Римский же лагерь, напротив, был охвачен унынием. Мало того, что римляне вообще сомневались в своих силах, – их пугали вдобавок дурные предзнаменования. Средь бела дня в лагерь забежал волк, перекусал всех, кто ни попался ему на пути, и благополучно ушел от погони. На дерево, в тени которого стояла палатка консула, уселся рой пчел. Корнелий совершил особые жертвоприношения, чтобы утишить гнев богов, о котором возвестили злые знамения, а затем во главе конницы и легкой пехоты вышел на разведку. На полпути к неприятельскому лагерю он повстречался с Ганнибалом, который тоже осматривал местность с отрядом конницы. Увидев густые облака пыли, которые с каждой минутою сгущались все больше, и римляне, и пунийцы остановились и принялись строиться к бою.
Впереди консул Корнелий Сципион разместил легковооруженных пехотинцев с дротиками и галльскую конницу; римская тяжелая пехота и лучшие силы союзников составили тыловую линию. У Ганнибала середину строя заняли испанские всадники, а оба крыла – нумидийцы. Едва успел прозвучать боевой клич, как легкая пехота римлян показала спину и укрылась между отрядами тыловой линии и даже позади них-. Галлы тоже бежали, и в бой вступила римская конница. Но испанцы успели придвинуться вплотную к рядам тяжелой пехоты, пехотинцы пугали лошадей, расстраивая все действия конников, так что многие падали на землю, а многие спешивались и сами, чтобы выручить товарищей.
Беспорядочная конно-пешая схватка длилась до тех пор, пока нумидийцы не обошли римлян с обеих сторон и не ударили им в спину. Начинается паника, ее усиливает весть, что консул ранен. Впрочем, опасность, грозившая Сципиону, тут же рассеивается благодаря отваге и находчивости его сына, которому тогда едва сравнялось семнадцать лет. (Этому юноше предстояло спустя много времени со славою завершить войну и получить за блистательную победу проявите «Африканского».) Конники окружают раненого и, Прикрывая его не только оружием, но и собственной грудью, в строгом порядке отходят к своему лагерю.
Первая битва с Ганнибалом достаточно убедительно показала римлянам, что они слабее противника в коннице и что, стало быть, просторная равнина между Альпами и Падом для них невыгодна. И в ту же ночь они снялись с лагеря и поспешили к Паду. Ганнибал пустился следом, но римляне переправились благополучно: в руки неприятеля попало не более шестисот человек, которые замешкались на берегу, разрушая мост (его разрушили с обоих концов сразу, так что середина была подхвачена и унесена течением).
Лишь спустя несколько дней удалось Ганнибалу настигнуть неприятеля. На другое же утро он вывел войско в поле, предлагая консулу битву, но римляне не вышли за лагерный частокол. Вероятно, они и дальше оставались бы на прежнем месте, если бы не измена галльских вспомогательных частей: ночью галлы перерезали караульных у ворот лагеря и ушли к Ганнибалу – до двух тысяч пехотинцев и двести конников. Пуниец их всячески обласкал и отпустил – в надежде, что они рассказами о его щедрости и великодушии склонят к измене и своих соплеменников.
Сципион решил, что все галлы заражены тем же безумием и готовы поднять оружие против Рима. Тяжело страдая от раны, он, однако, на следующую ночь, в четвертую стражу, передвинул лагерь за реку Требию, на высоты, недоступные для конников. Ганнибал отправил в погоню сперва ну-мидийцев, а потом и всю свою конницу, и римляне понесли бы немалый урон, да только жадность заманила нумидийцев в брошенный лагерь, и пока они шарили по углам – не находя, впрочем, ничего ценного, – неприятель ушел.
Римляне разбили новый лагерь почти у самого берега: во-первых, тряска тяжело разбередила рану Сципиона, а во-вторых, надо было дождаться второго консула, Семпрония, которого сенат уже отозвал из Сицилии. Ганнибал расположился неподалеку.
