– почему-то спросили она.
– Верочкой, – ответила следовательша, и румянец на щеках расцвел розами.
Дело об убийстве коллекционера Валдиса Кирша
Татьяна знала в лицо Валдиса не потому, что организаторы акции дали ей заранее фотографию хозяина квартиры. По плану он никак не мог появиться дома в эту ночь. Просто она знала, чью квартиру сегодня «чистит», и знала хозяина в лицо. Валдис ещё лет пятнадцать – назад был известным коллекционером и, чтобы заработать денег на очередное приобретение, читал, по-3-4 лекции в день в московских вузах, подмосковных школах, ПТУ; ЖЭКах и библиотеках, – и по химии, и по истории русской культуры, что заказывали. Выступал он и у них в школе. Рассказывал о нумизматике. Очень интересно. Мысль, что Кирш узнал её, резанула в кишках, как заворот.
Она резко повернулась к подъезду, как с низкого старта стремительно рванулась в вонючую, пыльно-кошачью темноту, крикнула, вслед:
– Подождите, Вы – Кирш?
– Да, я Кирш, – близоруко щурясь сквозь очки ответил Валдис, повернувшись к почти догнавшей его молодой женщине вполоборота, – А что случилось то?
Где-то, как ему казалось, он уже видел эту молодую женщину, с округлым миловидным лицом, густым румянцем и серьезными, внимательными глазами.
– У Вас несчастье, – выдохнула Татьяна.
– Что? Что случилось? С тестем? Что с ним?
– Он, кажется, умер…
– Так кажется, или умер? А Вы кто, Вы-врач? Вы из «Скорой».
– Нет, если бы я была с нашей «скорой», то Ваш отец уж наверняка бы был мертв. Наши следов не оставляют.
Но и она, Татьяна, тоже не имеет права оставить следки. Профессия у неё такая – чистильщик.
– Все это не сказала, а подумала Татьяна. А сказала она вслух совсем другое:
Я не из «скорой». Ваш отец умер. И Вы – тоже.
Я ж живой, – обескуражено пробормотал Валдис.
– Жизнь штука противоречивая. Вот только что жив человек, а вот его уже и нет, – рассудительно поправила его Татьяна, быстро накручивая непривычно короткий глушитель на ствол своего автоматического пистолета модели 41 калибра 22. Из него удобнее всего стрелять женщине – киллеру, потому что предохранительная скоба в нем изогнута в обратном направлении для удобства как раз охвата оружия двумя руками. А с одной руки из такого тяжелого, целиком из нержавейки со стволом б дюймов пистолета сделать несколько прицельных выстрелов даже спортивной женщине весьма непросто. Татьяна любила это оружие. Пистолет был взят на вооружение женщинами – киллерами во всем мире года с 1987, и все ещё входил в пятерку лучших. Может быть потому, что затвор двигался внутри снабженного специальными прорезями кожуха и соединялся с возвратной пружиной посредством вытянутых вперед, как у «манлихера», планок, проходивших под стволом. И это придавало, пистолету даже в слабой руке удивительную устойчивость при стрельбе. Ствол у этой модели был расположен в нижней части ствольного блока, благодаря чему вектор силы отдачи, направленный назад, был максимально приближен к осевой линии руки стрелка. Так что когда Татьяна навела ствол на точку между глаз объекта, и чуть выше – в лоб Валдиса Кирша, ей оставалось лишь плавно нажать на курок. Три пули одна за другой вошли как в десятку в одно отверстие. То, что образовалось от трех пуль 22 калибра описать трудно… Уже первая, наделала в голове немало всякого, остальные же разорвались почти одновременно с первой, так что голова известного коллекционера просто разлетелось на крохотные фрагменты так, как если бы вы стреляли пулями со смещенным центром тяжести с небольшого расстояния в спелый астраханский арбуз. Стены подъезда, перила, лестница, даже потолок окрасились краснобелыми брызгами.
Смотреть на то, что осталось от головы, было невыносимо жутко.
И хотя это была третья, вынужденная, смерть клиента – во время зачистки, Татьяне было не по себе. Она подошла к фактически обезглавленному телу знаменитого коллекционера.
Вот интересно: тело совсем нетронуто смертью, – просто лежит средних лет элегантно одетый господин, широко раскинув руки, неловко – подвернув правую ногу. Опять же интересно, почему пять из шести неожиданно убитых людей, падают, умирая, на правый бок. Опять же, вопрос: сколько раз показывали убитых во время бандитских разборок или жертв киллеров, на телеэкране они всегда лежат, скрестив ноги. То ли после смерти их так положили, то ли сами в момент агонии засучили ножками, ножки и сложились «иксиком». Долго этот философский вопрос её волновал чисто психологически. Или точнее – физиологически. Потому как, что за психология у трупа – финиш и вся психология.
