Уже совсем спать хотел (а еще больше хотел – лечь в кровать и расслабиться хорошо под специально отложенный в сторону «Тайский массаж»), но решил заглянуть все-таки в маленькую коробку, на четыре биона; там, судя по надписям, все то же самое было, – правда, менее тривиальные какие-то вещи, не эротика + эротика, постранней, – но я решил все-таки накатать один – для порядку просто; выбрал «Мокрая трава + пресыщение + черн. соб.» – что за черн. соб.? Черная собака? Был еще «Холод + теплое одеяло», но не хотелось сейчас таких сенсорных ребусов; а «Мокрая трава + пресыщение + черн. соб.» оказался, кажется, запоротым, вернее, с ярлыком, не соответствующим надписи: не микс, а просто странноватая, низкокачественная, с сильными помехами запись, на которой из-за помех, видимо, кажется, что все немного красноватое вокруг и ногами висишь в воздухе – но не микс точно, нет раздвоенности, какой-то эксперимент? На всякий случай попробовал еще один шарик: «6 часов сидения + прыжок с вышки» – тот же эффект, некачественная запись вместо микса, правда, не слишком приятная на этот раз и несколько странная: вдруг понимаешь, что лежишь с широко раскрытыми глазами на какой-то красной воде (как можно ощущать «красное»? – но я почему-то уверен был, что именно «красное») лицом вниз, все колышется, и тело колышется, и я даже инстинктивно дернул головой назад, силясь вынырнуть, – но тут же понял, что, хотя у меня рот и нос полны этой красной воды (какой-то привкус, не смог опознать, но не кровь, не будем демонизировать на пустом месте), я совершенно свободно, медленно и глубоко дышу… Странная запись и сильно неприятное ощущение, видимо, тоже не микс – по крайней мере, с ярлыком ничего общего; может, играл с монтажом или с зачисткой, что-то такое. Надо будет два других посмотреть еще, но, кажется, в этой коробке какие-то незаконченные пробы. Но зато большая коробка – это сокровище, видимо. Завтра начать. Завтра же, не откладывая. Сделаем мальчику посмертную славу.
Глава 73
– Ой, ну перестань, Ади, ради бога! Я не хочу хамить, но ты просто несусветные глупости говоришь, несусветные! – И Хелен раздраженно ткнула вилкой в одноразовый горшочек с русским жарким. – Да если бы не «зеленые», у нас бы сейчас не было на земле вообще ничего, кроме людей, ни-че-го!
Ади был настолько раздражен, что в какой-то момент готов был просто швырнуть палочки и выйти из-за стола; не тем даже раздражен, что дурочка эта потряхивает грудями и с величайшим апломбом говорит о том, в чем даже ручной комодо смыслит больше, чем она, – но тем, что обед превратился в политические дебаты и бессмысленное пережевывание соплей, а хотелось расслабиться и как-то тихо, со смаком, пожевать селедки, пельменей, еще чего-то с непроизносимым названием, – русская забегаловка на Тэтчер-стрит пакует в пластик и приволакивает в студию меньше чем за пятнадцать минут, если позвонить с двенадцати до шести – «а в субботу до пяти, сэр!» Ади раздражало еще и то, что Хелен, и Хана, и даже дурочка Калиппа (почему-то не морфированный до нормального состояния огромный шнобель; маслиновые глаза в темных складках; ей Гросс медленно и внятно повторял каждую фразу, прежде чем включал запись, – совсем идиотка) – все, все, как нормальные люди, ели вилками, а Хелен держала свою даже не без изящества – двумя пальчиками, отставив мизинец, – и только он, Ади, каждый раз, когда заказывали русское или итальянское и приносили ужасные эти трезубцы, которыми ничего нельзя взять и каждый пельмень приходится полчаса постыдно гонять по тарелке, – каждый раз он чувствовал себя неуклюжим идиотом, когда шел за вилкой на кухню; в первый день съемок, кстати, не было еще на кухне ничего из посуды и чопстиков тоже – и он остался голодным фактически… Словом, каждый раз, когда заказывали русское, Ади чувствовал себя немножко противно и глупо как-то, и тут еще разговор о Чечне и праве на свою территорию, и тут эти сиськи говорящие начали объяснять, что надо оставить Марс коренным синим инфузориям, или оранжевым плазматориям, или как там их, словом – этим МПК.
– Давай, Хелен, красавица, я тебе расскажу кое-что про «зеленых», чего тут, в Америке, никто не знает: мой дед, который, между прочим, приехал сюда в две тысячи пятом году – ага! – из Австралии, а ты не знала? – так вот, удивись, мой дед – на секундочку профессор экологии, лауреат Валленштейнской премии, на секундочку, если тебе это о чем-то говорит! Так вот, дед всю жизнь занимался темой влияния человеческой деятельности на климат. И знаешь, что он показал, знаешь, за что ему премию дали? Он показал, что если бы «зеленые» не лезли и дали истреблять панд тем темпом, каким люди их когда-то истребляли, то не было бы двадцать лет назад в Австралии эпидемии Ю-4! А? Как тебе?
Брови Хелен треугольничком поползли вверх.
– Это как? Это почему?
– Вот извини, дорогая, не буду я тебе сейчас рассказывать про ресурсность и про биологический отбор, но коротко: у людей и у панд там были общие ресурсы, а механизмы включения эпидемий, как тебя небось в школе учили, работают как?
– Как механизмы естественного отбора! – Калиппа выкрикнула заученную с детства фразу так резко, что все вздрогнули и обернулись. Калиппа сияла, довольная собственной проницательностью. Ади передернул плечами и снова накинулся на Хелен.
– Слышала, да? Так дед вот доказал, что с Ю-4 механизм пошел – из-за панд! Бедненький медведь, такой хорошенький, такой беззащитненький, – пятьдесят лет их никто не трогал, пятьдесят – под страхом тюрьмы! Их столько наплодилось, что дед говорит: когда в экспедицию поехали, так весь тот район – черно-белый просто, они мельтешат там, как мухи! Ты знаешь, что они из домов воровали? Приходили, устраивали в доме погром, все сжирали и еще уволакивали с собой сладкое; дед говорит – тетка одна рассказала, – пришли, а он стоит, печенье жрет и еще весь пакет к себе лапой прижимает! И люди даже ударить не могли их – не то что выстрелить! А через пятьдесят лет – бах! – и включился механизм, и вот тебе: триста человек умерли, а медведь жив!
Хелен уже не ела – она смотрела на Ади, склонившись вперед и вытянув шею; пятна на скулах, пятна на шее – сейчас бы камеру, и мы снимали бы, как Хана ей в первый раз тепло говорит о докторе; так смотрят на врага, которого хочется вразумить, и на друга, которого хочется возненавидеть.
– Что? Не нравится? – Ади уже орал стоя, давно отшвырнув палочки и отодвинув от себя еду. – А у нас там было полсемьи! Дед – когда речь говорил на награждении – плакал! Перед камерами плакал! Потому что у него там была двоюродная сестра, племянники, все! Ты понимаешь, что такое Ю-4, ты фотографии в учебнике видела, ты видела, что от людей остается? Я бы посмотрел, как бы тебе это понравилось!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114