Эти всадники встретились с конным отрядом римских разведчиков, который двигался от устья Родана. Стычка была на редкость ожесточенная, и римляне уже изнемогали от усталости, когда нумидийцы дрогнули и повернули коней. Победители потеряли сто шестьдесят человек, побежденные – больше двухсот. Первая схватка с неприятелем правдиво возвестила римлянам весь ход дальнейших событий: войну они выиграют, но борьба будет долгой, кровавой и богатой самыми тяжкими для них неожиданностями.
От Родана до подножия Альп.
Ганнибала взяло сомнение: продолжать ли начатый поход или сперва сразиться с теми, кто старается преградить ему дорогу. Он уже склонялся к тому, чтобы дать сражение, но тут явились послы бойев – одного из тех галльских племен, что поднялись против римлян в самой Италии. Они предлагали себя в проводники и вызывались разделить с карфагенянами любые опасности.
– Все силы, – говорили посланцы бойев, – надо сохранить и сберечь для вторжения в Италию.
А солдаты боялись врага, и по-прежнему их не столько страшила память о римских победах в Первую Пуническую войну, сколько долгий, никем еще не мерянный путь и Альпы. Поэтому, согласившись с бойями и решив идти вперед без промедления, Ганнибал созвал сходку и произнес искусную речь, стараясь и пристыдить своих воинов, и внушить им отвагу.
– Теперь, – говорил он, – когда большая часть пути уже позади, когда мы одолели Пиренеи, пробив себе дорогу среди свирепых варваров, когда перешли Родан, сломив сопротивление стольких тысяч галлов и даже силу течения укротив, точно дикого зверя, перед Альпами, по другую сторону которых уже Италия, – неужели теперь, у самых ворот врага, мы остановимся, обессилев? Да и что такое эти Альпы? Высокие горы, и ничего больше! Вы боитесь, что они выше Пиренеев? Пусть так, но нет на всей земле вершины, которая касалась бы неба и была неприступна для человека! Альпы! Да на них и люди живут, и растет хлеб, и пасутся стада! Кто станет утверждать, что их перевалы наглухо закрыты для войска? Каким же тогда образом попали сюда эти послы, которых вы видите перед собою? Не на крыльях же прилетели! А их предки – разве они родились в Италии? Нет, они пришли туда, пришли из-за этих самых Альп и не один раз преспокойно через них переваливали громадными толпами, с женами и детьми, наподобие обыкновенных переселенцев. Что может быть неприступным, неодолимым для солдата, у которого нет с собою ничего, кроме оружия? Ради того, чтобы взять Сагунт, каких только мук мы не вытерпели за восемь месяцев осады! Теперь наша цель – Рим, столица всего мира, и мы откажемся от этой цели, испугавшись жертв, мук и трудов? Этот город был в свое время добычею галлов, а пуниец и подступить к его стенам не рассчитывает и не надеется? Ну что же, признаемся, что мы трусливее и малодушнее того народа, который сами столько раз били за последние дни!.. Не хотите? Тогда запомните, что концом нашего пути будет Марсово поле меж Тибром и стеною Рима!
На другой день войско снялось с лагеря. Ганнибал двинулся вдоль Родана вверх, желая уйти подальше от моря и от консула Корнелия. Чтобы уберечь солдат от лютых альпийских морозов, надо было позаботиться о теплой одежде, и дорогою удалось сделать большой запас зимнего платья.
Первым препятствием на их пути оказалась река Друенция. Среди всех рек Галлии она для переправы самая трудная, потому что воды несет массу, а ни одно судно или хотя бы лодка по ней пройти не может: постоянных берегов у нее нет, и она то и дело меняет русло, образуя всё новые мели и водомоины, да вдобавок катит острые каменья. Понятно, что не менее опасна она и для пешего, который пускается вброд. Легко себе представить, какой страх и смятение царили на переправе, тем более что как раз тогда Друенция вздулась от обильных дождей.
Альпы! Альпы!
Перейдя Друенцию, Ганнибал легко достиг подножия Альп. Молва всегда и всё преувеличивает, и воины, казалось, были готовы ко всему, но тут, увидев вышину гор, снега, теряющиеся в облаках, убогие хижины, прилепившиеся к скалам, тощий, высушенный стужею скот, грязных людей, обросших волосами и бородой, – увидев это собственными глазами, они ужаснулись.
