Федор Андреевич оборвал шнурок, развернул бумажку и при слабом свете тлеющих углей прочел: «Русский! Оставь Шейха, его сына и уходи! Срок: два дня».
Кутергин смял бумажку и недоуменно пожал плечами: чушь какая-то! Но тут же расправил ее и поднес ближе к свету: да, он не ошибся! Среди дикой пустыни грубая стрела принесла в развалины древней глинобитной крепости записку на французском языке!..
— Они предупредили тебя? — Это был даже не вопрос, а горькое утверждение.
Федор Андреевич обернулся — старик сидел неестественно прямо, уставившись незрячими глазами в огонь, и напряженно ждал ответа.
— О чем ты? — Кутергин попытался изобразить недоумение, надеясь выиграть время: сначала надо переговорить с Денисовым.
— Не лги. — Слепец предостерегающе поднял руку. — Слух давно заменяет мне зрение: слышал же я стук стрелы и шорох бумаги. Слышал, как участилось твое дыхание. И здесь мой сын, а он не слепой. Я догадываюсь, что они написали тебе.
— Кто они?
— Кто? Ты еще молол и но понимаешь, что ткань жизни тоньше кисеи. Вправе ли я бросить тяжкий камень своей тайны на ткань твоей жизни— Скажи, они назначили срок?
— Да, два дня, — вынужденно признался капитан.
Старик притянул сына ближе к себе и о чем-то пошептался с ним. Потом обернулся к русскому:
— Ты должен сделать выбор. Оставшись здесь или взяв нас с собой, ты подвергнешь серьезной опасности себя и своих людей.
— Казаки храбрые и умелые воины, — ответил Федор Андреевич.
— Их очень мало, — вступил в разговор до того молчавший сын старика. — Пусть каждый из них герой, но их горсть!
— За этой горстью стоит могучая Держава! — запальчиво возразил Федор Андреевич.
Слепец горько усмехнулся и осуждающе покачал головой.
— Еше не было на свете государства, которое дорожило бы каждым своим подданным. Я слышал, много лет назад персидский шах подарил вашему царю алмаз за жизнь посла. А за вас вряд ли хоть что-то заплатят: вы просто бесследно исчезнете в пустыне.
Федор Андреевич подозрительно взглянул на старика — откуда ему известны подробности гибели русского посла Грибоедова? Кто же сидит перед ним: слепой мудрец-врачеватель или?..
— Ты знаешь обычаи шахского двора?
— Дворы всех владык одинаковы. — Старик пренебрежительно махнул рукой. — Так же, как и придворные: они разнятся лишь внешне. Лучше иди и подумай, что делать. А еще лучше — немедленно уходи вместе со своими людьми и оставь нас на милость судьбы.
— Как решать, не зная, какая грозит опасность?
— Смерть! — ответил слепец.
Кутергину вдруг стало страшно. Казалось, в темноте за полуразрушенными стенами крепости притаилось нечто огромное, зловещее и безжалостное, готовое обрушиться на тебя и задушить: медленно, изуверски наслаждаясь твоими мучениями и затягивая агонию жертвы в садистском сладострастии. Дрожащими пальцами он расстегнул ворот рубашки и помотал головой, отгоняя дурные мысли: бред, мистика! Любая опасность зрима и осязаема! Ему ли не раз бывавшему в бою, не знать этого!
— Ты не похож на человека, способного преступить закон, — сказал он старику.
— О каких законах ты говоришь? — вскинул голову слепец. — Есть законы светские, законы веры, законы природы, но не волнуйся: ни я, ни мой сын не преступили ни одного из них.
— Почему же тебя преследуют?
— Знания дают человеку не только силу, но и приносят страдания. Иди, урус, тебе нужно решать.
Капитан понял, что настаивать на продолжении разговора бессмысленно, и отправился к Денисову — стоило поделиться с ним новостями и посоветоваться, как быть. Пробравшись темными, запутанными переходами, он вошел в каморку Матвея Ивановича. Хорунжий не спал. Федор Андреевич присел на седло у покрытого попоной тюка, заменявшего стол, и молча протянул ему записку. Денисов повертел ее и вернул:
— Прости, но я в этой тарабарщине ни бельмеса!
Федору Андреевичу стало стыдно: зачем он обидел прекрасного человека? Мог бы догадаться, что хорунжий не знает французского! Так нет, совершил бестактность. Но… тогда получается, что из всех, кто находится здесь, французский знают только он и сын старика?!
— Это ты меня прости, Матвей Иванович!
— Ладно, — усмехнулся казак. — Дело говори.
Кутергин перевел записку и поделился своими сомнениями. Денисов слушал набычившись, тяжело глядя исподлобья. Потом уточнил:
— Что старик говорит? Кто за ним тянется, чьи людишки?
— Молчит, — развел руками Федор Андреевич. — Ждет нашего решения.
