Его принесут только через пару часов, так что у тебя много времени.
– Хорошо… прекрасно, – ответила Джесси, глядя, как Люк поднимается по лестнице мореного дуба, которая вела к спальням на втором этаже. Интересно, что он принял на себя роль хозяина, хотя дом принадлежит ей. Кроме того, она не знала, как объяснить этот неожиданный всплеск хороших манер. С самого дня свадьбы он был вежлив и дружелюбен с ней, что разоружало Джесси и вызывало самые сильные подозрения. В ее семье внезапный приступ доброжелательности означал, что кто-то от тебя чего-то очень хочет.
Чего же хотел Люк Уорнек в ответ на свое необычное поведение, спросила себя Джесси, когда ее муж миновал лестничный пролет и пошел выше, исчезнув из поля зрения. До тех пор, пока он намерен оставаться таким приятным компаньоном, она может себе позволить наслаждаться этим нововведением. Возможно, это будет продолжаться очень недолго.
Люк отнес ее вещи в хозяйскую спальню, огромную просторную комнату, чьи полукруглые окна с изысканными занавесками выходили на юг. В спальне стояла викторианская кровать на четырех столбах. Когда Джесси вошла то увидела, что Люк вешает ее сумку в шкаф. «Интересно, что он сделает теперь – наполнит мне ванну?» – подумала Джесси с некоторым смущением.
– Будешь ли ты готова через час? – спросил он, приближаясь к двери.
Она коснулась пальцами лба.
– Я очень устала. Думаю, что приму душ, немного почитаю и полежу.
Стоя в дверном проеме, Люк обернулся и посмотрел на нее с бесстрастным интересом. – В таком случае спи спокойно. Если тебе что-нибудь нужно, пользуйся интеркомом. В течение некоторого времени я, скорее всего, буду внизу.
Спи спокойно? Брови Джесси удивленно вскинулись вверх, когда он дружески кивнул ей на прощание и закрыл за собой дверь. Что он намерен делать? Некоторое время она тупо смотрела на то место, где он только что стоял, а потом перевела взгляд на свои чемоданы, спрашивая себя, что должна надеть невеста на обед в медовый месяц, если она не намерена исполнять свои супружеские обязанности. Ее губы сложились в загадочную улыбку. Черное, конечно.
Через час, когда комнаты уже были залиты персиковым золотом сумерек, Джесси спустилась вниз в черной шелковой пижаме и босоножках на высоких каблуках. Несколько лет назад она выписала этот наряд по каталогу дамского белья, желая себя побаловать. Тогда она работала в службе охраны банка и временами чувствовала себя скорее мужчиной, чем женщиной. Раньше она никогда его не надевала.
В гостиной горел камин, наполняя комнату уютным светом и потрескиванием, тихо звучала «Маленькая ночная серенада» Моцарта. Через открытые полукруглые окна было видно темнеющее небо, прохладный ветерок колыхал занавески, а на столике в стиле Людовика XVI, стоявшем у камина, ее поджидала бутылка шампанского в ведерке со льдом.
По обеим сторонам этого изысканного столика стояли две софы, обтянутые красньм плюшем. Когда Джесси вошла, Люк поставил на стол свой бокал с шампанским и встал.
– Я рад, что ты решила спуститься, – сказал он, окидывая одобрительным взглядом ее наряд. Потом указал на накрытый у окна стол, на котором горели свечи. – Я надеюсь, что ты голодна.
Она готова была съесть быка. Это было французское шампанское, самое сухое и игристое, какое только приходилось пробовать Джесси. Пока они ели огромных креветок, обильно сдобренных красным имбирным соусом, она выпила целых два бокала. Затем на столе появились острые моллюски и мидии в вине, горячие и ароматные. Люк снимал их прямо с электрической жаровни.
Когда Люк подал основное блюдо – сочные гребешки с грибами, – Джесси поняла, что есть больше не может. Люк оказался более стойким, и, пока он разделывался с огромной рыбиной, сдобренной маслянистым чесноком и сыром, Джесси налила себе еще шампанского и откинулась на спинку стула, глядя на пурпурное закатное небо, на то, как перекресток на вершине холма пересекают троллейбусы, а уличные фонари освещают их рога.
Этот вечер был волшебным, хотя Джесси не могла объяснить почему. Это было похоже на сцену из детского фильма, где танцуют и поют чашки и блюдца, а троллейбусы взмывают вверх с подножия горы, сверкая рогами, как серебряными ленточками.
Наверное, она просто слишком много выпила, подумала Джесси, ставя на стол свой бокал. Голова немного кружилась, а к щекам прилила краска. И у нее разыгралась фантазия, что бывало с ней только в детстве. И хуже всего – Джесси наслаждалась обществом Люка.
