Мы лежали с Рисом на охапке осоки, которую я нарвал и бросил на потухший костер. С вечера мы накрылись бушлатом и тесно прижались друг к другу. Под утро замерзший Рис перетащил бушлат на себя, и я проснулся. Все было влажным от росы: одежда, волосы, руки, лицо. У меня стучали зубы. Вот когда я полностью понял выражение, которое сам часто употреблял, не придавая ему особого смысла: «Зуб на зуб не попадает».
Чтобы хоть немного согреться, я побежал по тропинке вдоль речки. Было уже совсем светло. Восток ярко алел розовыми полосами. Полосы шли почти строго параллельно земле, они были разной длины и разной тональности. Казалось, кто-то специально раскрасил небо в ожидании праздника.
Только теперь я смог хорошо рассмотреть место, куда мы попали. Это был большой луг. С одной стороны он упирался в сосновый лес, с другой – в железную дорогу (оттуда изредка, когда шла электричка, доносились низкие, стелющиеся по самой земле звуки). Третьей стороной уходил за горизонт. Луг весь зарос камышом, осокой и редкими деревьями (очевидно, на сухих местах): ветлой, тополем, осиной…
По лугу петляла речка. Встававший над ней пар четко обозначил русло. Пар неподвижно висел над речкой, строго над водой, очень похожий на стену из белого тесаного камня. Отсюда, с обрыва, где был наш лагерь, пар особенно походил на творение человеческих рук. Словно осажденные, чтобы защитить свои владения, построили громадную крепостную стену.
Со стороны железной дороги подул легкий, едва заметный ветерок, и хотя он почти тотчас же затих, картина на лугу мгновенно изменилась. Стена разом рухнула, и весь луг затянулся, словно пылью от ее падения, сплошным серым туманом. Только кое-где из тумана деревья тянули вверх ветви, похожие на руки утопающих…
От бега я немного согрелся. Теперь можно было умыться. Я спустился по тропинке к речке. Вода тихо cтруилась возле берега. Была она темной, несла пучки травы и пожелтевшие, длинные, извивающиеся, словно живые существа, листья камыша. Речка словно вытекала из тумана, показывалась на поверхности совсем коротким темным отрезком и опять скрывалась в тумане.
Я подошел вплотную к реке, опустился на корточки и, заранее ощущая обжигающий холод, опустил в воду ладонь… От неожиданности я отдернул руку. Вода была горячей! Не веря себе, я опять дотронулся до воды… Да, вода была именно горячей. Не теплой, не очень теплой, а горячей… Еще никогда мне не приходилось ни слышать о таком, ни ощущать самому ничего подобного.
Продолжая недоумевать, я разделся и, дрожа от холода, окунулся в воду. Речка оказалась совсем мелкой, даже мельче, чем я ожидал.
Надо мной, поверх тумана, кто-то пробежал по краю обрыва. Рядом посыпался песок.
– Па-па-а-а-а! Где ты? Па-па-па-а-а!.. – раздался жалобный голос.
Даже под бушлатом сын не выдержал рассветного холода.
– Я здесь! – крикнул я. – Слева от тебя тропинка! Спускайся ко мне!
Через минуту передо мной возникло утонувшее в бушлате синее дрожащее существо. Оно скулило и щелкало зубами. Но при виде меня, сидящего по горло в воде, Рис потерял дар речи. Он даже перестал щелкать зубами.
– Ты что делаешь! – закричал Рис. – Вылазь, а то простудишься и умрешь! Кто тогда отведет меня домой?
– Лезь, сынок, ко мне.
– Что?!
– Снимай бушлат, раздевайся и лезь! Вода-то горячая.
– Еще чего. Хватит придумывать, я тебе не маленький!
– Вода горячая потому, что днем ее нагрело солнышко, а потом вечером накрыл туман. Если, например, горячий чайник укутать полотенцем, он ведь долго будет горячим?
– Чайник-то конечно, – сказал Рис раздумчиво. – То чайник, а то целая речка. Я сначала все-таки попробую, – сказал сын недоверчиво.
Рис спустился к воде. По его лицу я видел, что он ни капельки мне не верит и боится очутиться в глупом положении. Он осторожно протянул вперед руку.
– Прямо-таки горячая-прегорячая? – спросил сын. – А не обожгусь? – Это уже была явная насмешка надо мной.
– Думаю, что нет.
Сын осторожно опустил в воду палец… Сильное недоумение отразилось на его лице. Рис опять опустил палец и опять вынул его. Затем, подумав, он погрузил в воду всю ладонь.
– И вправду горячая, – недоуменно сказал он. – А я думал, что ты все наврал. Специально, чтобы затолкнуть меня в реку.
– Хватит болтать. Раздевайся быстрей, а то подует ветер, туман разойдется и речка сразу остынет.
– Откуда ты знаешь, что подует ветер?
– На рассвете всегда ветер.
– А ты раньше был на рассвете?
– Много раз.
– Значит, когда я сплю дома, ты приезжаешь сюда и залазишь в речку?
