» Во всяком случае так рассказывал Нейпьер. Но никто этого не видел. Они были одни в оружейной комнате. Бо схватился за свой пистолет, а Нейпьер в это время нажал курок. Они оба думали, как сказал Нейпьер, что пистолеты не заряжены. Но, как видите, в одном оказалась пуля.
— Какой жуткий случай.
— И с тех пор в доме все изменилось.
— Но ведь это произошло случайно.
— Как вы можете это утверждать! Вы, должно быть, очень уверенный в себе человек, миссис… миссис?
— Верлейн.
— Теперь запомню. У меня хорошая память на имена. И на лица тоже. Так вот, вы очень самоуверенная, миссис Верлейн. Вы ведь не пробыли здесь и дня. Поэтому, чтобы заявлять так, вы должны быть очень уверены в себе.
— Конечно, я не могу знать всего, — сказала я, — но ведь совершенно ясно, что, когда два мальчика играют, может произойти несчастный случай. Так бывало не раз.
— Нейпьер завидовал Бо, — прошептала она таинственно. — Все это знали. Иначе и быть не могло. Бо был так хорош собой, и он умел все делать превосходно. Он стремился доказать и доказывал свое превосходство над Нейпьером во многих вещах.
— Ну тогда он не был таким уж хорошим, как вы думаете, — откликнулась я резко и сама удивилась своему желанию защитить Нейпьера. Но я жаждала справедливости не для того надменного мужчины, которого встретила на конюшне, а для отверженного мальчика!
— Да, конечно, это было детское соперничество… Он был таким еще не взрослым… Но вот Нейпьер, он-то был совсем другим.
— Что значит — другим?
— Трудным. Он всегда предпочитал поступать по-своему. И всегда так поступал. Ни за что не хотел учиться музыке.
— В этом доме всегда любили музыку?
— Их мать прекрасно играла на рояле. Так же, как и вы. Я слышала сейчас вашу игру. Мне вдруг почудилось: это вернулась Изабелла. Она могла бы стать очень большой пианисткой. Но когда вышла замуж, то оставила свои занятия. Уилльям был против. Ему хотелось, чтобы она играла только для него. Ну, вы, наверное, понимаете это, миссис Верлейн.
— Нет, — ответила я с жаром. — Не понимаю. Мне кажется, он должен был дать ей возможность продолжить занятия. У кого есть талант, тот не должен зарывать его.
— О, да, евангельская притча о талантах! — воскликнула она, ее глаза восторженно засветились. — Вот так думала и Изабелла. Она очень сожалела, что…
Мне это сожаление было понятно. Из-за замужества Изабелла забросила свою карьеру… почти так же, как я.
По-детски голубые глаза пронизывали меня взглядом. Затем Сибила Стейси снова повернулась к портрету.
— Открою вам один секрет. Это — моя работа.
— Вы художница?
Сибила заложила руки за спину и кивнула.
— Как интересно!
— Да, это я написала портрет Бо.
— Он позировал вам незадолго до своей смерти?
— Позировал… Да он бы ни за что не стал бы позировать! Я даже не думала просить его об этом. Я знала Бо. Он всегда у меня перед глазами. Поэтому не было нужды в том, чтобы он позировал. Я пишу только тех людей, которых знаю, миссис Верлейн.
— Очень мудро с вашей стороны.
— Вы хотели бы посмотреть другие мои картины?
— Да, было бы очень интересно.
— Изабелла была одаренным человеком, но не единственным одаренным в этом доме. Пойдемте сейчас ко мне. У меня здесь есть свои собственные покои. Я там живу всю жизнь. Но однажды чуть было не уехала. Потому что собиралась выйти замуж.
Ее лицо сморщилось, и я подумала, что она сейчас разрыдается.
— Но я не вышла… и поэтому прожила здесь всю жизнь. Теперь у меня есть только этот дом и мои картины.
— Я вам сочувствую, — призналась я. И вдруг она улыбнулась.
— Возможно, когда-нибудь я напишу ваш портрет. Но не раньше, чем узнаю вас. Только тогда станет ясно, как изобразить вас. А теперь пойдемте со мной.
Эта маленькая, очень странная женщина совершенно заворожила меня.
Мисс Сибила проворно засеменила из комнаты, из-под голубой юбки замелькали черные бархатные туфельки. Посмотрев через плечо, она улыбнулась. В ее улыбке промелькнуло озорство, как я уже говорила, она была похожа на шуструю девочку, и эта невзрослая манера держать себя в сочетании с морщинистым лицом производила интригующее и вместе с тем болезненное впечатление. Мне было очень интересно, что я увижу в ее комнате, и действительно ли портрет над камином ее работы.