И только когда сама стала чистильщиком, вынужденным при зачистках убирать свидетелей, твердо узнала: падают убитые всегда крайне неловко, то башкой об асфальт с тупым, жестким стуком, то скособочившись на правый бок. Это в зависимости от того, куда пуля вошла и насколько неожиданным был выстрел. Один, например, пацан, некстати оказавшийся на месте зачистки и все видевший, при её приближении со стволом, с которого тяжело свисал глушняк, сложился как зародыш, инстинктивно надеясь, что смерть его минует.
Не миновала.
Вообще, как поняла в последние месяцы своей новой жизни Татьяна, от смерти не уйдешь. Искать её не надо, но и спасаться от неё без толку. Найдет.
Да… А ноги, значит, «иксиком», должно быть менты, а скорее врачи из «скорой» так складывают. Чтоб поаккуратнее, опять же транспортировать такое тело легче. А то потом задеревенеет, его и на носилки не уложишь, и в машину не засунешь. Особенно если замороженный «подснежник». Впрочем, подснежник и не сложишь «иксиком», ручки на груди, тут без толку суетиться. А вот «свежачка» можно успеть сложить.
Или, скажем, взять труп сгоревшего человека. Его так иной раз раскурочит, нога в одну сторону, рука вверх, как у вождя, показывающего правильный путь вперед. -.
Вот, к слову о марксистско-ленинской философии, на изучение которой она потратила столько лет в МГУ. Почему-то эта высокая наука совершенно не занималась изучением главного философского вопроса, – смысла жизни. А зря. Тут то и лежит главная философия. Поймешь суть смерти, постигнешь и смысл жизни.
– Интересно, откуда он приехал? – подумала Татьяна, рассматривая – одежду и обувь коллекционера.
Одет так, словно был на научном симпозиуме. Но у интеллигентов не первого поколения это ничего не значит. Они и на рыбалку могут поехать в смокинге, там переоденутся в рыбацкую робу, отрыбачат свое и вернутся в столицу снова в парадном…
А что, мысль неплохая, мог и с рыбалки. Мог и с симпозиума. Главная мысль в ней крутится, она вот к чему: все, что может сказать о предыдущем месте пребывания Кирша, находится в машине. На нем нет следов его жизни, из которой он вынырнул в ночи подмосковного городка, частично уже вошедшего в черту столицы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123
– Верочкой, – ответила следовательша, и румянец на щеках расцвел розами.
Дело об убийстве коллекционера Валдиса Кирша
Татьяна знала в лицо Валдиса не потому, что организаторы акции дали ей заранее фотографию хозяина квартиры. По плану он никак не мог появиться дома в эту ночь. Просто она знала, чью квартиру сегодня «чистит», и знала хозяина в лицо. Валдис ещё лет пятнадцать – назад был известным коллекционером и, чтобы заработать денег на очередное приобретение, читал, по-3-4 лекции в день в московских вузах, подмосковных школах, ПТУ; ЖЭКах и библиотеках, – и по химии, и по истории русской культуры, что заказывали. Выступал он и у них в школе. Рассказывал о нумизматике. Очень интересно. Мысль, что Кирш узнал её, резанула в кишках, как заворот.
Она резко повернулась к подъезду, как с низкого старта стремительно рванулась в вонючую, пыльно-кошачью темноту, крикнула, вслед:
– Подождите, Вы – Кирш?
– Да, я Кирш, – близоруко щурясь сквозь очки ответил Валдис, повернувшись к почти догнавшей его молодой женщине вполоборота, – А что случилось то?
Где-то, как ему казалось, он уже видел эту молодую женщину, с округлым миловидным лицом, густым румянцем и серьезными, внимательными глазами.
– У Вас несчастье, – выдохнула Татьяна.
– Что? Что случилось? С тестем? Что с ним?
– Он, кажется, умер…
– Так кажется, или умер? А Вы кто, Вы-врач? Вы из «Скорой».
– Нет, если бы я была с нашей «скорой», то Ваш отец уж наверняка бы был мертв. Наши следов не оставляют.
Но и она, Татьяна, тоже не имеет права оставить следки. Профессия у неё такая – чистильщик.
– Все это не сказала, а подумала Татьяна. А сказала она вслух совсем другое:
Я не из «скорой». Ваш отец умер. И Вы – тоже.
Я ж живой, – обескуражено пробормотал Валдис.