– Что заставило тебя спуститься? – спросил он через несколько минут, когда они уже сидели друг напротив друга.
Он вытащил из ведерка со льдом шампанское и снова наполнил ее бокал, хотя Джесси знала, что ей лучше выпить кофе. В отблесках каминного пламени комната казалась пылающей, как спелый персик. Голова Джесси приятно гудела. Она не могла вспомнить, когда она в последний раз чувствовала себя такой расслабленной. Ей хотелось отпустить своего внутреннего стража и просто поговорить с Люком, хотя бы несколько минут. Джесси не приходило в голову, насколько вымотала ее необходимость постоянно защищаться.
– Я спустилась из-за любопытства, – призналась она. – И голода.
– Удовлетворила ли ты и то и другое?
– Голод – да. Теперь я пестую свое любопытство.
Люк откинулся назад и вытянул руку вдоль спинки софы, явно очарованный ее прямотой. На его губах появилась едва заметная улыбка. Джесси редко приходилось видеть, чтобы он улыбался так беззлобно. Смотреть на него было приятно. Черные волосы отражали пламя камина, в каждом из зрачков горел маленький золотой огонек.
– Продолжай, – сказал он. – Спроси меня о чем-нибудь. Я готов тебе ответить.
Люк сидел положив ногу на ногу, подбородок опущен в высокий воротник свитера. Интересно, у него такая же мягкая и нежная кожа, как на оленьих мокасинах, или она стала грубой и жесткой, как терка, ведь он уже пять часов не брился?
Внутри у нее словно что-то щелкнуло, и ей безумно захотелось задать ему этот вопрос, Вместо этого она рассмеялась над своей импульсивностью и сделала последний глоток шампанского. Было ясно, что больше ей пить нельзя. Теперь осталось только спросить Люка о том, почему он влюбился в Шелби, а не в нее.
Джесси стиснула в руках изящную хрустальную ножку бокала, и легкая боль несколько прояснила ее чувства. Эта боль была призраком, отзвуком той катастрофы, которую ей пришлось пережить много лет назад. Когда Люк был ее врагом. Она отрицала и подавляла свою печаль, она делала вид, что ничего не чувствует. Но теперь поток невыразимой нежности, приглушенный временем и волшебством вечера при свечах, захватил ее. Это было сладостное чувство – и острая тоска по всему, к чему она так стремилась и что потеряла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
– Хорошо… прекрасно, – ответила Джесси, глядя, как Люк поднимается по лестнице мореного дуба, которая вела к спальням на втором этаже. Интересно, что он принял на себя роль хозяина, хотя дом принадлежит ей. Кроме того, она не знала, как объяснить этот неожиданный всплеск хороших манер. С самого дня свадьбы он был вежлив и дружелюбен с ней, что разоружало Джесси и вызывало самые сильные подозрения. В ее семье внезапный приступ доброжелательности означал, что кто-то от тебя чего-то очень хочет.
Чего же хотел Люк Уорнек в ответ на свое необычное поведение, спросила себя Джесси, когда ее муж миновал лестничный пролет и пошел выше, исчезнув из поля зрения. До тех пор, пока он намерен оставаться таким приятным компаньоном, она может себе позволить наслаждаться этим нововведением. Возможно, это будет продолжаться очень недолго.
Люк отнес ее вещи в хозяйскую спальню, огромную просторную комнату, чьи полукруглые окна с изысканными занавесками выходили на юг. В спальне стояла викторианская кровать на четырех столбах. Когда Джесси вошла то увидела, что Люк вешает ее сумку в шкаф. «Интересно, что он сделает теперь – наполнит мне ванну?» – подумала Джесси с некоторым смущением.
– Будешь ли ты готова через час? – спросил он, приближаясь к двери.
Она коснулась пальцами лба.
– Я очень устала. Думаю, что приму душ, немного почитаю и полежу.
Стоя в дверном проеме, Люк обернулся и посмотрел на нее с бесстрастным интересом. – В таком случае спи спокойно. Если тебе что-нибудь нужно, пользуйся интеркомом. В течение некоторого времени я, скорее всего, буду внизу.
Спи спокойно? Брови Джесси удивленно вскинулись вверх, когда он дружески кивнул ей на прощание и закрыл за собой дверь. Что он намерен делать? Некоторое время она тупо смотрела на то место, где он только что стоял, а потом перевела взгляд на свои чемоданы, спрашивая себя, что должна надеть невеста на обед в медовый месяц, если она не намерена исполнять свои супружеские обязанности. Ее губы сложились в загадочную улыбку. Черное, конечно.
