- Это ты заговорил о еде, а не я, - сказала она. - Но как только ты
поднял этот вопрос, я осознала, что тоже проголодалась. Пойдем, я
приготовлю завтрак.
- Сначала я должен сходить в свою комнату.
Она рассмеялась, вставляя гребень в стянутые узлом волосы.
- Зачем? Мы же с тобой не дети! Мы взрослые. Мы можем делать что
захотим и где захотим. Из какого мира ты явился?
- Не такого, как этот. Во всяком случае, тогда он был не таким. В то
время в Лондоне - боже, кажется, с тех пор прошли столетия - я полагал,
что являю собой весьма самостоятельную персону. Пока не обратил на себя
внимание властей. С тех пор я жил в социальном кошмаре. Я не стану
рассказывать тебе о трудностях и невзгодах жизни на Халвмерке, не буду
даже пытаться. Завтрак - гораздо лучшая идея.
Оборудование здесь было функциональным в отличие от сверхроскошной
Уолдорф-Астории. Он отнесся к этому одобрительно. Трубы, шипя и булькая, в
конце концов выпустили горячую струю воды. Водопровод работал, и он был
уверен, что любой человек в этой стране имеет точно такую же водопроводную
систему. До сих пор он не обдумывал концепцию демократий. Равенство
физического комфорта - так же, как и равенство возможностей. Голодное
урчание под ложечкой отмело все философские раздумья, он быстро умылся и
оделся. Затем прошел по запаху в большую открытую кухню, где за длинным
деревенским столом сидели молодые мужчины и женщина. Они кивнули, когда он
входил, и Двора вручила ему дымящуюся чашку кофе.
- Сначала еда, потом представление, - сказала она. - Как ты
предпочитаешь яйца?
- На тарелке.
- Разумное решение. Тут есть "матсо брей" - если ты не имел
возможности пробовать нашу кухню, можешь воспользоваться случаем.
Молодая чета откланялась и выскользнула, даже не будучи
представленной. Ян подумал, что здесь, в самом сердце тайной службы, имена
должны быть ложные. Двора накрыла стол и села напротив него. Она ела с не
меньшим аппетитом, чем у него, и они вели легкий разговор о вещах, не
имевших особого значения. Они как раз заканчивали есть, когда вернулась
девушка, буквально ворвавшись в комнату. Улыбка Дворы сейчас же исчезла.
- Бен-Хаим просит, чтобы вы сейчас же пришли. Беда, большая беда!
Беда носилась в воздухе. Бен-Хаим сидел, устало поникнув, в том же
кресле, где они его оставили вчера вечером, и, возможно, провел в нем все
это время. Он сосал давно потухшую трубку и, похоже, даже не замечал
этого.
- Похоже, Сергуд-Смит начинает давить. Мне надо было сразу
догадаться, что он не ограничится тем, что попросит нашего участия. Это не
его метод.
- Что случилось? - спросила Двора.
- Аресты. Во всем мире, в каждой стране. Доклады все еще продолжают
поступать. Они говорят, что это защитная мера. Вызванная чрезвычайными
обстоятельствами. Наши люди. Все. Деловые представители, торговые миссии,
даже тайные оперативники, которые, как мы думали, все еще не раскрыты. Две
тысячи, а может, и больше.
- Давление, - сказал Ян. - Он стягивает петлю. Как вы думаете, что он
еще может сделать?
- Что еще он может сделать? Те несколько тысяч наших граждан, что
находились за пределами Израиля и присоединившихся стран, уже у него в
руках. Других нет.
- Я уверен, что еще что-то задумал. Я знаю теперь стиль деятельности
Сергуда-Смита. И это только первый шаг.
К несчастью, Ян убедился в своем правоте уже через час. Все
телевизионные программы, по каждому из ста двадцати каналов, были прерваны
выпуском сообщений экстренной срочности. Выступал доктор Вал Рам Махат,
президент Объединенных Наций. Должность эта была почетной, и деятельность
доктора обычно сводилась к открытию и закрытию сессий ООН. Тем не менее,
подобные выступления поручались ему. Военный духовой оркестр проиграл
патриотические марши; мир тем временем смотрел и ждал. Затем изображение
оркестра растаяло, и появился доктор Махат. Он кивнул невидимой аудитории
и заговорил знакомым, хорошо поставленным голосом:
- Граждане мира! Мы ведем ужасную войну, принесенную нам
анархиствующими элементами, врагами всех верноподданных граждан великого
Благосостояния Земли. Но я здесь не за тем, чтобы обсуждать эту великую
войну, которую ведут, и успешно, во благо человечества наши
граждане-солдаты. Я здесь для того, чтобы сообщить вам о еще более
страшной опасности, которая угрожает нашей безопасности. Отдельные
личности из Израильского Конклава Объединенных Наций ради собственной
выгоды утаивают жизненно необходимые продукты. Это спекулянты на войне,
они делают деньги на горе других людей. Продолжаться этому мы не позволим.
Они должны понять, что другие последуют их примеру, должно свершиться
правосудие.
Доктор Махат вздохнул; на его плечах лежало бремя ответственности за
мир. Но он был человеком мужественным, и потому продолжал:
- Пока я говорю, наши солдаты движутся в Египет, Иорданию, Сирию и
все остальные важные сельскохозяйственные страны этого региона. Ни один из
вас не будет голодать, это я вам обещаю. Поставки продуктов будут
продолжаться несмотря на усилия эгоистичного меньшинства. Восстание будет
подавлено, и мы все вместе совершим марш победы.
Президент растаял под аккомпанемент заблаговременно записанных
аплодисментов, и на его месте возник бело-синий флаг Земли, трепещущий на
ветру. С энтузиазмом заиграл духовой оркестр. Бен-Хаим повернул
выключатель.
- Я не понял, - сказал Ян.
- Я понял, и даже очень хорошо, - ответил Бен-Хаим. - Вы забыли, что
весь мир, собственно, и не знает о нашем существовании. Они будут только
счастливы, если эти страны будут оккупированы ради того, чтобы не опустели
их желудки. Наши Земли преимущественно заселены фермерами, кооперативно
сбывающими свои продукты. Но мы - единственные, кто помогает им проводить
ирригацию и удобрять земли, чтобы получать в пустыне урожаи, и мы
обеспечиваем им сбыт. И наша страна осуществляла все грузоперевозки по
воздуху. До сегодняшнего дня. Видите теперь, что они с нами делают? Нам
дали пинка, чтобы мы сидели у себя и не высовывались. Последуют и другие
дискриминационные меры. Все это - дело рук Сергуда-Смита. Никого другого
не побеспокоил бы, особенно в такое бурное время, забытый уголок Земли, в
котором мы находимся. И поглядите, какой он прекрасный историк оказался.
Зачем, спрашивается, нужна эта издевательская терминология двадцатого
столетия, эти антисемитские ярлыки, уходящие корнями в средневековую
Европу?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50