— Во-о-на, — протянул хорунжий. — Этого нам только недоставало! Оказывается, вот за кем охота идет, а я все голову ломал: зачем конные по пескам кружат? Значит, басурманы старика ловят? Убьют его, как пить дать, убыот! И сынка тоже. Я азиатские замашки знаю.
— Нужно решать, — напомнил капитан. — Пусть они не христиане, но можем ли мы оставить их без защиты?
— Здесь Азия! — Денисов многозначительно поднял палец. — Сами того не зная, в серьезные дела вляпаемся!
Не договорив, он покрутил головой и зло сплюнул в угол каморки: новые проблемы его не обрадовали. Не надо было быть бабкой-гадалкой, чтобы предположить, какое решение примет Федор Андреевич. С одной стороны, казак всем сердцем готов приветствовать его, но с другой — весь его опыт и присущая пограничному жителю осторожность призывали к обратному — бросить старика и его сына на волю судеб и уходить! Уходить чтобы вернуться в форт к назначенному сроку с данными для составления подробных карт.
— Если мы оставим их, степь и пустыня узнают: на русских солдат нельзя положиться, — тихо сказал капитан.
— Кто же расскажет? — вскинулся хорунжий.
— В первую голову те, кто убьет старика и его сына! Тем кто придет после нас, будет трудно завоевать доверие местных жителей. И можем ли мы уронить свою честь?
Федор Андреевич встал и протянул Денисову руку, предлагая скрепить принятое решение рукопожатием и поддержать его:
— До конца, Матвей Иванович?
Хорунжий помедлил, потом нехотя встал и пожал руку капитана:
— До конца, Федор Андреевич! Но выспроси у слепого, кто за ним гоняется и много ли у тех лихих людишек сабель? Без этого нам теперь никак!
— Хорошо, — согласился Кутергин. — Утром я с ним поговорю…
Обеспокоенный Денисов усилил караулы, однако ночь прошла спокойно, никто не потревожил русских. С первыми лучами солнца капитан был уже на ногах. Чувствовал он себя значительно лучше и решил немедленно поговорить со слепцом, но тот сам пришел к нему вместе с сыном и первым делом выполнил долг врача: осмотрел раны и сделал сеанс иглоукалывания. Когда процедура закончилась, Федор Андреевич послал Акима Епифанова за хорунжим, чтобы тот присутствовал при разговоре.
Матвей Иванович сел в сторонке, предоставив Кутергину вести беседу со стариком и его сыном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144
Кутергин смял бумажку и недоуменно пожал плечами: чушь какая-то! Но тут же расправил ее и поднес ближе к свету: да, он не ошибся! Среди дикой пустыни грубая стрела принесла в развалины древней глинобитной крепости записку на французском языке!..
— Они предупредили тебя? — Это был даже не вопрос, а горькое утверждение.
Федор Андреевич обернулся — старик сидел неестественно прямо, уставившись незрячими глазами в огонь, и напряженно ждал ответа.
— О чем ты? — Кутергин попытался изобразить недоумение, надеясь выиграть время: сначала надо переговорить с Денисовым.
— Не лги. — Слепец предостерегающе поднял руку. — Слух давно заменяет мне зрение: слышал же я стук стрелы и шорох бумаги. Слышал, как участилось твое дыхание. И здесь мой сын, а он не слепой. Я догадываюсь, что они написали тебе.
— Кто они?
— Кто? Ты еще молол и но понимаешь, что ткань жизни тоньше кисеи. Вправе ли я бросить тяжкий камень своей тайны на ткань твоей жизни— Скажи, они назначили срок?
— Да, два дня, — вынужденно признался капитан.
Старик притянул сына ближе к себе и о чем-то пошептался с ним. Потом обернулся к русскому:
— Ты должен сделать выбор. Оставшись здесь или взяв нас с собой, ты подвергнешь серьезной опасности себя и своих людей.
— Казаки храбрые и умелые воины, — ответил Федор Андреевич.
— Их очень мало, — вступил в разговор до того молчавший сын старика. — Пусть каждый из них герой, но их горсть!
— За этой горстью стоит могучая Держава! — запальчиво возразил Федор Андреевич.
Слепец горько усмехнулся и осуждающе покачал головой.
— Еше не было на свете государства, которое дорожило бы каждым своим подданным. Я слышал, много лет назад персидский шах подарил вашему царю алмаз за жизнь посла. А за вас вряд ли хоть что-то заплатят: вы просто бесследно исчезнете в пустыне.
Федор Андреевич подозрительно взглянул на старика — откуда ему известны подробности гибели русского посла Грибоедова? Кто же сидит перед ним: слепой мудрец-врачеватель или?..
— Ты знаешь обычаи шахского двора?
