Я посмотрел на дуб.
Теперь, проглотив так неожиданно вылетевший порыв ветра, дождь быстро шел по поляне. Вот первые струи коснулись зеленой части дуба; она тут же окуталась паром, потом пар смыло плотным потоком воды, и нам открылось удивительное зрелище: одна половина дуба стояла зеленая, мокрая, торжествующая, другая пылала ярким огнем. Огонь горел вовсю, не обращая внимания на брызги, лишь недовольно фыркая, словно сдувая с себя надоедавшие капли, как лошадь отфыркивается от слепней и мух. Но вот стена дождя разом обрушилась на огонь, и вскоре все было кончено. На месте яркого, казалось, неукротимого вечного пламени высились черные, как протянутые вверх в мольбе руки, обгорелые головешки.
Дождь пересек поляну и стал двигаться к ели, под которой прятались мы; он звонко стучал по утоптанной дорожке, по корням, выбившимся из-под земли хлебнуть воздуха, по траве. В том месте, где дорожка проходила через песчаную залысину и была покрыта толстым слоем пыли, взвились вверх мучные фонтанчики.
Добравшись до ели, дождь навалился на нее всей тяжестью. Заскрипели, застонали сучья, посыпались иголки, шишки. Вокруг нас хлынули потоки воды, но внутрь не просочилось ни капли. Один раз мне в детстве пришлось поднырнуть под водопад. Сейчас было точно такое же ощущение.
Рис недоверчиво поглядывал вверх. Он сомневался, что ель выдержит такой напор.
Стена воды ушла дальше, треща сучьями, сопровождаемая пугливым писком птиц. Дождь сделался тише, ровнее. Он бесконечно барабанил по хвое. Небо вокруг было сплошь серым, хмурым, словно в лето прорвался сентябрь.
– Ну теперь до ночи не пройдет, – уныло сказал Рис. – Так и придется здесь сидеть. А потом тащиться по мокрому лесу.
– Ничего страшного, – я постарался подбодрить сына. – Разуемся и пойдем босиком. Надо, сынок, привыкать к трудностям. Вдруг ты станешь… допустим… геологом. Геологам знаешь как достается! Будь здоров! И в грязь, и в снег, и в жару, и в холод.
– Я не буду геологом, – сказал Рис.
– Боишься?
– Нет… Просто не буду, и все.
– А кем же ты хочешь стать?
– Никем.
– То есть?
– Никем, и все.
– Гм… А кто же тебя в таком случае кормить станет? Я, например, категорически отказываюсь. Я не хочу, чтобы мой сын рос тунеядцем. Кто не работает, тот не ест. Слышал?
– Слышал… Но есть такие, что не работают, а едят.
– Есть, конечно. Но очень мало.
– Вот я и буду этим малым. А кормить меня Бабушка с Дедушкой станут.
– Ты уверен?
– Уверен. Бабушка уже сказала.
– Но ведь бездельничать скучно.
– Ничего. Как-нибудь перебьюсь. Я люблю бездельничать.
– Хорошо, допустим… Но ведь Бабушка с Дедушкой не могут кормить тебя вечно.
– Когда они умрут?..
– Хотя бы.
– Они оставят мне наследство.
– Наследство? – Я был очень удивлен. – Какое там у них наследство…
Рис хитро прищурился.
– Только, чур, никому. Это я тебе сейчас по дружбе говорю. Поклянись.
– Клянусь.
Рис самодовольно привалился спиной к стволу ели. По всему было видно, что он готовился сразить меня наповал.
– У Бабушки с Дедушкой, – начал он торжественно, – на книжке три тысячи восемьсот рублей. Когда они умрут, книжка будет моя. Бабушка мне сама читала такую бумагу с печатью. Понял? А у тебя сколько?
– У меня тоже прилично, – пробормотал я.
– У тебя ничего нет, – с торжеством сказал Рис. – Бабушка говорит, что ты гол как сокол. Вы все с Мамой проедаете и проодеваете. И знаешь, почему?