Мы то поднимались по лестницам, то шли по каким-то коридорам… Вдруг она обернулась и хитро спросила:
— Ну, как, миссис Верлейн, вы еще не запутались в наших переходах?
Я призналась, что запуталась, но добавила, что, надеюсь, со временем сумею сама находить дорогу.
— Со временем… — прошептала Сибила. — Возможно. Но время не всему может научить, не так ли? Говорят, время лечит. Но ведь не все, что говорят, — правда, согласны?
Мне не хотелось пускаться в рассуждения по этому поводу, и я не стала спорить. Улыбнувшись, Сибила снова повела меня за собой.
Наконец, мы вышли в ту часть дома, где находились ее покои. Они располагались в одной из башен замка. В них было три комнаты.
— Они идут одна за другой по кругу, — объяснила мисс Стейси. — Можно переходить из одной комнаты в другую и оказаться в той, с которой начали. Необычно, правда? Сначала я хочу показать вам свою студию. Она выходит на север. Свет, как вы понимаете, имеет для художника очень большое значение. Пойдемте, и я покажу вам кое-что из своих работ.
Я вошла следом за ней. Окна в студии были гораздо больше, чем в других комнатах, и все ее пространство наполнял сильный ровный свет с севера. Он безжалостно изобличил тщетность усилий, которые прилагала Сибила, чтобы выглядеть юной. Ни маленькие бантики, ни крохотные бархатные туфельки не могли обмануть глаз: на лице ее отчетливо были видны глубокие морщины, на тоненьких руках, похожих на птичьи лапки, проступали темные старческие пятна. Но ничто не могло приглушить ее детскую живость.
Комната была обставлена просто и скромно. На стенах висели несколько картин, а в углу сложены подрамники с холстами. На столе лежала палитра, а посередине комнаты стоял мольберт с незаконченным портретом трех юных девушек. Я сразу же поняла, кто они: Эдит, Оллегра и Элис.
Я подошла. Сибила внимательно следила за моей реакцией. Все верно: с золотистыми волосами Эдит, с копной черных вьющихся волос Оллегра и безукоризненно чистенькая Элис.
— Вы их узнали?
— Конечно. Сходство передано превосходно.
— Юные создания, — с расстановкой произнесла Сибила. — Но их лица пока ничего не говорят.
— Почему же? В них видна молодость… неискушенность… неопытность.
— Ничего в них не видно, — настойчиво повторила Сибила. — Но тому, кто хорошо знает эту троицу, ясно, что скрывается под их юным обликом. Но видеть — это дар художника. Видеть то, что пытаются скрыть.
— В таком случае художники — не очень удобные люди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
— Какой жуткий случай.
— И с тех пор в доме все изменилось.
— Но ведь это произошло случайно.
— Как вы можете это утверждать! Вы, должно быть, очень уверенный в себе человек, миссис… миссис?
— Верлейн.
— Теперь запомню. У меня хорошая память на имена. И на лица тоже. Так вот, вы очень самоуверенная, миссис Верлейн. Вы ведь не пробыли здесь и дня. Поэтому, чтобы заявлять так, вы должны быть очень уверены в себе.
— Конечно, я не могу знать всего, — сказала я, — но ведь совершенно ясно, что, когда два мальчика играют, может произойти несчастный случай. Так бывало не раз.
— Нейпьер завидовал Бо, — прошептала она таинственно. — Все это знали. Иначе и быть не могло. Бо был так хорош собой, и он умел все делать превосходно. Он стремился доказать и доказывал свое превосходство над Нейпьером во многих вещах.
— Ну тогда он не был таким уж хорошим, как вы думаете, — откликнулась я резко и сама удивилась своему желанию защитить Нейпьера. Но я жаждала справедливости не для того надменного мужчины, которого встретила на конюшне, а для отверженного мальчика!
— Да, конечно, это было детское соперничество… Он был таким еще не взрослым… Но вот Нейпьер, он-то был совсем другим.
— Что значит — другим?
— Трудным. Он всегда предпочитал поступать по-своему. И всегда так поступал. Ни за что не хотел учиться музыке.
— В этом доме всегда любили музыку?
— Их мать прекрасно играла на рояле. Так же, как и вы. Я слышала сейчас вашу игру. Мне вдруг почудилось: это вернулась Изабелла. Она могла бы стать очень большой пианисткой. Но когда вышла замуж, то оставила свои занятия. Уилльям был против. Ему хотелось, чтобы она играла только для него. Ну, вы, наверное, понимаете это, миссис Верлейн.
— Нет, — ответила я с жаром. — Не понимаю. Мне кажется, он должен был дать ей возможность продолжить занятия. У кого есть талант, тот не должен зарывать его.
— О, да, евангельская притча о талантах! — воскликнула она, ее глаза восторженно засветились. — Вот так думала и Изабелла. Она очень сожалела, что…
Мне это сожаление было понятно. Из-за замужества Изабелла забросила свою карьеру… почти так же, как я.
