И воздух сегодня был не таким, как обычно, – прозрачным и чистым, как кристалл, несущим в себе соблазнительное предчувствие пред стоящего цветения.
Подойдя к берегу, чтобы сорвать водяные растения, Дженна заметила возле озера двух человек. Один из них швырял в воду камешки, а второй, сидящий под деревом, смотрел прямо на нее. Того, что был пониже ростом и кидал камешки, Дженна видела нечетко, будто сквозь дымку, и ей почему-то показалось, что это Агнес, несмотря на то, что в доме по-прежнему жужжало веретено сестры. Но второй, высокий, был ей незнаком. Дженна увидела длинные темные волосы, ястребиные черты, красивые блестящие глаза; она разглядела жестокость и доброту, мягкость и вспыльчивость, силу и непредсказуемость, и почему-то испугалась. Она увидела счастье и трагедию, она увидела себя.
Там, во сне, Дженна подумала, что, наверное, это и есть смерть. Что это ее душа приняла телесную оболочку, чтобы встретиться с ней лицом к лицу, что этот длинный мрачный молодой человек явился сюда за ее жизнью. Ей показалось, будто вся ее жизнь была ожиданием этой странной встречи.
– Значит, ты пришел, – сказала она, и это стоило ей такого усилия, что она опустилась на каменную ступеньку и закрыла глаза.
Когда она вновь открыла их, незнакомца не было, так же, как и того, второго, которого она приняла за Агнес. Значит, это был всего лишь сон. Но Дженна вдруг с ужасом осознала, что действительно сидит на ступеньке крыльца и держит в руках только что сорванные цветы. Где же кончилась реальность и началась иллюзия? Испуганная и дрожащая, Дженна вошла в дом.
Было воскресенье, и все Кэсслоу, вымывшись и переодевшись в чистое платье, уже сходили в церковь. Дженне было очень трудно сосредоточиться на службе, видя неподалеку Бенджамина и украдкой обмениваясь с ним понимающими взглядами и улыбками, какими всегда обмениваются любовники. Все по-прежнему держалось в секрете, Бенджамин еще не просил у Даниэля руки Дженны, отсрочка была вызвана более чем странными событиями, происходящими в Кокин-Милл. Уже три раза Бенджамин приходил туда, пытаясь поговорить с Деборой, и трижды она отказывалась его принять. Три раза он готов был сказать ей, что совершил непростительную ошибку, что брак между ними теперь невозможен, и все три раза Вильям Вестон и его жена со смущенным и виноватым видом сообщали ему, что их дочь еще недостаточно хорошо себя чувствует, чтобы спуститься вниз, и предлагали зайти на следующий день.
– Клянусь тебе, она знает, – говорил Бенджамин Дженне. – Я чувствую, что она уже все знает.
И теперь, безучастно наблюдая, как Агнес, нарушая закон Божий, прядет в воскресенье, Дженна размышляла о том, прав ли Бенджамин. Вся деревня оживленно обсуждала странную болезнь Деборы Вестон и гадала, что же заставило здоровую и красивую молодую девушку слечь в постель и отказываться встать. Никакая вывихнутая лодыжка не могла объяснить такого из ряда вон выходящего поведения, особенно если учесть, что Дебора по-прежнему отказывалась говорить с кем бы то ни было, в том числе с родной матерью. Некоторые сплетники зашли так далеко, что предположили, будто это Том Мэй-младший согрешил с девушкой, но поведение молодого человека было совершенно естественным и не внушало ни малейших подозрений, так что даже наиболее смелые кумушки не поверили, что он ухитряется сохранять столь невинный вид, имея нечистую совесть. Словом, история представлялась весьма загадочной.
Заметив, что они остались наедине, Агнес подняла голову от прялки.
– Когда Бенджамин собирается поговорить с отцом?
Дженна негромко ответила:
– Как только он разорвет помолвку с Деборой. Но все затягивается из-за ее болезни.
Агнес хмыкнула.
– Вовсе она не больна, не верю я в это. – И вдруг, как будто ее пронзила какая-то мысль, она резко подняла голову, и с подозрением взглянула на Дженну: – Дженна, а ты не?..
– Нет, это не я, – твердо ответила Дженна. – Это не так просто, как ты думаешь.
– Тогда в чем же причина?
– Мне кажется, здесь может быть замешан господин Роберт Морли, которого я заставила приехать в Мэгфилд, чтобы встретиться с Деборой.
Глаза Агнес расширились.
– Ты думаешь, она изнывает от тоски по нему и поэтому слегла?
– Может быть, так, а может, наоборот, прячется от него.
– Прячется! Что такого он мог ей сделать, чтобы она от него пряталась?
– Или она ему, – с невеселой улыбкой ответила Дженна.
