– Возбуждение своих половых органов в общественном месте. Конечно, это еще ничего не значит, но это не все. Лебье поехал к нему, но дома никого не оказалось – только злющая псина, которая выла за дверью. Пока он там стоял, подошел сосед. Выяснилось, что он договорился с Робертсоном по средам кормить и выгуливать его псину. У него был и ключ от двери. Естественно, Лебье спросил, не выгуливал ли он ее перед тем, как нашли тело Ингер Холтер. Тот ответил, что да, выгуливал.
– И что?
– Ранее Робертсон заявлял, что вечером, накануне того дня, когда нашли Ингер, он был дома один. Я решил, что тебе будет интересно это узнать.
Харри почувствовал, как учащается пульс.
– Ваши дальнейшие действия?
– Отправим за ним полицейскую машину – забрать его, а то рано утром он уйдет на работу.
– Хм. А где и когда он совершал свои злодеяния?
– Секундочку. Кажется, в каком-то парке. Вот. Написано «Грин-парк». Это маленький…
– Я знаю. – Харри быстро соображал. – Наверное, придется прогуляться. Некоторые, похоже, там днюют и ночуют. Может, они что и знают?
Юн продиктовал даты актов эксгибиционизма, и Харри записал их в свой маленький черный «Альманах сберегательных банков Скандинавии» – подарок отца на Рождество.
– Кстати, Юн, просто интереса ради: что значит «нециничный эксгибиционизм»?
– Это когда пьяный восемнадцатилетний парень показывает задницу полицейскому патрулю в День Конституции Норвегии.
Харри поперхнулся от удивления.
Из трубки донеслось хихиканье Юна.
– Но как?.. – начал Харри.
– Чего только не узнаешь, когда у тебя есть два пароля, а в соседнем кабинете сидит датчанин. – Юн весело рассмеялся.
Харри почувствовал, что его охватывает жар.
– Все в порядке? – Юн, кажется, был обеспокоен, не зашел ли он слишком далеко. – Больше никто не знает.
Его голос казался таким несчастным, что у Харри не хватило духу злиться.
– В том патруле была одна женщина, – сказал он. – Ей приглянулся мой зад.
Юн облегченно рассмеялся.
Фотоэлементы в парке решили, что уже достаточно темно, и фонари включились, когда Харри подошел к скамейке. Человека, сидящего на ней, он узнал сразу.
– Добрый вечер.
Упавшая на грудь голова медленно поднялась, и пара карих глаз посмотрела на Харри – вернее, сквозь него, зафиксировав взгляд на какой-то далекой точке.
– Fig? – хрипло попросил он.
– Простите?
– Fig, fig, – повторил он и помахал двумя пальцами в воздухе.
– Oh, fag. You want a cigarette?
– Yeah, fig.
Харри достал из пачки две сигареты. Одну взял себе. Некоторое время они молча курили. Они сидели в крошечном зеленом оазисе посреди многомиллионного города, но Харри показалось, будто он сейчас на необитаемом острове. Может, из-за этой темноты и электрического стрекота кузнечиков. Или из-за ощущения чего-то ритуального и вневременного, того, что они сидят рядом и курят, белый полицейский и черный потомок древних обитателей этого континента с чужим, широким лицом.
– Хочешь купить мою куртку?
Харри посмотрел на его куртку – тонкую черно-красную ветровку.
– Флаг аборигенов, – объяснил он и показал Харри спину куртки. – Такие делает мой двоюродный брат.
Харри вежливо отказался.
– Как тебя зовут? – спросил абориген. – Харри? Это английское имя. У меня тоже английское имя. Меня зовут Джозеф. Вообще-то это еврейское имя. Иосиф. Отец Иисуса. Понимаешь? Джозеф Уолтер Родриг. В племени меня зовут Нгардагха. Н-гар-даг-ха.
– Ты часто бываешь в этом парке, Джозеф?
– Да, часто. – Джозеф снова отпустил взгляд, и тот унесся на километр.
Абориген извлек из-под куртки бутылку сока, предложил Харри, отпил сам и с довольным видом закрутил крышку. Куртка была расстегнута, и Харри увидел на груди татуировки. Над большим крестом было написано: «Джерри».
– Красивые у тебя татуировки, Джозеф. А кто такой Джерри?
– Джерри – мой сын. Сын. Ему четыре года, – Джозеф растопырил пальцы и попытался отсчитать четыре.
– Я понял. Четыре. А где Джерри сейчас?
– Дома, – Джозеф махнул рукой в направлении дома. – Дома с мамой.
– Знаешь, Джозеф, я ищу одного человека. Его зовут Хантер Робинсон. Он белый, маленького роста, и у него мало волос на голове. Иногда он приходит в парк. И он показывает… разные части тела. Ты понимаешь, о ком я? Ты его видел, Джозеф?
– Да, да. Он придет, – ответил Джозеф и потер нос, будто считал, что Харри не понимает очевидного. – Просто подожди. Он придет.
Харри пожал плечами. Конечно, утверждение Джозефа не заслуживало особого доверия, но больше делать было нечего, и он протянул Джозефу еще одну сигарету. Они сидели на скамейке, а темнота становилась все глубже и под конец сделалась почти осязаемой.
Вдалеке зазвонил церковный колокол. Харри зажег восьмую сигарету и затянулся. В последний раз, когда он ходил в кино с Сестренышем, она сказала, что ему надо бросить курить. В тот раз они смотрели фильм «Робин Гуд – принц воров» с самым худшим актерским составом, какой Харри мог припомнить. Хуже только – в «Plan 9 From Outer Space». Но Сестреныша не коробило, что Робин Гуд в исполнении Кевина Костнера отвечает шерифу Ноттингемскому на чистейшем американском. Сестреныша вообще мало что коробило, зато она вопила от восторга, когда Костнер навел в Шервудском лесу порядок, и плакала от радости, когда Робин и леди Марианна в конце концов обрели друг друга.
Потом они пошли в кафе, и он купил ей кофе. Она рассказала ему, как хорошо ей живется на новой квартире в Согне. Но пара людей, которые живут по соседству, – «совсем на голову того». И еще сказала, что Харри должен бросить курить.
– Эрнст говорит, это опасно, – сказала Сестреныш. – От этого можно умереть.
– Кто такой Эрнст? – спросил Харри, но она только захихикала в ответ. Потом снова стала серьезной:
– Ты не будешь курить, Харальд. И не умрешь, понял?
Это обращение «Харальд» и словечко «понял?» она переняла от мамы.
При крещении отец настоял, чтобы сыну дали имя Харри. Отец, Фредрик Холе, обычно во всем угождавший супруге, вдруг поднял голос и заявил, что хочет назвать мальчика в честь деда, который был моряком и, по всему, хорошим человеком. Мать долго не спорила и согласилась, о чем потом горько жалела.
– Кто-нибудь когда-нибудь слышал о каком-нибудь Харри, который чего-нибудь достиг? – говорила она. Когда отец хотел ее поддразнить, он цитировал ее фразы с огромным количеством «нибудь».
И мать стала звать его Харальдом, в честь своего дяди. Но эта затея широкой поддержки не получила. А после смерти матери Сестреныш тоже стала его так звать. Может, Сестренышу хотелось таким образом заполнить образовавшуюся пустоту в их жизни. Этого Харри не знал – в голове у бедной девочки происходило слишком много необъяснимого. И когда он пообещал, что бросит курить – если не сразу, то постепенно, – Сестреныш улыбнулась и заплакала, так и не стерев с носа крем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78