Ходьба доставляла Иозефу Кнехту удовольствие, он уже много
лет не странствовал пешком. Да, если вспомнить хорошенько, то,
пожалуй, его последним пешим переходом был тот, что привел его
в один прекрасный день из монастыря Мариафельс назад в
Касталию, на ту ежегодную Игру в Вальдцеле, которая была столь
омрачена смертью "сиятельства". Магистра Томаса фон дер
Траве{2_5_06}, чьим преемником ему суждено было стать. Вообще,
когда он обращался мыслью к тем далеким временам, особенно к
студенческим годам и Бамбуковой роще, у него всегда было такое
ощущение, будто он смотрит из холодной, голой каморки на
просторный, озаренный солнцем пейзаж - как на нечто
безвозвратное, сохранившееся только как радужное воспоминание;
такие раздумья, даже если они и не будили печали, вызывали
картины чего-то очень далекого, иного,
таинственно-праздничного, столь непохожего на сегодняшние
будни. Но нынче, в этот ясный, солнечный сентябрьский день, с
его сочными красками вблизи и нежными, голубовато-фиолетовыми,
переливчатыми оттенками дали, во время этой радостной прогулки
и бездумного созерцания, ушедшее в прошлое странствие
показалось ему отнюдь не недосягаемым раем, - нет, сегодняшняя
прогулка походила на тогдашнюю, сегодняшний Иозеф Кнехт походил
на тогдашнего, как родной брат, и все было опять ново,
таинственно и столько обещало, словно минувшее могло вернуться
и принести с собой еще много нового. Давно уже день и весь
белый свет не казались ему такими легкими, прекрасными и
невинными. Счастливое ощущение свободы и независимости опьяняло
его как крепкое вино: давно он не испытывал этого ощущения,
этой сладостной, восхитительной иллюзии! Он порылся в памяти и
вспомнил час, когда это несравненное чувство впервые встретило
преграду и его сковали будто цепями: это было во время
разговора с Магистром Томасом, под его приветливо-ироническим
взором. Кнехт вновь ощутил всю тягостность того часа, когда он
потерял свою свободу: то не была реальная боль, жгучее
страдание, - скорее робость, легкий предостерегающий озноб,
сосание под ложечкой, изменение температуры, всего темпа жизни.
Сейчас он был исцелен и вознагражден за мучительное, сковавшее
его, сдавившее ему горло ощущение той роковой минуты.
Еще вчера на пути в Хирсланд Кнехт решил: что бы там ни
случилось, он ни при каких обстоятельствах не будет
раскаиваться в содеянном. На сегодня он запретил себе даже
думать о подробностях своего разговора с Магистром Александром,
о своей борьбе с ним и за него. Теперь он весь отдался чувству
отдохновения и свободы, которое переполняло его, как
переполняет оно земледельца, закончившего тяжелый трудовой
день; в душе его был разлит покой, он знал, что свободен от
всех обязанностей, что он никому в эту минуту не нужен,
выключен из всего, не должен ни работать, ни думать; полный
ярких красок день, обволакивавший его своим нежным сиянием,
воплощал только этот миг, ничего не требуя, не зная ни
прошлого, ни будущего. Порой Кнехт, довольный, напевал
вполголоса одну из тех походных песенок, какие они некогда, еще
будучи маленькими учениками элитарной школы в Эшгольце,
распевали на три-четыре голоса во время прогулок, и из поры
ясной зари его жизни выпархивали, словно щебечущие птицы,
отголоски светлых воспоминаний и звуков.
Кнехт остановился под вишневым деревом с листвой, уже
тронутой осенним пурпуром, и присел на траву. Он сунул руку в
нагрудный карман и вытащил оттуда вещицу, какой Магистр
Александр никогда не предположил бы у него, - маленькую
деревянную флейту - и стал рассматривать ее с нежностью. Этот
простенький, похожий на детскую игрушку инструмент принадлежал
ему с недавних пор, примерно с полгода, и он с удовольствием
вспоминал тот день, когда флейта стала его собственностью. Он
поехал в Монпор, чтобы обсудить с Карло Ферромонте{2_2_03}
некоторые проблемы теории музыки; между прочим, зашла речь о
деревянных духовых инструментах разных эпох, и Кнехт попросил
своего друга показать ему Монпорскую коллекцию инструментов.
После приятнейшей прогулки по нескольким залам, где выстроились
старинные органы, арфы, лютни, фортепьяно, они пришли на склад,
где хранились инструменты для школ. Там Кнехт увидел целый ящик
таких флейточек, облюбовал себе одну, попробовал ее и спросил
друга, может ли он взять ее себе. Карло со смехом предложил ему
выбрать, какую хочет, со смехом выписал на нее квитанцию, после
чего подробнейшим образом объяснил ему строение инструмента,
обращение с ним и технику игры. Кнехт взял с собой эту приятную
игрушку, теперь у него, впервые со времен детской флейты в
Эшгольце, был духовой инструмент для упражнений на досуге.
Кроме гамм, он разучивал старинные мелодии из сборника,
составленного Ферромонте для начинающих, и из магистерского
сада или из спальни Кнехта порой разносились мягкие сладостные
звуки маленькой флейты. Ему еще было далеко до мастерства, но
все же он разучил несколько хоралов и песен из того сборника,
знал их наизусть, некоторые даже со словами. Одна из этих
песен, подходившая к настоящей минуте, пришла ему на память. Он
произнес вполголоса несколько строчек:
Мое бедное тело
Во гробе истлело.
Но ныне восстал я,
И узы порвал я,
В небо господне, ликуя, гляжу.
Потом он поднес инструмент к губам и заиграл мелодию,
посмотрел на горные вершины в мягко сияющей дали, услышал, как
отзвучали сладкие переливы набожно-веселой песни, и ощутил себя
в единении и согласии с небом, горами, песней и сегодняшним
днем. Ему приятно было осязать между пальцами гладкую круглую
деревяшку и думать о том, что, кроме платья на его теле, эта
маленькая флейта - единственное имущество, которое он позволил
себе унести из Вальдцеля. За долгие годы вокруг него скопилось
нечто вроде личного достояния, в особенности записи, тетради с
выписками и тому подобное; все это он оставил, пусть пользуются
в Вальдцеле, кто захочет. Но маленькую флейту он взял с собой и
радовался, что она с ним; это был скромный и милый товарищ в
пути.
На следующий день путник прибыл в столицу и явился в дом
Дезиньори. Плинио сбежал ему навстречу по лестнице и
взволнованно обнял его.
- Мы с таким нетерпением и беспокойством ожидали тебя! -
воскликнул он. - Ты сделал великий шаг, друг мой, да принесет
он нам всем благо! Но как они тебя отпустили? Вот никогда бы не
поверил!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181