Войско начало свой первый подъем, и тут же на холмах, что нависали над склоном, по которому карабкались карфагеняне, появились горцы. Если бы они выбрали другую, лучше укрытую позицию, то смогли бы ударить совершенно неожиданно и учинили бы настоящее побоище. Ганнибал отдал приказ остановиться и выслал вперед галлов, которым эти места были знакомы. Когда разведчики доложили, что горцы прочно закрыли подход к перевалу, он велел разбить лагерь прямо на склоне.
Те же галлы-разведчики, мало чем отличавшиеся от горцев и хорошо понимавшие их язык, незаметно смешались с ними, завели разговоры и вскоре выведали, что на ночь все расходятся по домам, бросая свои посты. Утром Ганнибал придвинулся вплотную к холмам, словно бы намереваясь днем пробиться к перевалу силой. День прошел в этих обманных попытках сбить противника с его позиций, а к вечеру карфагеняне вернулись в прежний лагерь. Ганнибал не отрываясь наблюдал за холмами и, как только убедился, что защитники ушли, оставив лишь редкие и малочисленные караулы, немедленно с несколькими отрядами пехотинцев занял все высоты.
На рассвете пунийское войско снялось с лагеря. Проснулись и горцы и направились было ко вчерашним своим постам, как вдруг обнаружили, что часть неприятелей захватила их твердыню, а другая часть движется по тропе, огибая склон.
Сперва они оцепенели от удивления, но потом, видя суматоху и беспорядок на тропе, видя, что люди в страхе теснятся, мешая друг другу, а кони обезумели вконец и рвут поводья, сообразили, что надо только усилить это замешательство, и враги погубят сами себя. И вот они сбегают вниз, не разбирая дороги, и пунийцы уже борются и с узостью ненадежной тропы, и с врагами одновременно и больше поражают друг друга, чем неприятелей, потому что каждый думает только о себе – как бы поскорее увильнуть от опасности самому.
Больше всего вреда причинили карфагенянам собственные кони. Они были насмерть перепуганы разноголосым криком, который усиливало и многократно повторяло эхо в горных долинах, и любая рана, даже совсем легкая, приводила их в совершенное неистовство; они сбрасывали тюки с поклажей, сталкивали с тропы погонщиков, и всё летело в бездонную пропасть; немало разбилось и воинов.
Тяжко и мерзко было Ганнибалу на это смотреть, но он не трогался с места, чтобы не увеличивать смятения на запруженной до отказа тропе. Однако горцы уже отсекли обоз от основных сил, а войско без обоза, даже целое и невредимое, мало чего стоит, и Ганнибалу пришлось спуститься. Легкая пехота с ходу, одною силою натиска, рассеяла врага, зато и паника в рядах пунийцев вспыхнула с новой силой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
От Родана до подножия Альп.
Ганнибала взяло сомнение: продолжать ли начатый поход или сперва сразиться с теми, кто старается преградить ему дорогу. Он уже склонялся к тому, чтобы дать сражение, но тут явились послы бойев – одного из тех галльских племен, что поднялись против римлян в самой Италии. Они предлагали себя в проводники и вызывались разделить с карфагенянами любые опасности.
– Все силы, – говорили посланцы бойев, – надо сохранить и сберечь для вторжения в Италию.
А солдаты боялись врага, и по-прежнему их не столько страшила память о римских победах в Первую Пуническую войну, сколько долгий, никем еще не мерянный путь и Альпы. Поэтому, согласившись с бойями и решив идти вперед без промедления, Ганнибал созвал сходку и произнес искусную речь, стараясь и пристыдить своих воинов, и внушить им отвагу.
– Теперь, – говорил он, – когда большая часть пути уже позади, когда мы одолели Пиренеи, пробив себе дорогу среди свирепых варваров, когда перешли Родан, сломив сопротивление стольких тысяч галлов и даже силу течения укротив, точно дикого зверя, перед Альпами, по другую сторону которых уже Италия, – неужели теперь, у самых ворот врага, мы остановимся, обессилев? Да и что такое эти Альпы? Высокие горы, и ничего больше! Вы боитесь, что они выше Пиренеев? Пусть так, но нет на всей земле вершины, которая касалась бы неба и была неприступна для человека! Альпы! Да на них и люди живут, и растет хлеб, и пасутся стада! Кто станет утверждать, что их перевалы наглухо закрыты для войска? Каким же тогда образом попали сюда эти послы, которых вы видите перед собою? Не на крыльях же прилетели! А их предки – разве они родились в Италии? Нет, они пришли туда, пришли из-за этих самых Альп и не один раз преспокойно через них переваливали громадными толпами, с женами и детьми, наподобие обыкновенных переселенцев. Что может быть неприступным, неодолимым для солдата, у которого нет с собою ничего, кроме оружия? Ради того, чтобы взять Сагунт, каких только мук мы не вытерпели за восемь месяцев осады! Теперь наша цель – Рим, столица всего мира, и мы откажемся от этой цели, испугавшись жертв, мук и трудов? Этот город был в свое время добычею галлов, а пуниец и подступить к его стенам не рассчитывает и не надеется? Ну что же, признаемся, что мы трусливее и малодушнее того народа, который сами столько раз били за последние дни!.. Не хотите? Тогда запомните, что концом нашего пути будет Марсово поле меж Тибром и стеною Рима!
