III
— Что ты куксишься, — сказал сержант, — можно подумать, что тебя силой забирают отсюда. Чем ты недовольна?
— Я довольна, — сказала Бонифация. — Мне только немножко жаль расставаться с матерями.
— Не клади этот чемодан на самый край, Пинтадо, — сказал сержант. — И ящики плохо привязаны, при первом толчке попадают в воду.
— Не забывайте о нас, когда будете в раю, господин сержант, — сказал Малыш. — Напишите нам, ра скажите, как живется в городе. Если только на с еще существуют города.
— Пьюра — самый веселый город в Перу, сеньора, — сказал лейтенант. — Он вам очень понравится.
— Наверное, сеньор, — сказала Бонифация. — Если он такой веселый, то должен понравиться.
Лоцман Пинтадо уже уложил весь багаж и теперь осматривал мотор, стоя на коленях между двумя канистрами с газолином. Дул легкий бриз, и Ньева, катившая к Мараньону свои зеленоватые воды, зыбилась и рябела. Сержант с веселым видом ходил взад и вперед по лодке, заботливо проверяя, хорошо ли уложены и увязаны вещи, и Бонифация, казалось, с интересом следила за ним, но время от времени оборачивалась и устремляла взгляд на холмы: среди деревьев уже мягко поблескивали в ясном утреннем свете, лившемся с безоблачного неба, крыши и стены миссии. Но каменистую тропинку, которая вела к ней, еще скрывал стелившийся по земле туман: лес мешал ветру рассеять его.
— Нам не терпится добраться до Пьюры, правда, дорогуша? — сказал сержант.
— Да, — сказала Бонифация, — мы хотим доехать как можно скорее.
— Должно быть, это далеко-далеко, — сказала Лалита. — И жизнь там, наверное, совсем другая, чем здесь.
— Говорят, Пьюра в сто раз больше, чем Санта-Мария де Ньева, — сказала Бонифация, — и дома там такие, как в журналах с картинками, которые получают матери. Деревьев там мало, а все пески и пески.
— Мне жаль, что ты уезжаешь, но я рада за тебя, — сказала Лалита. — Матери уже знают?
— Конечно, они надавали мне кучу советов, — сказала Бонифация. — Мать Анхелика даже всплакнула. Какая она старенькая стала, уже ничего не слышит, мне пришлось ей кричать в ухо. Она еле ходит, Лалита, и, по глазам видно, все время боится упасть. Она повела меня в часовню, и мы вместе помолились. Наверное, я уж больше никогда ее не увижу.
— Она ехидная, злая старуха, — сказала Лалита. — Только и знает шипеть — ты там не подмела, это не вымыла, и пугает меня адом, каждое утро пристает — ты покаялась в своих грехах? А вдобавок говорит мне ужасные вещи про Адриана — он бандит, он всех обманывал.
— Она брюзжит, потому что она старенькая, — сказала Бонифация. — Наверное, понимает, что скоро умрет. Но ко мне она добра. Она меня любит, и я ее тоже люблю.
— Рожковые деревья, ослы и тондеро, — сказал лейтенант. — И вы увидите море, сеньора, от Пьюры оно недалеко. А в море купаться не то что в реке.
— А еще говорят, там самые красивые женщины в Перу, — сказал Тяжеловес.
— Ох уж этот Тяжеловес, — сказал Блондин. — Какое дело сеньоре, что в Пьюре красивые женщины?
— Я это для того говорю, чтоб она остерегалась пьюранок, — сказал Тяжеловес. — А то как бы они не отбили у нее мужа.
— Она знает, что я человек серьезный, — сказал сержант. — Я мечтаю только увидеться с друзьями, с моими двоюродными братьями. А о женщинах я и не думаю, мне своей жены больше чем достаточно.
Так мы тебе и поверили, чоло, — засмеялся лейтенант. — Не спускайте с него глаз, сеньора, а если отобьется от рук, дайте ему хорошую трепку.
— Если можно, запакуйте какую-нибудь пьюраночку и пришлите мне, господин сержант, — сказал Тяжеловес.
Бонифация улыбалась провожающим, но время от времени глаза ее заволакивались печалью и губы слегка дрожали. Селение уже просыпалось, в лавке Паредеса толпились христиане, старая служанка дона Фабио подметала террасу губернаторского дома, а мимо капирон, направляясь к реке, проходили молодые и старые агваруны с шестами и острогами. Солнце лизало крыши из листьев ярины.
— Пора бы трогаться, сержант, — сказал Пинта-до. — Лучше пройти через пороги сейчас, пока ветер не покрепчал.
— Сперва послушай меня, а уж потом говори «нет», — сказала Бонифация. — Дай мне хотя бы объяснить тебе.
— Лучше не загадывай, — сказала Лалита, — а то будешь расстраиваться, если ничего не выйдет. Думай только о сегодняшнем дне, Бонифация.
— Я уже поговорила с ним, и он согласен, — сказала Бонифация. — Он обещал давать мне по солю в неделю, и я сама буду подрабатывать, ты ведь знаешь, что матери научили меня шить. Но что, если эти деньги украдут? Они ведь должны пройти через много рук, может, ты их и не получишь.
— Я не хочу, чтобы ты посылала мне деньги, — сказала Лалита. — На что они мне.
— А, придумала, — сказала Бонифация, хлопнув себя по лбу. — Я буду посылать их матерям, у кого же хватит духу обокрасть монахинь? А матери будут передавать их тебе.
— Хоть и по своей охоте уезжаешь, а все-таки как-то грустно, — сказал сержант. — К местам, с которыми свыкся, волей-неволей привязываешься, даже если эти места не стоят доброго слова. Я только сейчас это почувствовал, ребята.
Ветер задул сильнее, и кроны высоких деревьев, колыхаясь, склонялись над подростом. Вверху, на холме, открылась дверь главного здания, из нее поспешно вышла темная фигура, и, пока монахиня шла через двор по направлению к часовне, ветер раздувал и развевал ее сутану. Супруги Паредес вышли на крыльцо своей хижины и, облокотясь на перила, смотрели на пристань и махали руками.
— Ничего удивительного, господин сержант, — сказал Черномазый. — Вы столько времени прожили здесь, да и женились на здешней. Вполне понятно, что вам немножко грустно. А вам, наверное, еще грустнее, сеньора.
— Спасибо за все, господин лейтенант, — сказал сержант. — Если я смогу быть вам полезным в Пьюре, вы знаете, я всегда к вашим услугам. Когда вы будете в Лиме?
— Примерно через месяц, — сказал лейтенант. — Сначала мне нужно съездить в Икитос, чтобы покончить с этим делом. Желаю тебе удачи, чоло, как-нибудь я нагряну к тебе.
— Лучше побереги деньги, они тебе понадобятся, когда у тебя пойдут дети, — сказала Лалита. — Адриан все говорил: со следующего месяца начнем откладывать и через полгода накопим на новый мотор. А мы так и не сберегли ни сентаво. Но на себя он почти ничего не тратил, все уходило на еду и на детей.
— И тогда ты сможешь поехать в Икитос, — сказала Бонифация. — Скажи матерям, чтобы они хранили у себя деньги, которые я буду тебе посылать, пока не наберется сколько нужно на поездку. Тогда ты поедешь повидать его.
— Паредес мне сказал, что я уж больше его не увижу, — сказала Лалита. — И что я здесь и умру, служанкой у монахинь. Ничего не посылай мне. Тебе они самой понадобятся, в городе уходит много денег.
Чоло не возражает? Сержант кивнул, и лейтенант обнял Бонифацию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115