направился.
Незадолго до полуночи во дворе его бывшего дома появилось четверо
крепких парней; они расположились так, чтобы блокировать черный ход. У
парадного подъезда со стороны улицы остановились две машины с такими же
типами; дверь распахнулась под сильным ударом, и агенты устремились наверх.
Они пробыли там часа три и чуть не прикончили хозяина - прежде чем
убедились в его полной невиновности.
Моури об этом ничего не знал. Его деятельность вызвала наконец
ответную реакцию, но, к счастью, он сумел проворонить столь явное
доказательство успеха своих операций.
Он выбрал новое убежище в полутора милях от старого - длинную узкую
комнату на верхнем этаже полуразвалившегося здания в самом опасном квартале
Пертейна, в районе, где тротуары очищали единственным способом - спихивая
мусор на мостовую. Документы здесь никого не интересовали; одна из самых
похвальных привычек обитателей этого квартала заключалась в том, что они не
лезли в чужие дела. Чтобы снять комнату, оказалось достаточным предъявить
купюру в пятьдесят гильдеров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52