Крошечная комнатка, служившая спальней Деборе Вестон, располагалась под самой крышей их не большого домика, рядом с такими же скромными каморками, где спали ее братья. Однако, несмотря на размеры, здесь создавалась иллюзия уединенности, и именно здесь Дебора скрывалась от всего мира после той ночи, когда порочная сторона ее натуры заставила девушку уступить Роберту Морли.
Зарывшись лицом в подушку, Дебора заплакала – наверное, в миллионный раз. Ее жизнь была разбита вдребезги, ибо, сколько бы она ни отказывалась есть и ни худела, одна часть ее тела неминуемо скоро должна была начать увеличиваться. Три недели миновало с той грешной ночи, и Дебора была уже почти уверена, что носит в себе дитя Роберта Морли.
Несмотря на неопытность, Дебора понимала, что есть три пути выхода из создавшегося положения: заманить Бенджамина Миста к себе в постель и потом объявить его отцом будущего ребенка; заявить, что она была изнасилована незнакомцем по дороге домой; попросить Дженну Кэсслоу, чтобы та приготовила для нее вызывающее выкидыш снадобье по рецепту своей тетки. Но Дебора знала, что не решится ни на один из этих шагов. Она слишком хорошо относится к Бенджамину, чтобы вешать ему на шею чужого ублюдка; никто не поверит истории об изнасиловании; и она скорее научится летать, чем попросит об одолжении Дженну Кэсслоу.
Можно было еще отправиться в Глинд и обратиться за помощью к Роберту Морли. Но воспоминание об их совместной ночи было слишком унизительно и ужасно. Помня о том, как вольно он обращался с ее телом, как блуждали по нему его губы, Дебора никогда больше не осмелится взглянуть ему в глаза.
Вздрогнув, Дебора напряглась, как будто от этого усилия плод мог сам собой исторгнуться из ее тела. Она в отчаянии каталась по постели, когда дверь открылась и раздался решительный голос ее матери:
– Там, внизу, Бенджамин. Он хочет тебя видеть. И мы с отцом настаиваем, чтобы ты немедленно спустилась.
Дебора молча отвернулась к стене, но, к ее ужасу, сильный рывок и оплеуха заставили ее сесть на постели.
– Хватит, с меня довольно! – прошипел Вильям Вестон. – Или веди себя, как следует, или убирайся из моего дома. Ты больна не больше, чем я, и ты потеряешь хорошего жениха, если чуть-чуть не пошевелишься! Или ты немедленно повидаешься с Бенджамином, или пеняй на себя!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136
Подойдя к берегу, чтобы сорвать водяные растения, Дженна заметила возле озера двух человек. Один из них швырял в воду камешки, а второй, сидящий под деревом, смотрел прямо на нее. Того, что был пониже ростом и кидал камешки, Дженна видела нечетко, будто сквозь дымку, и ей почему-то показалось, что это Агнес, несмотря на то, что в доме по-прежнему жужжало веретено сестры. Но второй, высокий, был ей незнаком. Дженна увидела длинные темные волосы, ястребиные черты, красивые блестящие глаза; она разглядела жестокость и доброту, мягкость и вспыльчивость, силу и непредсказуемость, и почему-то испугалась. Она увидела счастье и трагедию, она увидела себя.
Там, во сне, Дженна подумала, что, наверное, это и есть смерть. Что это ее душа приняла телесную оболочку, чтобы встретиться с ней лицом к лицу, что этот длинный мрачный молодой человек явился сюда за ее жизнью. Ей показалось, будто вся ее жизнь была ожиданием этой странной встречи.
– Значит, ты пришел, – сказала она, и это стоило ей такого усилия, что она опустилась на каменную ступеньку и закрыла глаза.
Когда она вновь открыла их, незнакомца не было, так же, как и того, второго, которого она приняла за Агнес. Значит, это был всего лишь сон. Но Дженна вдруг с ужасом осознала, что действительно сидит на ступеньке крыльца и держит в руках только что сорванные цветы. Где же кончилась реальность и началась иллюзия? Испуганная и дрожащая, Дженна вошла в дом.
Было воскресенье, и все Кэсслоу, вымывшись и переодевшись в чистое платье, уже сходили в церковь. Дженне было очень трудно сосредоточиться на службе, видя неподалеку Бенджамина и украдкой обмениваясь с ним понимающими взглядами и улыбками, какими всегда обмениваются любовники. Все по-прежнему держалось в секрете, Бенджамин еще не просил у Даниэля руки Дженны, отсрочка была вызвана более чем странными событиями, происходящими в Кокин-Милл. Уже три раза Бенджамин приходил туда, пытаясь поговорить с Деборой, и трижды она отказывалась его принять. Три раза он готов был сказать ей, что совершил непростительную ошибку, что брак между ними теперь невозможен, и все три раза Вильям Вестон и его жена со смущенным и виноватым видом сообщали ему, что их дочь еще недостаточно хорошо себя чувствует, чтобы спуститься вниз, и предлагали зайти на следующий день.
