Потому что он делает свое дело хорошо и делает его изо дня в день.
— А мистер Дэвис, наверно, не может заниматься своим делом изо дня в день, как ты и Эдди.
— Да. И многое другое ему мешает.
— Знаю, знаю. Для мальчишки я слишком много всего знаю, папа. Томми знает в двадцать раз больше, он всякие ужасные вещи знает, и его это не ранит. А меня все ранит. Почему, сам не понимаю.
— Потому, что ты все это глубоко чувствуешь?
— Да, чувствую, и со мной что-то делается. Я будто отвечаю за чужие грехи. Если так может быть.
— Да, понимаю.
— Папа, ты извини меня за такие серьезные разговоры. Я знаю, это невежливо с моей стороны. Но мне иногда хочется поговорить, потому что мы много чего не знаем, а когда вдруг узнаем что-нибудь, это так на нас накатывает, ну будто волной обдает. Вот такой волной, какие сегодня ходят на море.
— Дэви, ты всегда можешь меня спрашивать о чем угодно.
— Да, знаю. Большое тебе спасибо за это. О некоторых вещах я спрашивать, пожалуй, подожду. Кое-что, наверно, надо самому, на собственной шкуре испытать.
— А может, в этом розыгрыше у мистера Бобби тебе лучше не участвовать? Пусть только Том и Энди? Помнишь, какие у меня были неприятности с человеком, который говорил, что ты всегда пьяный?
— Помню. За три года он видел меня пьяным целых два раза. Но что о нем говорить! Если я когда-нибудь действительно напьюсь, тогда это представление у мистера Бобби будет мне оправданием. Что два раза пьяный, что три — это ведь все равно. Нет, папа, мне обязательно надо участвовать.
— А последнее время вы разыгрывали эти сценки?
— Да. И у нас с Томом здорово получалось. Но с Энди еще лучше. Энди у нас просто талант. Он такие штуки откалывает. А у меня свой номер.
— Что же вы такое делали? — Томас Хадсон продолжал работать.
— Ты не видел, как я изображаю братца-идиотика? Монголоида?
— Нет, не видел. Ну а посмотри теперь, Дэви. — Томас Хадсон отодвинулся в сторону.
— Чудесно, — сказал Дэвид. — Теперь я вижу, чего ты добивался. Когда рыба повисает в воздухе, прежде чем упасть обратно в море. Папа, а картину ты, правда, мне подаришь?
— Да.
— Я буду ее беречь.
— Их будет две.
— Тогда одну я возьму в школу, а вторая пусть висит дома у мамы. Или ты хочешь оставить ее у себя?
— Нет. Может, маме она понравится. Расскажи, что вы там еще проделывали, — попросил Томас Хадсон.
— В поездах мы вытворяли бог знает что. Вот уж где лучше всего выходит, так это в поездах. Там самая подходящая публика. Такой, пожалуй, больше нигде не встретишь. Сидят, глазеют, и деваться им некуда.
Томас Хадсон услышал голос Роджера в соседней комнате и стал мыть кисти и прибирать свое хозяйство.
Вошел Том-младший и сказал:
— Ну, папа, как дела? Хорошо поработалось? Можно я посмотрю?
Томас Хадсон показал ему и первый и второй этюды. Том-младший сказал:
— Мне оба нравятся.
— А какой больше? — спросил его Дэвид.
— Оба хороши, — ответил он. Томас Хадсон почувствовал, что Том-младший торопится и что голова у него занята чем-то другим.
— Ну, как там у вас, получилось? — спросил его Дэвид.
— Колоссально, — сказал Том-младший. — Если мы не подведем, то получится замечательно. Там вся компания с яхты, и мы их здорово разыграли. С мистером Бобби и с констеблем все обговорили до того, как те пришли. Спектакль был такой: мистер Дэвис пьян в стельку, а я его урезониваю.
— Ты не переигрывал?
— Да что ты! — сказал Том-младший. — Ты бы видел мистера Дэвиса. Он пьянел с каждым стаканом, но постепенно, едва заметно.