Через час, когда комнаты уже были залиты персиковым золотом сумерек, Джесси спустилась вниз в черной шелковой пижаме и босоножках на высоких каблуках. Несколько лет назад она выписала этот наряд по каталогу дамского белья, желая себя побаловать. Тогда она работала в службе охраны банка и временами чувствовала себя скорее мужчиной, чем женщиной. Раньше она никогда его не надевала.
В гостиной горел камин, наполняя комнату уютным светом и потрескиванием, тихо звучала «Маленькая ночная серенада» Моцарта. Через открытые полукруглые окна было видно темнеющее небо, прохладный ветерок колыхал занавески, а на столике в стиле Людовика XVI, стоявшем у камина, ее поджидала бутылка шампанского в ведерке со льдом.
По обеим сторонам этого изысканного столика стояли две софы, обтянутые красньм плюшем. Когда Джесси вошла, Люк поставил на стол свой бокал с шампанским и встал.
– Я рад, что ты решила спуститься, – сказал он, окидывая одобрительным взглядом ее наряд. Потом указал на накрытый у окна стол, на котором горели свечи. – Я надеюсь, что ты голодна.
Она готова была съесть быка. Это было французское шампанское, самое сухое и игристое, какое только приходилось пробовать Джесси. Пока они ели огромных креветок, обильно сдобренных красным имбирным соусом, она выпила целых два бокала. Затем на столе появились острые моллюски и мидии в вине, горячие и ароматные. Люк снимал их прямо с электрической жаровни.
Когда Люк подал основное блюдо – сочные гребешки с грибами, – Джесси поняла, что есть больше не может. Люк оказался более стойким, и, пока он разделывался с огромной рыбиной, сдобренной маслянистым чесноком и сыром, Джесси налила себе еще шампанского и откинулась на спинку стула, глядя на пурпурное закатное небо, на то, как перекресток на вершине холма пересекают троллейбусы, а уличные фонари освещают их рога.
Этот вечер был волшебным, хотя Джесси не могла объяснить почему. Это было похоже на сцену из детского фильма, где танцуют и поют чашки и блюдца, а троллейбусы взмывают вверх с подножия горы, сверкая рогами, как серебряными ленточками.
Наверное, она просто слишком много выпила, подумала Джесси, ставя на стол свой бокал. Голова немного кружилась, а к щекам прилила краска. И у нее разыгралась фантазия, что бывало с ней только в детстве. И хуже всего – Джесси наслаждалась обществом Люка.
– Что заставило тебя спуститься? – спросил он через несколько минут, когда они уже сидели друг напротив друга.
Он вытащил из ведерка со льдом шампанское и снова наполнил ее бокал, хотя Джесси знала, что ей лучше выпить кофе. В отблесках каминного пламени комната казалась пылающей, как спелый персик. Голова Джесси приятно гудела. Она не могла вспомнить, когда она в последний раз чувствовала себя такой расслабленной. Ей хотелось отпустить своего внутреннего стража и просто поговорить с Люком, хотя бы несколько минут. Джесси не приходило в голову, насколько вымотала ее необходимость постоянно защищаться.
– Я спустилась из-за любопытства, – призналась она. – И голода.
– Удовлетворила ли ты и то и другое?
– Голод – да. Теперь я пестую свое любопытство.
Люк откинулся назад и вытянул руку вдоль спинки софы, явно очарованный ее прямотой. На его губах появилась едва заметная улыбка. Джесси редко приходилось видеть, чтобы он улыбался так беззлобно. Смотреть на него было приятно. Черные волосы отражали пламя камина, в каждом из зрачков горел маленький золотой огонек.
– Продолжай, – сказал он. – Спроси меня о чем-нибудь. Я готов тебе ответить.
Люк сидел положив ногу на ногу, подбородок опущен в высокий воротник свитера. Интересно, у него такая же мягкая и нежная кожа, как на оленьих мокасинах, или она стала грубой и жесткой, как терка, ведь он уже пять часов не брился?
Внутри у нее словно что-то щелкнуло, и ей безумно захотелось задать ему этот вопрос, Вместо этого она рассмеялась над своей импульсивностью и сделала последний глоток шампанского. Было ясно, что больше ей пить нельзя. Теперь осталось только спросить Люка о том, почему он влюбился в Шелби, а не в нее.
Джесси стиснула в руках изящную хрустальную ножку бокала, и легкая боль несколько прояснила ее чувства. Эта боль была призраком, отзвуком той катастрофы, которую ей пришлось пережить много лет назад. Когда Люк был ее врагом. Она отрицала и подавляла свою печаль, она делала вид, что ничего не чувствует. Но теперь поток невыразимой нежности, приглушенный временем и волшебством вечера при свечах, захватил ее. Это было сладостное чувство – и острая тоска по всему, к чему она так стремилась и что потеряла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103