– Почему?
– Потому что вы не умеете жить.
– Это тебе Бабушка сказала?
– Я и сам знаю. Вы набиваете холодильник продуктами, а потом все выбрасываете. У Мамы знаешь сколько нарядов?
– Сколько?
– Восемнадцать!
– Откуда ты взял?
– Сам считал. А женщине в ее возрасте хватит трех. Понял? Ты за этим должен следить, а ты не следишь. Потом, зачем вы меня балуете? Зачем вы машин мне столько понакупили?
– Но ты же сам просишь…
– Мало ли чего ребенок не попросит. Ребенка надо держать в ежовых рукавицах. Я своего сына буду в ежовых рукавицах держать. Он у меня пикнуть не посмеет, по ниточке ходить станет (все это были любимые Бабушкины выражения). Никаких шоколадов, пирожных и игрушек!
Я был удивлен такой жестокостью Риса по отношению к своему будущему сыну.
– Но ведь ты сам…
– Это мне такие родители достались. Не строгие. Размазни…
– Что?
– Я сказал… размаз… разбазаривающие деньги. А мы с сыном будем жить экономно. Нам этих трех тысяч восьмисот на всю жизнь хватит.
– На всю жизнь не хватит.
– Кроме того, мне Бабушка три золотых кольца отдаст, а моей жене золотые серьги и янтарные бусы. Кроме того, у нее чайник есть из чистого серебра.
– Все равно это ерунда. И на три года не хватит.
– А приданое?
– Какое приданое? – Рис удивлял меня все больше. Я и не подозревал, что он думает о таких вещах.
– Как это какое? Моей жены. Я женюсь на богатой. Это ты взял Маму бедную. Когда ты на ней женился, что за нее получил? А?
– Разве дело в этом?
– Ты получил от нее перину, две подушки и одеяло. Вот?
– Ну и что?
– Ничего. А у моей жены приданое знаешь какое?
– У тебя есть разве жена?
– Есть… – Рис прикусил язык. – То есть, в смысле наоборот…
– Выкладывай уж, если проговорился.
Рис покосился на меня.
– Ладно уж… Как другу… Только поклянись, что никому. Только Бабушка знает…
– Клянусь.
Рис дотянулся до валявшейся шишки и стал ковырять ею землю.
– Я женюсь на Мартышке. В нашем садике есть такая. Как школу закончу, так и женюсь. Мы уже договорились. Она знаешь какая богатая… У нее отец зубной врач. Золотые зубы делает… Он и ей, когда она вырастет, золотые зубы вставит. И мне, если женюсь на Мартышке. Только сначала свои выбить надо… Он и выбивать умеет… Бесплатно выбьет и вставит…
– Ну и какое приданое твой врач дает за Мартышкой?
Рис ехидно посмотрел на меня.
– Да уж не как за нашей Мамой. Немного побольше.
– Сколько же?
– Два килограмма золота, машину и четыре чемодана разной одежды! Вот сколько! И еще квартиру обещал купить. Мартышка сама в садике хвасталась. А игрушек у нее сколько – не счесть! Куклы заграничные. Пищат и разговаривают, не по-нашему только.
– Здорово!
– Еще бы. Ты бы женился на такой?
– А кто бы не женился?
– Да… – Рис раздулся от важности. – Думаешь, так легко было ее у Крысы отбить? Сначала Крыса на ней хотел жениться, да только я его поколотил, и он отстал от Мартышки. Теперь она моя невеста. Бабушка говорит, чтобы я с ней все время дружил.
– Значит, Бабушка в курсе твоих сердечных дел?
– Конечно. Я Бабушке все рассказываю.
– Выходит, Бабушка тебя учит, чтобы ты не работал, а жил на ее наследство и приданое своей жены.
Рис посмотрел на меня подозрительно.
– Ты ее будешь ругать?
– Нет. Не буду.
– Поклянись.
– Клянусь.
Рис успокоился.