— А что он пил?
— Чай. Бобби влил чай в бутылку из-под рома. А для Энди заготовлена бутылка из-под джина, и в ней вода.
— Как же ты урезонивал мистера Дэвиса?
— Я будто умолял его не пить. Но так, чтобы меня не слышали. Мистер Бобби с нами заодно, только он пьет настоящее виски.
— Тогда надо поторопиться, — сказал Дэвид. — Пока мистер Бобби совсем не окосел. А как мистер Дэвис?
— Замечательно. Он артист, большой артист, Дэви.
— Где Энди?
— Внизу, репетирует перед зеркалом.
— А Эдди тоже будет в этом участвовать?
— И Эдди и Джозеф.
— Они не запомнят, что им надо говорить.
— У них всего одна реплика.
— Одну реплику Эдди еще, пожалуй, запомнит, а насчет Джозефа я сомневаюсь.
— Ему только повторить ее следом за Эдди.
— А констебль посвящён в дело?
— Конечно.
— А сколько там человек в этой компании?
— Семеро, из них две девушки. Одна миленькая, а другая просто прелесть. Она уже начала жалеть мистера Дэвиса.
— Ух ты! — сказал Дэвид. — Пошли скорее!
— Как же ты туда дойдешь? — спросил Дэвида Том-младший.
— Я его донесу, — сказал Томас Хадсон.
— Папа, позволь мне в тапочках, — сказал Дэвид. — Я надену тапочки Тома. Буду шагать на наружной стороне ступни. Это совсем не больно и произведет впечатление.
— Ну, ладно. Тогда пойдемте. Где Роджер?
— Они с Эдди перехватили на скорую руку. Пьют за его сценические таланты, — сказал Том-младший. — Уж очень долго он на одном чае сидел, папа.
Ветер по-прежнему дул свирепо, когда они вошли в «Понсе-де-Леон». Люди с яхты сидели у стойки и пили ром. Вид у них был симпатичный — загорелые, все в белом. Держались они вежливо, сразу подвинулись, освобождая место у стойки. Двое мужчин и девушка сидели с одного ее конца, там, где был автомат, а трое и вторая девушка — с другого, ближе к двери. У автомата сидела та, про которую Том сказал «просто прелесть». Но другая была тоже очень недурна. Роджер, Томас Хадсон и мальчики подошли прямо к стойке. Дэвид даже старался не прихрамывать.
Мистер Бобби взглянул на Роджера и сказал:
— Опять вы тут?
Роджер кивнул с безнадежным видом, и Бобби поставил перед ним бутылку из-под рома и стакан.
Роджер молча протянул за бутылкой руку.
— Опять пьете, Хадсон? — сказал Бобби Томасу Хадсону. Выражение лица у него было строгое, нравоучительное. Томас Хадсон кивнул. — Пора бы прекратить, — сказал Бобби. — Всему есть границы, прах вас побери.
— Мне только немножко рому, Бобби.
— Того, что он пьет?
— Нет. Бакарди.
Мистер Бобби налил рому в стакан и подал его Томасу Хадсону.
— Вот, пейте, — сказал он. — Хотя отпускать вам но следовало бы.
Томас Хадсон выпил стакан залпом, и ром согрел, вдохновил его.
— Еще налейте, — сказал он.
— Через двадцать минут, Хадсон, — сказал Бобби. Он бросил взгляд на часы за стойкой.
Люди с яхты уже начали посматривать на них, но сдержанно, не нарушая приличий.
— А ты, малый, что будешь? — спросил Бобби Дэвида.
— Вы что, забыли, что я бросил пить? — грубо ответил ему Дэвид.
— С каких же это пор?
— Со вчерашнего вечера. Память, что ли, у вас отшибло?
— Ах, извините, — сказал мистер Бобби. И сам выпил. — Еще запоминай тут за каждым подонком. Я только об одном прошу: уведите этого Хадсона из моего заведения, у меня тут приличные клиенты сидят.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
— А мистер Дэвис, наверно, не может заниматься своим делом изо дня в день, как ты и Эдди.