– Клянусь тебе, она знает, – говорил Бенджамин Дженне. – Я чувствую, что она уже все знает.
И теперь, безучастно наблюдая, как Агнес, нарушая закон Божий, прядет в воскресенье, Дженна размышляла о том, прав ли Бенджамин. Вся деревня оживленно обсуждала странную болезнь Деборы Вестон и гадала, что же заставило здоровую и красивую молодую девушку слечь в постель и отказываться встать. Никакая вывихнутая лодыжка не могла объяснить такого из ряда вон выходящего поведения, особенно если учесть, что Дебора по-прежнему отказывалась говорить с кем бы то ни было, в том числе с родной матерью. Некоторые сплетники зашли так далеко, что предположили, будто это Том Мэй-младший согрешил с девушкой, но поведение молодого человека было совершенно естественным и не внушало ни малейших подозрений, так что даже наиболее смелые кумушки не поверили, что он ухитряется сохранять столь невинный вид, имея нечистую совесть. Словом, история представлялась весьма загадочной.
Заметив, что они остались наедине, Агнес подняла голову от прялки.
– Когда Бенджамин собирается поговорить с отцом?
Дженна негромко ответила:
– Как только он разорвет помолвку с Деборой. Но все затягивается из-за ее болезни.
Агнес хмыкнула.
– Вовсе она не больна, не верю я в это. – И вдруг, как будто ее пронзила какая-то мысль, она резко подняла голову, и с подозрением взглянула на Дженну: – Дженна, а ты не?..
– Нет, это не я, – твердо ответила Дженна. – Это не так просто, как ты думаешь.
– Тогда в чем же причина?
– Мне кажется, здесь может быть замешан господин Роберт Морли, которого я заставила приехать в Мэгфилд, чтобы встретиться с Деборой.
Глаза Агнес расширились.
– Ты думаешь, она изнывает от тоски по нему и поэтому слегла?
– Может быть, так, а может, наоборот, прячется от него.
– Прячется! Что такого он мог ей сделать, чтобы она от него пряталась?
– Или она ему, – с невеселой улыбкой ответила Дженна.
Крошечная комнатка, служившая спальней Деборе Вестон, располагалась под самой крышей их не большого домика, рядом с такими же скромными каморками, где спали ее братья. Однако, несмотря на размеры, здесь создавалась иллюзия уединенности, и именно здесь Дебора скрывалась от всего мира после той ночи, когда порочная сторона ее натуры заставила девушку уступить Роберту Морли.
Зарывшись лицом в подушку, Дебора заплакала – наверное, в миллионный раз. Ее жизнь была разбита вдребезги, ибо, сколько бы она ни отказывалась есть и ни худела, одна часть ее тела неминуемо скоро должна была начать увеличиваться. Три недели миновало с той грешной ночи, и Дебора была уже почти уверена, что носит в себе дитя Роберта Морли.
Несмотря на неопытность, Дебора понимала, что есть три пути выхода из создавшегося положения: заманить Бенджамина Миста к себе в постель и потом объявить его отцом будущего ребенка; заявить, что она была изнасилована незнакомцем по дороге домой; попросить Дженну Кэсслоу, чтобы та приготовила для нее вызывающее выкидыш снадобье по рецепту своей тетки. Но Дебора знала, что не решится ни на один из этих шагов. Она слишком хорошо относится к Бенджамину, чтобы вешать ему на шею чужого ублюдка; никто не поверит истории об изнасиловании; и она скорее научится летать, чем попросит об одолжении Дженну Кэсслоу.
Можно было еще отправиться в Глинд и обратиться за помощью к Роберту Морли. Но воспоминание об их совместной ночи было слишком унизительно и ужасно. Помня о том, как вольно он обращался с ее телом, как блуждали по нему его губы, Дебора никогда больше не осмелится взглянуть ему в глаза.
Вздрогнув, Дебора напряглась, как будто от этого усилия плод мог сам собой исторгнуться из ее тела. Она в отчаянии каталась по постели, когда дверь открылась и раздался решительный голос ее матери:
– Там, внизу, Бенджамин. Он хочет тебя видеть. И мы с отцом настаиваем, чтобы ты немедленно спустилась.
Дебора молча отвернулась к стене, но, к ее ужасу, сильный рывок и оплеуха заставили ее сесть на постели.
– Хватит, с меня довольно! – прошипел Вильям Вестон. – Или веди себя, как следует, или убирайся из моего дома. Ты больна не больше, чем я, и ты потеряешь хорошего жениха, если чуть-чуть не пошевелишься! Или ты немедленно повидаешься с Бенджамином, или пеняй на себя!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136