Но удачно, так, – ничего особо не помяла, но личиком уткнулась в большую хрустальную вареньицу. До сих пор на губах чуть кисленький вкус варенья из крыжовника. Родители хохочут, глядя на замазанное вареньем личико дочери. Да и Наташке плакать совсем не хочется, хотя коленку она чуть-чуть ушибла о блюдо с редиской и луком. Но увидела, что мать с отцом смеются, и сама смехом залилась, слизывая варенье с губ…
Разбудил её сотовый.
Просыпаться очень не хотелось.
Это была Васса. Их старшая.
Наталья, соня, пора вставать. У нас сегодня могут быть вызова. Поняла?
Наташа передернулась голым плечиком, терпеть она не могла, когда неправильно по-русски говорили. Не вызова, а вызовы…
Поняла, – стараясь говорить без раздражения ответила она.
Вызова серьезные. На нас и зачистка, и сбор урожая, так что работаем все четверо. Подгребай на уголок, мы тебя захватим через 40 минут. Успеешь?
Постараюсь.
Старайся, старайся, сержантом станешь, – хохотнула Васса.
Васса отбросила трубку сотового телефона на диван. Обе руки её скользнули к щиколоткам мужчины, лежавшего рядом, и стали медленно подниматься вверх. Когда теплые, слегка увлаженные дорогим французским вечерним кремом ладони добрались до нужного места, они не нашли там той радостной встречи, на которую рассчитывали.
Ты меня совсем не любишь… – заканючила Васса.
Ну сколько же можно, Васенька, – капризно захныкал молодой человек – обладатель нежной загорелой кожи, длинных стройных ног и красивого безвольного лица. – Мы же этим занимались всю ночь…
Ну, это только так говорится, что всю ночь. А за ночь то – всего четыре раза…
Неужели тебе не достаточно? Ненасытная… – жарко, чуть переигрывая, выдохнул юноша.
Хорошего дела всегда мало, – хохотнула Васса. – Ну, а если мы его поцелуем? О… А если мы его будем очень-очень старательно уговаривать?
Васса, сколько себя помнила, всегда добивалась своего. Она точно знала, что могла бы «уговорить» своего молодого любовника дать ей заверения в его любви ещё раз. Но времени у неё уже не было. Она легко вскочила, с умильной жалостью оглядела тело любовника, вяло растекшееся на огромной постели, юркнула в ванную комнату, приняла быстрый контрастный душ, растерла крепкое, спортивное тело (для 40 лет – очень даже не плохо) жестким полотенцем, выпила стакан грейпфрутового сока, с сожалением глянула на холодильник. Там были яйца, ветчина, грудинка, сыр… Можно было бы соорудить грандиозный завтрак. Что и сделает Алик, когда проснется. Единственное блюдо, которое он умел готовить, была яичница с грудинкой, ветчиной и посыпанная тертым сыром… А вот ей – нельзя. И вообще нельзя, чтоб фигуру не терять. А сейчас – тем более.
Перед акциями она никогда не ела.
В машине её уже ждали Ленка и Инга. А когда подъехали к углу Пирогова, там уже дисциплинированно переминалась с ноги на ногу стройная Наташка.
У нас сегодня три «жмура», и, соответственно – три коллекции, – предупредила Васса.
Все «сердечники»? – спросила Наташка.
А что? Чем тебе не нравятся «сердечники»? С ними и мороки мало, – вкатил укол, выждал время, и собирай коллекцию.
Это если родственников нет.
Родственников нет.
Тогда хорошо. Где бригада сопровождения?
А вон сзади, на «Ауди» пилят.
Андрея там нет? – спросила Ленка.
Нет, кажется.
Так кажется, или точно?
Да какая тебе разница? Приспичит, потрахаешься с любым пехотинцем, пока остальные место зачищают.
Ну, ты даешь. Ты меня за кого держишь? – обиделась Ленка. Или, скорее сделала вид, что обиделась. Ленка страдала нимфоманией. Ну, то есть день, прожитый без «этого» ей казался прожитым зря. Ее соблазнил ещё в пятом классе учитель физкультуры. Перепугался со страшной силой. Да, именно так, – не она испугалась того, что произошло а он. И вот тогда, она, мало что пацанка, хорошо поняла мужскую психологию и потом всю жизнь держала мужиков в руках. Учитель трахал её до 10 класса, так ей это понравилось. Вся школа знала. Мальчишки заглядывались, девчонки завидовали, а учителя ничего доказать не могли.
Они с физкультурником были очень осторожны. И презервативом пользовались, и место удачно выбирали. Но у него на почве вечного страха, перед обвинением в совращении малолетней, развился невроз, психогенная импотенция. Что она с ним ни делала, а когда доходило до самого главного, ничего не получалось. Пришлось его бросить. И за один только год, пока в десятом училась, она пропустила через себя всех девяти – и десятиклассников.