— Да. И многое другое ему мешает.
— Знаю, знаю. Для мальчишки я слишком много всего знаю, папа. Томми знает в двадцать раз больше, он всякие ужасные вещи знает, и его это не ранит. А меня все ранит. Почему, сам не понимаю.
— Потому, что ты все это глубоко чувствуешь?
— Да, чувствую, и со мной что-то делается. Я будто отвечаю за чужие грехи. Если так может быть.
— Да, понимаю.
— Папа, ты извини меня за такие серьезные разговоры. Я знаю, это невежливо с моей стороны. Но мне иногда хочется поговорить, потому что мы много чего не знаем, а когда вдруг узнаем что-нибудь, это так на нас накатывает, ну будто волной обдает. Вот такой волной, какие сегодня ходят на море.
— Дэви, ты всегда можешь меня спрашивать о чем угодно.
— Да, знаю. Большое тебе спасибо за это. О некоторых вещах я спрашивать, пожалуй, подожду. Кое-что, наверно, надо самому, на собственной шкуре испытать.
— А может, в этом розыгрыше у мистера Бобби тебе лучше не участвовать? Пусть только Том и Энди? Помнишь, какие у меня были неприятности с человеком, который говорил, что ты всегда пьяный?
— Помню. За три года он видел меня пьяным целых два раза. Но что о нем говорить! Если я когда-нибудь действительно напьюсь, тогда это представление у мистера Бобби будет мне оправданием. Что два раза пьяный, что три — это ведь все равно. Нет, папа, мне обязательно надо участвовать.
— А последнее время вы разыгрывали эти сценки?
— Да. И у нас с Томом здорово получалось. Но с Энди еще лучше. Энди у нас просто талант. Он такие штуки откалывает. А у меня свой номер.
— Что же вы такое делали? — Томас Хадсон продолжал работать.
— Ты не видел, как я изображаю братца-идиотика? Монголоида?
— Нет, не видел. Ну а посмотри теперь, Дэви. — Томас Хадсон отодвинулся в сторону.
— Чудесно, — сказал Дэвид. — Теперь я вижу, чего ты добивался. Когда рыба повисает в воздухе, прежде чем упасть обратно в море. Папа, а картину ты, правда, мне подаришь?
— Да.
— Я буду ее беречь.
— Их будет две.
— Тогда одну я возьму в школу, а вторая пусть висит дома у мамы. Или ты хочешь оставить ее у себя?
— Нет. Может, маме она понравится. Расскажи, что вы там еще проделывали, — попросил Томас Хадсон.
— В поездах мы вытворяли бог знает что. Вот уж где лучше всего выходит, так это в поездах. Там самая подходящая публика. Такой, пожалуй, больше нигде не встретишь. Сидят, глазеют, и деваться им некуда.
Томас Хадсон услышал голос Роджера в соседней комнате и стал мыть кисти и прибирать свое хозяйство.
Вошел Том-младший и сказал:
— Ну, папа, как дела? Хорошо поработалось? Можно я посмотрю?
Томас Хадсон показал ему и первый и второй этюды. Том-младший сказал:
— Мне оба нравятся.
— А какой больше? — спросил его Дэвид.
— Оба хороши, — ответил он. Томас Хадсон почувствовал, что Том-младший торопится и что голова у него занята чем-то другим.
— Ну, как там у вас, получилось? — спросил его Дэвид.
— Колоссально, — сказал Том-младший. — Если мы не подведем, то получится замечательно. Там вся компания с яхты, и мы их здорово разыграли. С мистером Бобби и с констеблем все обговорили до того, как те пришли. Спектакль был такой: мистер Дэвис пьян в стельку, а я его урезониваю.
— Ты не переигрывал?
— Да что ты! — сказал Том-младший. — Ты бы видел мистера Дэвиса. Он пьянел с каждым стаканом, но постепенно, едва заметно.