На другой день войско снялось с лагеря. Ганнибал двинулся вдоль Родана вверх, желая уйти подальше от моря и от консула Корнелия. Чтобы уберечь солдат от лютых альпийских морозов, надо было позаботиться о теплой одежде, и дорогою удалось сделать большой запас зимнего платья.
Первым препятствием на их пути оказалась река Друенция. Среди всех рек Галлии она для переправы самая трудная, потому что воды несет массу, а ни одно судно или хотя бы лодка по ней пройти не может: постоянных берегов у нее нет, и она то и дело меняет русло, образуя всё новые мели и водомоины, да вдобавок катит острые каменья. Понятно, что не менее опасна она и для пешего, который пускается вброд. Легко себе представить, какой страх и смятение царили на переправе, тем более что как раз тогда Друенция вздулась от обильных дождей.
Альпы! Альпы!
Перейдя Друенцию, Ганнибал легко достиг подножия Альп. Молва всегда и всё преувеличивает, и воины, казалось, были готовы ко всему, но тут, увидев вышину гор, снега, теряющиеся в облаках, убогие хижины, прилепившиеся к скалам, тощий, высушенный стужею скот, грязных людей, обросших волосами и бородой, – увидев это собственными глазами, они ужаснулись.
Войско начало свой первый подъем, и тут же на холмах, что нависали над склоном, по которому карабкались карфагеняне, появились горцы. Если бы они выбрали другую, лучше укрытую позицию, то смогли бы ударить совершенно неожиданно и учинили бы настоящее побоище. Ганнибал отдал приказ остановиться и выслал вперед галлов, которым эти места были знакомы. Когда разведчики доложили, что горцы прочно закрыли подход к перевалу, он велел разбить лагерь прямо на склоне.
Те же галлы-разведчики, мало чем отличавшиеся от горцев и хорошо понимавшие их язык, незаметно смешались с ними, завели разговоры и вскоре выведали, что на ночь все расходятся по домам, бросая свои посты. Утром Ганнибал придвинулся вплотную к холмам, словно бы намереваясь днем пробиться к перевалу силой. День прошел в этих обманных попытках сбить противника с его позиций, а к вечеру карфагеняне вернулись в прежний лагерь. Ганнибал не отрываясь наблюдал за холмами и, как только убедился, что защитники ушли, оставив лишь редкие и малочисленные караулы, немедленно с несколькими отрядами пехотинцев занял все высоты.
На рассвете пунийское войско снялось с лагеря. Проснулись и горцы и направились было ко вчерашним своим постам, как вдруг обнаружили, что часть неприятелей захватила их твердыню, а другая часть движется по тропе, огибая склон.
Сперва они оцепенели от удивления, но потом, видя суматоху и беспорядок на тропе, видя, что люди в страхе теснятся, мешая друг другу, а кони обезумели вконец и рвут поводья, сообразили, что надо только усилить это замешательство, и враги погубят сами себя. И вот они сбегают вниз, не разбирая дороги, и пунийцы уже борются и с узостью ненадежной тропы, и с врагами одновременно и больше поражают друг друга, чем неприятелей, потому что каждый думает только о себе – как бы поскорее увильнуть от опасности самому.
Больше всего вреда причинили карфагенянам собственные кони. Они были насмерть перепуганы разноголосым криком, который усиливало и многократно повторяло эхо в горных долинах, и любая рана, даже совсем легкая, приводила их в совершенное неистовство; они сбрасывали тюки с поклажей, сталкивали с тропы погонщиков, и всё летело в бездонную пропасть; немало разбилось и воинов.
Тяжко и мерзко было Ганнибалу на это смотреть, но он не трогался с места, чтобы не увеличивать смятения на запруженной до отказа тропе. Однако горцы уже отсекли обоз от основных сил, а войско без обоза, даже целое и невредимое, мало чего стоит, и Ганнибалу пришлось спуститься. Легкая пехота с ходу, одною силою натиска, рассеяла врага, зато и паника в рядах пунийцев вспыхнула с новой силой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91