– Не… Она так не говорит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
Теперь, проглотив так неожиданно вылетевший порыв ветра, дождь быстро шел по поляне. Вот первые струи коснулись зеленой части дуба; она тут же окуталась паром, потом пар смыло плотным потоком воды, и нам открылось удивительное зрелище: одна половина дуба стояла зеленая, мокрая, торжествующая, другая пылала ярким огнем. Огонь горел вовсю, не обращая внимания на брызги, лишь недовольно фыркая, словно сдувая с себя надоедавшие капли, как лошадь отфыркивается от слепней и мух. Но вот стена дождя разом обрушилась на огонь, и вскоре все было кончено. На месте яркого, казалось, неукротимого вечного пламени высились черные, как протянутые вверх в мольбе руки, обгорелые головешки.
Дождь пересек поляну и стал двигаться к ели, под которой прятались мы; он звонко стучал по утоптанной дорожке, по корням, выбившимся из-под земли хлебнуть воздуха, по траве. В том месте, где дорожка проходила через песчаную залысину и была покрыта толстым слоем пыли, взвились вверх мучные фонтанчики.
Добравшись до ели, дождь навалился на нее всей тяжестью. Заскрипели, застонали сучья, посыпались иголки, шишки. Вокруг нас хлынули потоки воды, но внутрь не просочилось ни капли. Один раз мне в детстве пришлось поднырнуть под водопад. Сейчас было точно такое же ощущение.
Рис недоверчиво поглядывал вверх. Он сомневался, что ель выдержит такой напор.
Стена воды ушла дальше, треща сучьями, сопровождаемая пугливым писком птиц. Дождь сделался тише, ровнее. Он бесконечно барабанил по хвое. Небо вокруг было сплошь серым, хмурым, словно в лето прорвался сентябрь.
– Ну теперь до ночи не пройдет, – уныло сказал Рис. – Так и придется здесь сидеть. А потом тащиться по мокрому лесу.
– Ничего страшного, – я постарался подбодрить сына. – Разуемся и пойдем босиком. Надо, сынок, привыкать к трудностям. Вдруг ты станешь… допустим… геологом. Геологам знаешь как достается! Будь здоров! И в грязь, и в снег, и в жару, и в холод.
– Я не буду геологом, – сказал Рис.
– Боишься?
– Нет… Просто не буду, и все.
– А кем же ты хочешь стать?
– Никем.
– То есть?
– Никем, и все.
– Гм… А кто же тебя в таком случае кормить станет? Я, например, категорически отказываюсь. Я не хочу, чтобы мой сын рос тунеядцем. Кто не работает, тот не ест. Слышал?
– Слышал… Но есть такие, что не работают, а едят.
– Есть, конечно. Но очень мало.
– Вот я и буду этим малым. А кормить меня Бабушка с Дедушкой станут.
– Ты уверен?
– Уверен. Бабушка уже сказала.
– Но ведь бездельничать скучно.
– Ничего. Как-нибудь перебьюсь. Я люблю бездельничать.
– Хорошо, допустим… Но ведь Бабушка с Дедушкой не могут кормить тебя вечно.
– Когда они умрут?..
– Хотя бы.
– Они оставят мне наследство.
– Наследство? – Я был очень удивлен. – Какое там у них наследство…
Рис хитро прищурился.
– Только, чур, никому. Это я тебе сейчас по дружбе говорю. Поклянись.
– Клянусь.
Рис самодовольно привалился спиной к стволу ели. По всему было видно, что он готовился сразить меня наповал.
– У Бабушки с Дедушкой, – начал он торжественно, – на книжке три тысячи восемьсот рублей. Когда они умрут, книжка будет моя. Бабушка мне сама читала такую бумагу с печатью. Понял? А у тебя сколько?
– У меня тоже прилично, – пробормотал я.
– У тебя ничего нет, – с торжеством сказал Рис. – Бабушка говорит, что ты гол как сокол. Вы все с Мамой проедаете и проодеваете. И знаешь, почему?