Приятно вспомнить, – улыбнулась Ленка своим воспоминаниям.
К 30 годам она, даже если бы сильно захотела, не смогла бы вспомнить, сколько у неё было мужиков. Лица их сливались в одно большое потное плоское лицо, и все остальное сливалось, сливалось…
Андрей, с которым она познакомилась на акции в мае, был одним из лучших.
В ту весну они так же, вчетвером, пошли на ликвидацию «шнура» и зачистку квартиры.
Васса тогда пошла делать укол старой генеральше. А она, Ленка, и Инга со списками в руках – каждая в свою, заранее записанную на нее, комнату…
Ей досталась вторая, пустующая после смерти генерала, спальня. На стенах висели хорошие картины. С них она и начала. Проверила подписи на золотистой бумаге на рамах – точно, Франсуа Буше, а это – Фрагонар, а это – Сомов. Она сняла картины со стен, и удобным ножичком из импортного канцелярского набора, вырезала картины из массивных багетовых рам, свернула все три в трубочку, завернула во взятую с телевизора тонкую салфетку и сунула в чертежный цилиндр-тубус. После чего расстегнула молнию на огромной, из искусственной дерюги, с которыми челноки за бугор «ездиють», сумку и обвела комнату глазами в поиске, как было сказано, бурдальонов.
На инструктаже она поняла, что за хренота эти бурдальоны. Слово якобы произошло от Французского иезуита, жившего при дворе Людовика ХIV, – Пьера Луи Бурдальонского. Его проповеди были столь долгими, что вынуждали дам, не имеющих возможности покинуть помещение храма во время откровений аббата, как-то приспосабливаться к ситуации. Не известно, как выходили из положения мужчины, но дамы, искусно, с помощью грумов-слуг-детей, размещали под пышными кринолинами ночные вазы.
Нет, чтоб прямо сказать – ночной горшок, – хмыкнула Ленка. – А то «ваза»! Или того чище – «бурдальон».
У старой генеральши, страдающей легким слабоумием и тяжелой формой артроза, была лучшая в Европе коллекция бурдальонов. На них был выгодный заказ из Нанси. Там тоже нашелся какой-то старый придурок, соблаговоливший предложить за всю коллекцию из 24 сосудов полмиллиона долларов. Конечно, Игуана не могла пропустить такой выгодный контракт.
И к генеральше приехала «скорая помощь». «Скорая», как это иногда бывает, пришла вовремя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123
Разбудил её сотовый.
Просыпаться очень не хотелось.
Это была Васса. Их старшая.
Наталья, соня, пора вставать. У нас сегодня могут быть вызова. Поняла?
Наташа передернулась голым плечиком, терпеть она не могла, когда неправильно по-русски говорили. Не вызова, а вызовы…
Поняла, – стараясь говорить без раздражения ответила она.
Вызова серьезные. На нас и зачистка, и сбор урожая, так что работаем все четверо. Подгребай на уголок, мы тебя захватим через 40 минут. Успеешь?
Постараюсь.
Старайся, старайся, сержантом станешь, – хохотнула Васса.
Васса отбросила трубку сотового телефона на диван. Обе руки её скользнули к щиколоткам мужчины, лежавшего рядом, и стали медленно подниматься вверх. Когда теплые, слегка увлаженные дорогим французским вечерним кремом ладони добрались до нужного места, они не нашли там той радостной встречи, на которую рассчитывали.
Ты меня совсем не любишь… – заканючила Васса.
Ну сколько же можно, Васенька, – капризно захныкал молодой человек – обладатель нежной загорелой кожи, длинных стройных ног и красивого безвольного лица. – Мы же этим занимались всю ночь…
Ну, это только так говорится, что всю ночь. А за ночь то – всего четыре раза…
Неужели тебе не достаточно? Ненасытная… – жарко, чуть переигрывая, выдохнул юноша.
Хорошего дела всегда мало, – хохотнула Васса. – Ну, а если мы его поцелуем? О… А если мы его будем очень-очень старательно уговаривать?
Васса, сколько себя помнила, всегда добивалась своего. Она точно знала, что могла бы «уговорить» своего молодого любовника дать ей заверения в его любви ещё раз. Но времени у неё уже не было. Она легко вскочила, с умильной жалостью оглядела тело любовника, вяло растекшееся на огромной постели, юркнула в ванную комнату, приняла быстрый контрастный душ, растерла крепкое, спортивное тело (для 40 лет – очень даже не плохо) жестким полотенцем, выпила стакан грейпфрутового сока, с сожалением глянула на холодильник. Там были яйца, ветчина, грудинка, сыр… Можно было бы соорудить грандиозный завтрак. Что и сделает Алик, когда проснется. Единственное блюдо, которое он умел готовить, была яичница с грудинкой, ветчиной и посыпанная тертым сыром… А вот ей – нельзя. И вообще нельзя, чтоб фигуру не терять. А сейчас – тем более.