– Вот еще… На рассвете я бывал давно. Еще в детстве. Когда был таким, как ты.
– Таким, как я? – удивился Рис. – Как же тебя пускали родители?
– Я лошадей пас. Ходить в ночное называется. Ну, раздевайся…
– Подожди… Разве лошади ночью не спят?
– Нет. Ночью они пасутся. Ходят по лугу и едят траву.
– Всю ночь?
– Всю ночь.
– Когда же они спят? Днем?
– Нет, спят они ночью.
– Но ты же сам сказал – ночью едят траву.
– Когда пасутся, тогда и спят. Прикроют глаза и вздремнут немного.
– Прямо стоя?
– Ну да.
– Вот дают! Я бы так не смог. Пап, а еще что ты знаешь про лошадей? Они кусаются?
– Иногда между собой. Ты залезешь когда-нибудь?
– Подожди. А людей кусают?
– Кого любят.
– Па, я тебя серьезно спрашиваю.
– Честно. В детстве я очень дружил с одной лошадью. Так она всегда, когда была в хорошем настроении, подкрадывалась ко мне сзади и хватала зубами за плечо. Тихонько, конечно. Это она так шутила…
– Ничего себе шуточки. А еще ты чего знаешь про лошадей?
– Лезь ко мне, а то ты совсем замерз.
– Сейчас. Ты только расскажи немного.
– С чего это ты вдруг заинтересовался лошадьми?
– Так… Понравились… Что ты еще знаешь?
– Лошади очень любят мальчишек…
– Почему?
– Не знаю… Может, знают, что дети живут без обмана… А может быть, потому, что мальчишки больше всего с ними возятся. Кормят, поят, купают…
– Купают? Во… А как же они их купают? В таких больших ваннах?
– Что ты, сын, городишь. В каких там ваннах… В речке или пруду.
– И ты купал?
– Купал.
– Расскажи.
– Сначала лезь ко мне.
– Расскажешь – и сразу залезу. Честно.
– Купают лошадей обычно вечером. Когда они возвращаются с работы. Приходят лошади потные, пыльные, усталые… Сначала им дают немного остыть, потому что потную лошадь сразу купать нельзя: она простудится и умрет. Поэтому с час лошади прогуливаются по двору конюшни, кто сено ест, кто разговаривает – обмениваются новостями…
– Пап, ты загибаешь.
– Серьезно.
– И прямо слышно?
– Не слышно, а видно. Они трутся мордами, кладут головы друг другу на шеи, покусываются… Это и есть их разговор. Мальчишки всегда знают, о чем у лошадей идет речь: у какой лошади тяжелый день был, у какой легкий, кто в хорошем настроении, кто в плохом, кто пить хочет, кто есть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
Чтобы хоть немного согреться, я побежал по тропинке вдоль речки. Было уже совсем светло. Восток ярко алел розовыми полосами. Полосы шли почти строго параллельно земле, они были разной длины и разной тональности. Казалось, кто-то специально раскрасил небо в ожидании праздника.
Только теперь я смог хорошо рассмотреть место, куда мы попали. Это был большой луг. С одной стороны он упирался в сосновый лес, с другой – в железную дорогу (оттуда изредка, когда шла электричка, доносились низкие, стелющиеся по самой земле звуки). Третьей стороной уходил за горизонт. Луг весь зарос камышом, осокой и редкими деревьями (очевидно, на сухих местах): ветлой, тополем, осиной…
По лугу петляла речка. Встававший над ней пар четко обозначил русло. Пар неподвижно висел над речкой, строго над водой, очень похожий на стену из белого тесаного камня. Отсюда, с обрыва, где был наш лагерь, пар особенно походил на творение человеческих рук. Словно осажденные, чтобы защитить свои владения, построили громадную крепостную стену.
Со стороны железной дороги подул легкий, едва заметный ветерок, и хотя он почти тотчас же затих, картина на лугу мгновенно изменилась. Стена разом рухнула, и весь луг затянулся, словно пылью от ее падения, сплошным серым туманом. Только кое-где из тумана деревья тянули вверх ветви, похожие на руки утопающих…
От бега я немного согрелся. Теперь можно было умыться. Я спустился по тропинке к речке. Вода тихо cтруилась возле берега. Была она темной, несла пучки травы и пожелтевшие, длинные, извивающиеся, словно живые существа, листья камыша. Речка словно вытекала из тумана, показывалась на поверхности совсем коротким темным отрезком и опять скрывалась в тумане.
Я подошел вплотную к реке, опустился на корточки и, заранее ощущая обжигающий холод, опустил в воду ладонь… От неожиданности я отдернул руку. Вода была горячей! Не веря себе, я опять дотронулся до воды… Да, вода была именно горячей. Не теплой, не очень теплой, а горячей… Еще никогда мне не приходилось ни слышать о таком, ни ощущать самому ничего подобного.
Продолжая недоумевать, я разделся и, дрожа от холода, окунулся в воду. Речка оказалась совсем мелкой, даже мельче, чем я ожидал.