По-детски голубые глаза пронизывали меня взглядом. Затем Сибила Стейси снова повернулась к портрету.
— Открою вам один секрет. Это — моя работа.
— Вы художница?
Сибила заложила руки за спину и кивнула.
— Как интересно!
— Да, это я написала портрет Бо.
— Он позировал вам незадолго до своей смерти?
— Позировал… Да он бы ни за что не стал бы позировать! Я даже не думала просить его об этом. Я знала Бо. Он всегда у меня перед глазами. Поэтому не было нужды в том, чтобы он позировал. Я пишу только тех людей, которых знаю, миссис Верлейн.
— Очень мудро с вашей стороны.
— Вы хотели бы посмотреть другие мои картины?
— Да, было бы очень интересно.
— Изабелла была одаренным человеком, но не единственным одаренным в этом доме. Пойдемте сейчас ко мне. У меня здесь есть свои собственные покои. Я там живу всю жизнь. Но однажды чуть было не уехала. Потому что собиралась выйти замуж.
Ее лицо сморщилось, и я подумала, что она сейчас разрыдается.
— Но я не вышла… и поэтому прожила здесь всю жизнь. Теперь у меня есть только этот дом и мои картины.
— Я вам сочувствую, — призналась я. И вдруг она улыбнулась.
— Возможно, когда-нибудь я напишу ваш портрет. Но не раньше, чем узнаю вас. Только тогда станет ясно, как изобразить вас. А теперь пойдемте со мной.
Эта маленькая, очень странная женщина совершенно заворожила меня.
Мисс Сибила проворно засеменила из комнаты, из-под голубой юбки замелькали черные бархатные туфельки. Посмотрев через плечо, она улыбнулась. В ее улыбке промелькнуло озорство, как я уже говорила, она была похожа на шуструю девочку, и эта невзрослая манера держать себя в сочетании с морщинистым лицом производила интригующее и вместе с тем болезненное впечатление. Мне было очень интересно, что я увижу в ее комнате, и действительно ли портрет над камином ее работы.
Мы то поднимались по лестницам, то шли по каким-то коридорам… Вдруг она обернулась и хитро спросила:
— Ну, как, миссис Верлейн, вы еще не запутались в наших переходах?
Я призналась, что запуталась, но добавила, что, надеюсь, со временем сумею сама находить дорогу.
— Со временем… — прошептала Сибила. — Возможно. Но время не всему может научить, не так ли? Говорят, время лечит. Но ведь не все, что говорят, — правда, согласны?
Мне не хотелось пускаться в рассуждения по этому поводу, и я не стала спорить. Улыбнувшись, Сибила снова повела меня за собой.
Наконец, мы вышли в ту часть дома, где находились ее покои. Они располагались в одной из башен замка. В них было три комнаты.
— Они идут одна за другой по кругу, — объяснила мисс Стейси. — Можно переходить из одной комнаты в другую и оказаться в той, с которой начали. Необычно, правда? Сначала я хочу показать вам свою студию. Она выходит на север. Свет, как вы понимаете, имеет для художника очень большое значение. Пойдемте, и я покажу вам кое-что из своих работ.
Я вошла следом за ней. Окна в студии были гораздо больше, чем в других комнатах, и все ее пространство наполнял сильный ровный свет с севера. Он безжалостно изобличил тщетность усилий, которые прилагала Сибила, чтобы выглядеть юной. Ни маленькие бантики, ни крохотные бархатные туфельки не могли обмануть глаз: на лице ее отчетливо были видны глубокие морщины, на тоненьких руках, похожих на птичьи лапки, проступали темные старческие пятна. Но ничто не могло приглушить ее детскую живость.
Комната была обставлена просто и скромно. На стенах висели несколько картин, а в углу сложены подрамники с холстами. На столе лежала палитра, а посередине комнаты стоял мольберт с незаконченным портретом трех юных девушек. Я сразу же поняла, кто они: Эдит, Оллегра и Элис.
Я подошла. Сибила внимательно следила за моей реакцией. Все верно: с золотистыми волосами Эдит, с копной черных вьющихся волос Оллегра и безукоризненно чистенькая Элис.
— Вы их узнали?
— Конечно. Сходство передано превосходно.
— Юные создания, — с расстановкой произнесла Сибила. — Но их лица пока ничего не говорят.
— Почему же? В них видна молодость… неискушенность… неопытность.
— Ничего в них не видно, — настойчиво повторила Сибила. — Но тому, кто хорошо знает эту троицу, ясно, что скрывается под их юным обликом. Но видеть — это дар художника. Видеть то, что пытаются скрыть.
— В таком случае художники — не очень удобные люди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94