– Почему?
– Потому что вы не умеете жить.
– Это тебе Бабушка сказала?
– Я и сам знаю. Вы набиваете холодильник продуктами, а потом все выбрасываете. У Мамы знаешь сколько нарядов?
– Сколько?
– Восемнадцать!
– Откуда ты взял?
– Сам считал. А женщине в ее возрасте хватит трех. Понял? Ты за этим должен следить, а ты не следишь. Потом, зачем вы меня балуете? Зачем вы машин мне столько понакупили?
– Но ты же сам просишь…
– Мало ли чего ребенок не попросит. Ребенка надо держать в ежовых рукавицах. Я своего сына буду в ежовых рукавицах держать. Он у меня пикнуть не посмеет, по ниточке ходить станет (все это были любимые Бабушкины выражения). Никаких шоколадов, пирожных и игрушек!
Я был удивлен такой жестокостью Риса по отношению к своему будущему сыну.
– Но ведь ты сам…
– Это мне такие родители достались. Не строгие. Размазни…
– Что?
– Я сказал… размаз… разбазаривающие деньги. А мы с сыном будем жить экономно. Нам этих трех тысяч восьмисот на всю жизнь хватит.
– На всю жизнь не хватит.
– Кроме того, мне Бабушка три золотых кольца отдаст, а моей жене золотые серьги и янтарные бусы. Кроме того, у нее чайник есть из чистого серебра.
– Все равно это ерунда. И на три года не хватит.
– А приданое?
– Какое приданое? – Рис удивлял меня все больше. Я и не подозревал, что он думает о таких вещах.
– Как это какое? Моей жены. Я женюсь на богатой. Это ты взял Маму бедную. Когда ты на ней женился, что за нее получил? А?
– Разве дело в этом?
– Ты получил от нее перину, две подушки и одеяло. Вот?
– Ну и что?
– Ничего. А у моей жены приданое знаешь какое?
– У тебя есть разве жена?
– Есть… – Рис прикусил язык. – То есть, в смысле наоборот…
– Выкладывай уж, если проговорился.
Рис покосился на меня.
– Ладно уж… Как другу… Только поклянись, что никому. Только Бабушка знает…
– Клянусь.
Рис дотянулся до валявшейся шишки и стал ковырять ею землю.
– Я женюсь на Мартышке. В нашем садике есть такая. Как школу закончу, так и женюсь. Мы уже договорились. Она знаешь какая богатая… У нее отец зубной врач. Золотые зубы делает… Он и ей, когда она вырастет, золотые зубы вставит. И мне, если женюсь на Мартышке. Только сначала свои выбить надо… Он и выбивать умеет… Бесплатно выбьет и вставит…
– Ну и какое приданое твой врач дает за Мартышкой?
Рис ехидно посмотрел на меня.
– Да уж не как за нашей Мамой. Немного побольше.
– Сколько же?
– Два килограмма золота, машину и четыре чемодана разной одежды! Вот сколько! И еще квартиру обещал купить. Мартышка сама в садике хвасталась. А игрушек у нее сколько – не счесть! Куклы заграничные. Пищат и разговаривают, не по-нашему только.
– Здорово!
– Еще бы. Ты бы женился на такой?
– А кто бы не женился?
– Да… – Рис раздулся от важности. – Думаешь, так легко было ее у Крысы отбить? Сначала Крыса на ней хотел жениться, да только я его поколотил, и он отстал от Мартышки. Теперь она моя невеста. Бабушка говорит, чтобы я с ней все время дружил.
– Значит, Бабушка в курсе твоих сердечных дел?
– Конечно. Я Бабушке все рассказываю.
– Выходит, Бабушка тебя учит, чтобы ты не работал, а жил на ее наследство и приданое своей жены.
Рис посмотрел на меня подозрительно.
– Ты ее будешь ругать?
– Нет. Не буду.
– Поклянись.
– Клянусь.
Рис успокоился.
– Не… Она так не говорит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79