Надо мной, поверх тумана, кто-то пробежал по краю обрыва. Рядом посыпался песок.
– Па-па-а-а-а! Где ты? Па-па-па-а-а!.. – раздался жалобный голос.
Даже под бушлатом сын не выдержал рассветного холода.
– Я здесь! – крикнул я. – Слева от тебя тропинка! Спускайся ко мне!
Через минуту передо мной возникло утонувшее в бушлате синее дрожащее существо. Оно скулило и щелкало зубами. Но при виде меня, сидящего по горло в воде, Рис потерял дар речи. Он даже перестал щелкать зубами.
– Ты что делаешь! – закричал Рис. – Вылазь, а то простудишься и умрешь! Кто тогда отведет меня домой?
– Лезь, сынок, ко мне.
– Что?!
– Снимай бушлат, раздевайся и лезь! Вода-то горячая.
– Еще чего. Хватит придумывать, я тебе не маленький!
– Вода горячая потому, что днем ее нагрело солнышко, а потом вечером накрыл туман. Если, например, горячий чайник укутать полотенцем, он ведь долго будет горячим?
– Чайник-то конечно, – сказал Рис раздумчиво. – То чайник, а то целая речка. Я сначала все-таки попробую, – сказал сын недоверчиво.
Рис спустился к воде. По его лицу я видел, что он ни капельки мне не верит и боится очутиться в глупом положении. Он осторожно протянул вперед руку.
– Прямо-таки горячая-прегорячая? – спросил сын. – А не обожгусь? – Это уже была явная насмешка надо мной.
– Думаю, что нет.
Сын осторожно опустил в воду палец… Сильное недоумение отразилось на его лице. Рис опять опустил палец и опять вынул его. Затем, подумав, он погрузил в воду всю ладонь.
– И вправду горячая, – недоуменно сказал он. – А я думал, что ты все наврал. Специально, чтобы затолкнуть меня в реку.
– Хватит болтать. Раздевайся быстрей, а то подует ветер, туман разойдется и речка сразу остынет.
– Откуда ты знаешь, что подует ветер?
– На рассвете всегда ветер.
– А ты раньше был на рассвете?
– Много раз.
– Значит, когда я сплю дома, ты приезжаешь сюда и залазишь в речку?
– Вот еще… На рассвете я бывал давно. Еще в детстве. Когда был таким, как ты.
– Таким, как я? – удивился Рис. – Как же тебя пускали родители?
– Я лошадей пас. Ходить в ночное называется. Ну, раздевайся…
– Подожди… Разве лошади ночью не спят?
– Нет. Ночью они пасутся. Ходят по лугу и едят траву.
– Всю ночь?
– Всю ночь.
– Когда же они спят? Днем?
– Нет, спят они ночью.
– Но ты же сам сказал – ночью едят траву.
– Когда пасутся, тогда и спят. Прикроют глаза и вздремнут немного.
– Прямо стоя?
– Ну да.
– Вот дают! Я бы так не смог. Пап, а еще что ты знаешь про лошадей? Они кусаются?
– Иногда между собой. Ты залезешь когда-нибудь?
– Подожди. А людей кусают?
– Кого любят.
– Па, я тебя серьезно спрашиваю.
– Честно. В детстве я очень дружил с одной лошадью. Так она всегда, когда была в хорошем настроении, подкрадывалась ко мне сзади и хватала зубами за плечо. Тихонько, конечно. Это она так шутила…
– Ничего себе шуточки. А еще ты чего знаешь про лошадей?
– Лезь ко мне, а то ты совсем замерз.
– Сейчас. Ты только расскажи немного.
– С чего это ты вдруг заинтересовался лошадьми?
– Так… Понравились… Что ты еще знаешь?
– Лошади очень любят мальчишек…
– Почему?
– Не знаю… Может, знают, что дети живут без обмана… А может быть, потому, что мальчишки больше всего с ними возятся. Кормят, поят, купают…
– Купают? Во… А как же они их купают? В таких больших ваннах?
– Что ты, сын, городишь. В каких там ваннах… В речке или пруду.
– И ты купал?
– Купал.
– Расскажи.
– Сначала лезь ко мне.
– Расскажешь – и сразу залезу. Честно.
– Купают лошадей обычно вечером. Когда они возвращаются с работы. Приходят лошади потные, пыльные, усталые… Сначала им дают немного остыть, потому что потную лошадь сразу купать нельзя: она простудится и умрет. Поэтому с час лошади прогуливаются по двору конюшни, кто сено ест, кто разговаривает – обмениваются новостями…
– Пап, ты загибаешь.
– Серьезно.
– И прямо слышно?
– Не слышно, а видно. Они трутся мордами, кладут головы друг другу на шеи, покусываются… Это и есть их разговор. Мальчишки всегда знают, о чем у лошадей идет речь: у какой лошади тяжелый день был, у какой легкий, кто в хорошем настроении, кто в плохом, кто пить хочет, кто есть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79