— Дворы всех владык одинаковы. — Старик пренебрежительно махнул рукой. — Так же, как и придворные: они разнятся лишь внешне. Лучше иди и подумай, что делать. А еще лучше — немедленно уходи вместе со своими людьми и оставь нас на милость судьбы.
— Как решать, не зная, какая грозит опасность?
— Смерть! — ответил слепец.
Кутергину вдруг стало страшно. Казалось, в темноте за полуразрушенными стенами крепости притаилось нечто огромное, зловещее и безжалостное, готовое обрушиться на тебя и задушить: медленно, изуверски наслаждаясь твоими мучениями и затягивая агонию жертвы в садистском сладострастии. Дрожащими пальцами он расстегнул ворот рубашки и помотал головой, отгоняя дурные мысли: бред, мистика! Любая опасность зрима и осязаема! Ему ли не раз бывавшему в бою, не знать этого!
— Ты не похож на человека, способного преступить закон, — сказал он старику.
— О каких законах ты говоришь? — вскинул голову слепец. — Есть законы светские, законы веры, законы природы, но не волнуйся: ни я, ни мой сын не преступили ни одного из них.
— Почему же тебя преследуют?
— Знания дают человеку не только силу, но и приносят страдания. Иди, урус, тебе нужно решать.
Капитан понял, что настаивать на продолжении разговора бессмысленно, и отправился к Денисову — стоило поделиться с ним новостями и посоветоваться, как быть. Пробравшись темными, запутанными переходами, он вошел в каморку Матвея Ивановича. Хорунжий не спал. Федор Андреевич присел на седло у покрытого попоной тюка, заменявшего стол, и молча протянул ему записку. Денисов повертел ее и вернул:
— Прости, но я в этой тарабарщине ни бельмеса!
Федору Андреевичу стало стыдно: зачем он обидел прекрасного человека? Мог бы догадаться, что хорунжий не знает французского! Так нет, совершил бестактность. Но… тогда получается, что из всех, кто находится здесь, французский знают только он и сын старика?!
— Это ты меня прости, Матвей Иванович!
— Ладно, — усмехнулся казак. — Дело говори.
Кутергин перевел записку и поделился своими сомнениями. Денисов слушал набычившись, тяжело глядя исподлобья. Потом уточнил:
— Что старик говорит? Кто за ним тянется, чьи людишки?
— Молчит, — развел руками Федор Андреевич. — Ждет нашего решения.
— Во-о-на, — протянул хорунжий. — Этого нам только недоставало! Оказывается, вот за кем охота идет, а я все голову ломал: зачем конные по пескам кружат? Значит, басурманы старика ловят? Убьют его, как пить дать, убыот! И сынка тоже. Я азиатские замашки знаю.
— Нужно решать, — напомнил капитан. — Пусть они не христиане, но можем ли мы оставить их без защиты?
— Здесь Азия! — Денисов многозначительно поднял палец. — Сами того не зная, в серьезные дела вляпаемся!
Не договорив, он покрутил головой и зло сплюнул в угол каморки: новые проблемы его не обрадовали. Не надо было быть бабкой-гадалкой, чтобы предположить, какое решение примет Федор Андреевич. С одной стороны, казак всем сердцем готов приветствовать его, но с другой — весь его опыт и присущая пограничному жителю осторожность призывали к обратному — бросить старика и его сына на волю судеб и уходить! Уходить чтобы вернуться в форт к назначенному сроку с данными для составления подробных карт.
— Если мы оставим их, степь и пустыня узнают: на русских солдат нельзя положиться, — тихо сказал капитан.
— Кто же расскажет? — вскинулся хорунжий.
— В первую голову те, кто убьет старика и его сына! Тем кто придет после нас, будет трудно завоевать доверие местных жителей. И можем ли мы уронить свою честь?
Федор Андреевич встал и протянул Денисову руку, предлагая скрепить принятое решение рукопожатием и поддержать его:
— До конца, Матвей Иванович?
Хорунжий помедлил, потом нехотя встал и пожал руку капитана:
— До конца, Федор Андреевич! Но выспроси у слепого, кто за ним гоняется и много ли у тех лихих людишек сабель? Без этого нам теперь никак!
— Хорошо, — согласился Кутергин. — Утром я с ним поговорю…
Обеспокоенный Денисов усилил караулы, однако ночь прошла спокойно, никто не потревожил русских. С первыми лучами солнца капитан был уже на ногах. Чувствовал он себя значительно лучше и решил немедленно поговорить со слепцом, но тот сам пришел к нему вместе с сыном и первым делом выполнил долг врача: осмотрел раны и сделал сеанс иглоукалывания. Когда процедура закончилась, Федор Андреевич послал Акима Епифанова за хорунжим, чтобы тот присутствовал при разговоре.
Матвей Иванович сел в сторонке, предоставив Кутергину вести беседу со стариком и его сыном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144