— А что он пил?
— Чай. Бобби влил чай в бутылку из-под рома. А для Энди заготовлена бутылка из-под джина, и в ней вода.
— Как же ты урезонивал мистера Дэвиса?
— Я будто умолял его не пить. Но так, чтобы меня не слышали. Мистер Бобби с нами заодно, только он пьет настоящее виски.
— Тогда надо поторопиться, — сказал Дэвид. — Пока мистер Бобби совсем не окосел. А как мистер Дэвис?
— Замечательно. Он артист, большой артист, Дэви.
— Где Энди?
— Внизу, репетирует перед зеркалом.
— А Эдди тоже будет в этом участвовать?
— И Эдди и Джозеф.
— Они не запомнят, что им надо говорить.
— У них всего одна реплика.
— Одну реплику Эдди еще, пожалуй, запомнит, а насчет Джозефа я сомневаюсь.
— Ему только повторить ее следом за Эдди.
— А констебль посвящён в дело?
— Конечно.
— А сколько там человек в этой компании?
— Семеро, из них две девушки. Одна миленькая, а другая просто прелесть. Она уже начала жалеть мистера Дэвиса.
— Ух ты! — сказал Дэвид. — Пошли скорее!
— Как же ты туда дойдешь? — спросил Дэвида Том-младший.
— Я его донесу, — сказал Томас Хадсон.
— Папа, позволь мне в тапочках, — сказал Дэвид. — Я надену тапочки Тома. Буду шагать на наружной стороне ступни. Это совсем не больно и произведет впечатление.
— Ну, ладно. Тогда пойдемте. Где Роджер?
— Они с Эдди перехватили на скорую руку. Пьют за его сценические таланты, — сказал Том-младший. — Уж очень долго он на одном чае сидел, папа.
Ветер по-прежнему дул свирепо, когда они вошли в «Понсе-де-Леон». Люди с яхты сидели у стойки и пили ром. Вид у них был симпатичный — загорелые, все в белом. Держались они вежливо, сразу подвинулись, освобождая место у стойки. Двое мужчин и девушка сидели с одного ее конца, там, где был автомат, а трое и вторая девушка — с другого, ближе к двери. У автомата сидела та, про которую Том сказал «просто прелесть». Но другая была тоже очень недурна. Роджер, Томас Хадсон и мальчики подошли прямо к стойке. Дэвид даже старался не прихрамывать.
Мистер Бобби взглянул на Роджера и сказал:
— Опять вы тут?
Роджер кивнул с безнадежным видом, и Бобби поставил перед ним бутылку из-под рома и стакан.
Роджер молча протянул за бутылкой руку.
— Опять пьете, Хадсон? — сказал Бобби Томасу Хадсону. Выражение лица у него было строгое, нравоучительное. Томас Хадсон кивнул. — Пора бы прекратить, — сказал Бобби. — Всему есть границы, прах вас побери.
— Мне только немножко рому, Бобби.
— Того, что он пьет?
— Нет. Бакарди.
Мистер Бобби налил рому в стакан и подал его Томасу Хадсону.
— Вот, пейте, — сказал он. — Хотя отпускать вам но следовало бы.
Томас Хадсон выпил стакан залпом, и ром согрел, вдохновил его.
— Еще налейте, — сказал он.
— Через двадцать минут, Хадсон, — сказал Бобби. Он бросил взгляд на часы за стойкой.
Люди с яхты уже начали посматривать на них, но сдержанно, не нарушая приличий.
— А ты, малый, что будешь? — спросил Бобби Дэвида.
— Вы что, забыли, что я бросил пить? — грубо ответил ему Дэвид.
— С каких же это пор?
— Со вчерашнего вечера. Память, что ли, у вас отшибло?
— Ах, извините, — сказал мистер Бобби. И сам выпил. — Еще запоминай тут за каждым подонком. Я только об одном прошу: уведите этого Хадсона из моего заведения, у меня тут приличные клиенты сидят.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119