– Жизнь штука противоречивая. Вот только что жив человек, а вот его уже и нет, – рассудительно поправила его Татьяна, быстро накручивая непривычно короткий глушитель на ствол своего автоматического пистолета модели 41 калибра 22. Из него удобнее всего стрелять женщине – киллеру, потому что предохранительная скоба в нем изогнута в обратном направлении для удобства как раз охвата оружия двумя руками. А с одной руки из такого тяжелого, целиком из нержавейки со стволом б дюймов пистолета сделать несколько прицельных выстрелов даже спортивной женщине весьма непросто. Татьяна любила это оружие. Пистолет был взят на вооружение женщинами – киллерами во всем мире года с 1987, и все ещё входил в пятерку лучших. Может быть потому, что затвор двигался внутри снабженного специальными прорезями кожуха и соединялся с возвратной пружиной посредством вытянутых вперед, как у «манлихера», планок, проходивших под стволом. И это придавало, пистолету даже в слабой руке удивительную устойчивость при стрельбе. Ствол у этой модели был расположен в нижней части ствольного блока, благодаря чему вектор силы отдачи, направленный назад, был максимально приближен к осевой линии руки стрелка. Так что когда Татьяна навела ствол на точку между глаз объекта, и чуть выше – в лоб Валдиса Кирша, ей оставалось лишь плавно нажать на курок. Три пули одна за другой вошли как в десятку в одно отверстие. То, что образовалось от трех пуль 22 калибра описать трудно… Уже первая, наделала в голове немало всякого, остальные же разорвались почти одновременно с первой, так что голова известного коллекционера просто разлетелось на крохотные фрагменты так, как если бы вы стреляли пулями со смещенным центром тяжести с небольшого расстояния в спелый астраханский арбуз. Стены подъезда, перила, лестница, даже потолок окрасились краснобелыми брызгами.
Смотреть на то, что осталось от головы, было невыносимо жутко.
И хотя это была третья, вынужденная, смерть клиента – во время зачистки, Татьяне было не по себе. Она подошла к фактически обезглавленному телу знаменитого коллекционера.
Вот интересно: тело совсем нетронуто смертью, – просто лежит средних лет элегантно одетый господин, широко раскинув руки, неловко – подвернув правую ногу. Опять же интересно, почему пять из шести неожиданно убитых людей, падают, умирая, на правый бок. Опять же, вопрос: сколько раз показывали убитых во время бандитских разборок или жертв киллеров, на телеэкране они всегда лежат, скрестив ноги. То ли после смерти их так положили, то ли сами в момент агонии засучили ножками, ножки и сложились «иксиком». Долго этот философский вопрос её волновал чисто психологически. Или точнее – физиологически. Потому как, что за психология у трупа – финиш и вся психология.
И только когда сама стала чистильщиком, вынужденным при зачистках убирать свидетелей, твердо узнала: падают убитые всегда крайне неловко, то башкой об асфальт с тупым, жестким стуком, то скособочившись на правый бок. Это в зависимости от того, куда пуля вошла и насколько неожиданным был выстрел. Один, например, пацан, некстати оказавшийся на месте зачистки и все видевший, при её приближении со стволом, с которого тяжело свисал глушняк, сложился как зародыш, инстинктивно надеясь, что смерть его минует.
Не миновала.
Вообще, как поняла в последние месяцы своей новой жизни Татьяна, от смерти не уйдешь. Искать её не надо, но и спасаться от неё без толку. Найдет.
Да… А ноги, значит, «иксиком», должно быть менты, а скорее врачи из «скорой» так складывают. Чтоб поаккуратнее, опять же транспортировать такое тело легче. А то потом задеревенеет, его и на носилки не уложишь, и в машину не засунешь. Особенно если замороженный «подснежник». Впрочем, подснежник и не сложишь «иксиком», ручки на груди, тут без толку суетиться. А вот «свежачка» можно успеть сложить.
Или, скажем, взять труп сгоревшего человека. Его так иной раз раскурочит, нога в одну сторону, рука вверх, как у вождя, показывающего правильный путь вперед. -.
Вот, к слову о марксистско-ленинской философии, на изучение которой она потратила столько лет в МГУ. Почему-то эта высокая наука совершенно не занималась изучением главного философского вопроса, – смысла жизни. А зря. Тут то и лежит главная философия. Поймешь суть смерти, постигнешь и смысл жизни.
– Интересно, откуда он приехал? – подумала Татьяна, рассматривая – одежду и обувь коллекционера.
Одет так, словно был на научном симпозиуме. Но у интеллигентов не первого поколения это ничего не значит. Они и на рыбалку могут поехать в смокинге, там переоденутся в рыбацкую робу, отрыбачат свое и вернутся в столицу снова в парадном…
А что, мысль неплохая, мог и с рыбалки. Мог и с симпозиума. Главная мысль в ней крутится, она вот к чему: все, что может сказать о предыдущем месте пребывания Кирша, находится в машине. На нем нет следов его жизни, из которой он вынырнул в ночи подмосковного городка, частично уже вошедшего в черту столицы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123