Она была одной из первых женщин, получивших разрешение работать доктором в штате Луизиана.
Девочка важно кивнула. Она слышала об этом много раз.
– Она попала в тюрьму за то, что была суф… суф…
– Суфражисткой. Она дожила до того времени, когда женщины получили избирательные права.
Эммануэль снова заглянула в сундук и на этот раз вынула большую, приклеенную к толстому картону фотографию.
– Посмотри, бабушка. Это можно повесить в передней. – Прищурившись, она повернулась, чтобы свет от покрытых пылью окон упал на выцветший снимок. – Кто эти люди?
Пожилая дама наклонилась.
– Мои бабушка и дедушка в старости. Думаю, это снимали в пятидесятую годовщину их свадьбы. Вокруг них дети, внуки и правнуки.
Восьмилетняя Эммануэль, которая была единственным ребенком, села на пол и в изумлении произнесла:
– Сколько же их?!
Бабушка улыбнулась:
– Они очень любили друг друга.
Эммануэль показала пальцем на худого человека с седой бородой, который стоял с самого краю, небрежно опираясь на костыль.
– А это кто?
– Антуан. Они звали его дядей, хотя на самом деле он был двоюродным братом первого мужа бабушки. Антуан потерял ногу на войне, но выжил.
Замолчав, пожилая женщина отложила в сторону связку старых писем с парижскими адресами и осторожно подняла выцветшую фетровую шляпу со страусовым пером и уже потускневшими золотистыми скрещенными саблями.
– Это кавалерийская шляпа моего деда, – с гордостью сказала она.
По всей видимости, Эммануэль кое о чем не рассказывали. Иначе бы она не изумилась:
– Он был янки?
– Да. Начальник военной полиции Батлера. – Женщине не требовалось разъяснять, кем был Батлер. Даже через сто лет после войны каждый школьник в Новом Орлеане знал эту фамилию. – После женитьбы на моей бабушке он вернулся в свой кавалерийский полк.
– И воевал на стороне Севера?
–. Но как только война окончилась, он приехал сюда, чтобы основать в Новом Орлеане отделение своей корабельной компании.
Какое-то время девочка молчала, разглядывая на фотографии гордую женщину, на плече которой лежала рука ее мужа.
– Я рада, что меня назвали в честь нее, – внезапно сказала Эммануэль. – Она выглядит…
Девочка помолчала, подбирая слова, чтобы описать эту волевую, вызывающую почтение женщину, урожденную Эммануэль Маре.
– Как она выглядит?
– Словно прожила счастливую жизнь. – Эммануэль подняла голову, на ее лбу от напряжения появилась морщинка. – Это так?
Ее бабушка рассмеялась:
– Да, я думаю, ты права.
От автора
До начала XX века Новый Орлеан был одним из самых опасных мест в Северной Америке. Желтая лихорадка, тиф и малярия каждый год уносили жизни тысяч людей – и, видимо, именно по этой причине город был известен своими медицинскими учреждениями. Перед войной в Луизиане был даже переизбыток имеющих лицензию докторов.
Несмотря на нездоровый климат и тяжелые условия жизни, Новый Орлеан перед Гражданской войной был большим и процветающим городом, в котором сосуществовали различные культуры. Старая испанская и французская элита, эмигранты из Европы численность населения составляла 170 000 человек. Из них только 4169 человек имели в 1860 году рабов, и среди этих владельцев были креолы, янки, иммигранты и даже свободные цветные. Почти половина из 25 000 цветных горожан были свободными. Ирландских и немецких иммигрантов насчитывалось вдвое больше, чем чернокожих. Они были дешевой рабочей силой и работали в любых условиях, – достаточно вспомнить, что более восьми тысяч итальянцев и немцев погибли во время прокладки короткого шестимильного ответвления канала Нью-Бейсн.
Возможно, что именно постоянное присутствие смерти в сочетании с уникальной смесью культур придало Новому Орлеану его особенный дух. Когда генерал Батлер 1 мая 1862 года объявил себя хозяином города, он совершенно не представлял себе; как им следует управлять. Через восемь месяцев он был отозван и уезжал из города богатым человеком, но Новый Орлеан так и остался для него загадкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
Девочка важно кивнула. Она слышала об этом много раз.