Перед акциями она никогда не ела.
В машине её уже ждали Ленка и Инга. А когда подъехали к углу Пирогова, там уже дисциплинированно переминалась с ноги на ногу стройная Наташка.
У нас сегодня три «жмура», и, соответственно – три коллекции, – предупредила Васса.
Все «сердечники»? – спросила Наташка.
А что? Чем тебе не нравятся «сердечники»? С ними и мороки мало, – вкатил укол, выждал время, и собирай коллекцию.
Это если родственников нет.
Родственников нет.
Тогда хорошо. Где бригада сопровождения?
А вон сзади, на «Ауди» пилят.
Андрея там нет? – спросила Ленка.
Нет, кажется.
Так кажется, или точно?
Да какая тебе разница? Приспичит, потрахаешься с любым пехотинцем, пока остальные место зачищают.
Ну, ты даешь. Ты меня за кого держишь? – обиделась Ленка. Или, скорее сделала вид, что обиделась. Ленка страдала нимфоманией. Ну, то есть день, прожитый без «этого» ей казался прожитым зря. Ее соблазнил ещё в пятом классе учитель физкультуры. Перепугался со страшной силой. Да, именно так, – не она испугалась того, что произошло а он. И вот тогда, она, мало что пацанка, хорошо поняла мужскую психологию и потом всю жизнь держала мужиков в руках. Учитель трахал её до 10 класса, так ей это понравилось. Вся школа знала. Мальчишки заглядывались, девчонки завидовали, а учителя ничего доказать не могли.
Они с физкультурником были очень осторожны. И презервативом пользовались, и место удачно выбирали. Но у него на почве вечного страха, перед обвинением в совращении малолетней, развился невроз, психогенная импотенция. Что она с ним ни делала, а когда доходило до самого главного, ничего не получалось. Пришлось его бросить. И за один только год, пока в десятом училась, она пропустила через себя всех девяти – и десятиклассников.
Приятно вспомнить, – улыбнулась Ленка своим воспоминаниям.
К 30 годам она, даже если бы сильно захотела, не смогла бы вспомнить, сколько у неё было мужиков. Лица их сливались в одно большое потное плоское лицо, и все остальное сливалось, сливалось…
Андрей, с которым она познакомилась на акции в мае, был одним из лучших.
В ту весну они так же, вчетвером, пошли на ликвидацию «шнура» и зачистку квартиры.
Васса тогда пошла делать укол старой генеральше. А она, Ленка, и Инга со списками в руках – каждая в свою, заранее записанную на нее, комнату…
Ей досталась вторая, пустующая после смерти генерала, спальня. На стенах висели хорошие картины. С них она и начала. Проверила подписи на золотистой бумаге на рамах – точно, Франсуа Буше, а это – Фрагонар, а это – Сомов. Она сняла картины со стен, и удобным ножичком из импортного канцелярского набора, вырезала картины из массивных багетовых рам, свернула все три в трубочку, завернула во взятую с телевизора тонкую салфетку и сунула в чертежный цилиндр-тубус. После чего расстегнула молнию на огромной, из искусственной дерюги, с которыми челноки за бугор «ездиють», сумку и обвела комнату глазами в поиске, как было сказано, бурдальонов.
На инструктаже она поняла, что за хренота эти бурдальоны. Слово якобы произошло от Французского иезуита, жившего при дворе Людовика ХIV, – Пьера Луи Бурдальонского. Его проповеди были столь долгими, что вынуждали дам, не имеющих возможности покинуть помещение храма во время откровений аббата, как-то приспосабливаться к ситуации. Не известно, как выходили из положения мужчины, но дамы, искусно, с помощью грумов-слуг-детей, размещали под пышными кринолинами ночные вазы.
Нет, чтоб прямо сказать – ночной горшок, – хмыкнула Ленка. – А то «ваза»! Или того чище – «бурдальон».
У старой генеральши, страдающей легким слабоумием и тяжелой формой артроза, была лучшая в Европе коллекция бурдальонов. На них был выгодный заказ из Нанси. Там тоже нашелся какой-то старый придурок, соблаговоливший предложить за всю коллекцию из 24 сосудов полмиллиона долларов. Конечно, Игуана не могла пропустить такой выгодный контракт.
И к генеральше приехала «скорая помощь». «Скорая», как это иногда бывает, пришла вовремя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123