– Она попала в тюрьму за то, что была суф… суф…
– Суфражисткой. Она дожила до того времени, когда женщины получили избирательные права.
Эммануэль снова заглянула в сундук и на этот раз вынула большую, приклеенную к толстому картону фотографию.
– Посмотри, бабушка. Это можно повесить в передней. – Прищурившись, она повернулась, чтобы свет от покрытых пылью окон упал на выцветший снимок. – Кто эти люди?
Пожилая дама наклонилась.
– Мои бабушка и дедушка в старости. Думаю, это снимали в пятидесятую годовщину их свадьбы. Вокруг них дети, внуки и правнуки.
Восьмилетняя Эммануэль, которая была единственным ребенком, села на пол и в изумлении произнесла:
– Сколько же их?!
Бабушка улыбнулась:
– Они очень любили друг друга.
Эммануэль показала пальцем на худого человека с седой бородой, который стоял с самого краю, небрежно опираясь на костыль.
– А это кто?
– Антуан. Они звали его дядей, хотя на самом деле он был двоюродным братом первого мужа бабушки. Антуан потерял ногу на войне, но выжил.
Замолчав, пожилая женщина отложила в сторону связку старых писем с парижскими адресами и осторожно подняла выцветшую фетровую шляпу со страусовым пером и уже потускневшими золотистыми скрещенными саблями.
– Это кавалерийская шляпа моего деда, – с гордостью сказала она.
По всей видимости, Эммануэль кое о чем не рассказывали. Иначе бы она не изумилась:
– Он был янки?
– Да. Начальник военной полиции Батлера. – Женщине не требовалось разъяснять, кем был Батлер. Даже через сто лет после войны каждый школьник в Новом Орлеане знал эту фамилию. – После женитьбы на моей бабушке он вернулся в свой кавалерийский полк.
– И воевал на стороне Севера?
–. Но как только война окончилась, он приехал сюда, чтобы основать в Новом Орлеане отделение своей корабельной компании.
Какое-то время девочка молчала, разглядывая на фотографии гордую женщину, на плече которой лежала рука ее мужа.
– Я рада, что меня назвали в честь нее, – внезапно сказала Эммануэль. – Она выглядит…
Девочка помолчала, подбирая слова, чтобы описать эту волевую, вызывающую почтение женщину, урожденную Эммануэль Маре.
– Как она выглядит?
– Словно прожила счастливую жизнь. – Эммануэль подняла голову, на ее лбу от напряжения появилась морщинка. – Это так?
Ее бабушка рассмеялась:
– Да, я думаю, ты права.
От автора
До начала XX века Новый Орлеан был одним из самых опасных мест в Северной Америке. Желтая лихорадка, тиф и малярия каждый год уносили жизни тысяч людей – и, видимо, именно по этой причине город был известен своими медицинскими учреждениями. Перед войной в Луизиане был даже переизбыток имеющих лицензию докторов.
Несмотря на нездоровый климат и тяжелые условия жизни, Новый Орлеан перед Гражданской войной был большим и процветающим городом, в котором сосуществовали различные культуры. Старая испанская и французская элита, эмигранты из Европы численность населения составляла 170 000 человек. Из них только 4169 человек имели в 1860 году рабов, и среди этих владельцев были креолы, янки, иммигранты и даже свободные цветные. Почти половина из 25 000 цветных горожан были свободными. Ирландских и немецких иммигрантов насчитывалось вдвое больше, чем чернокожих. Они были дешевой рабочей силой и работали в любых условиях, – достаточно вспомнить, что более восьми тысяч итальянцев и немцев погибли во время прокладки короткого шестимильного ответвления канала Нью-Бейсн.
Возможно, что именно постоянное присутствие смерти в сочетании с уникальной смесью культур придало Новому Орлеану его особенный дух. Когда генерал Батлер 1 мая 1862 года объявил себя хозяином города, он совершенно не представлял себе; как им следует управлять. Через восемь месяцев он был отозван и уезжал из города богатым человеком, но Новый Орлеан так и остался для него загадкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75