В Сицилии римский наместник Марк Эмилий успешно отразил нападение карфагенского флота еще до прибытия консула Семпрония; консулу же удалось отбить у карфагенян остров Мелиту, что южнее Сицилии. Но тут прибывают письма из Рима с сообщением, что Ганнибал вторгся в Италию, и приказом подать немедленную помощь Корнелию Сципиону. Семпроний сразу погрузил войско на суда и отправил Адриатическим морем в Аримин, а сам выехал следом спустя несколько дней. Из Аримина он выступил к Требии и соединился с товарищем по консульству.
Теперь против Ганнибала стояли оба консула и вся военная сила Рима, и никто не сомневался, что, если для защиты Римской державы этой силы не хватит, больше надеяться не на что.
Но между консулами согласия не было: один, обескураженный неудачей и ослабевший от раны, не хотел торопиться со сражением, другой не соглашался ни на какую отсрочку.
Битва при Требии.
Места между Требией и Падом в ту пору были сплошь заселены галлами, которые пока соблюдали спокойствие и не поддерживали ни одну из борющихся сторон, но готовились искать милостей у будущего победителя. Римляне смотрели на это равнодушно, зато Ганнибал был вне себя от негодования: ведь он столько раз говорил, что явился в Италию по просьбе галлов – вернуть им свободу! И вот, чтобы покарать «неблагодарных» (а вместе с тем – и дать поживиться своим солдатам), он высылает две тысячи пехотинцев и тысячу всадников с наказом опустошить все поля вплоть до берегов Пада. Набег карфагенян мигом положил конец колебаниям галлов: они бросаются к консулам и требуют защиты, ссылаясь на то, что гнев Ганнибала вызван чрезмерною их верностью Риму.
Корнелий считал, что не время римлянам заниматься чужими делами, а в особенности делами такого вероломного народа, как галлы, но Семпроний утверждал, что нет лучшего средства привязать к себе союзников и сохранить их верность, как подать помощь тем из них, кто первым о ней попросит. Не дожидаясь согласия товарища по должности, Семпроний отряжает свою конницу за реку Требию. Карфагенян, беззаботно рассеявшихся по полям и тяжело нагрузившихся всевозможной добычей, это внезапное нападение привело в ужас. Лишь немногие спаслись от гибели и добрались до своего лагеря. Римляне гнали их до караульных постов, потом были отбиты высыпавшим из лагеря неприятелем, но тут подоспело подкрепление от Семпрония, и бой возобновился. Он не принес решительного успеха ни тем, ни другим, но карфагеняне потеряли больше убитыми и тяжелоранеными, а потому слава победы досталась римлянам.
Всего больше Семпрония радовало, что эта слава завоевана в конном сражении – таком же точно, какое принесло позор поражения его товарищу, Корнелию. Значит, рассуждал Семпроний, нечего откладывать решающую битву. Сидя у постели больного Корнелия, он говорил:
– Наши отцы, привыкшие бить врага под стенами Карфагена, застонали бы от горя, если бы увидели, как мы, два римских консула во главе двух консульских армий, дрожим от страха за лагерным частоколом посреди Италии, а пуниец хозяйничает между Альпами и Апеннинами!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
Впереди консул Корнелий Сципион разместил легковооруженных пехотинцев с дротиками и галльскую конницу; римская тяжелая пехота и лучшие силы союзников составили тыловую линию. У Ганнибала середину строя заняли испанские всадники, а оба крыла – нумидийцы. Едва успел прозвучать боевой клич, как легкая пехота римлян показала спину и укрылась между отрядами тыловой линии и даже позади них-. Галлы тоже бежали, и в бой вступила римская конница. Но испанцы успели придвинуться вплотную к рядам тяжелой пехоты, пехотинцы пугали лошадей, расстраивая все действия конников, так что многие падали на землю, а многие спешивались и сами, чтобы выручить товарищей.
Беспорядочная конно-пешая схватка длилась до тех пор, пока нумидийцы не обошли римлян с обеих сторон и не ударили им в спину. Начинается паника, ее усиливает весть, что консул ранен. Впрочем, опасность, грозившая Сципиону, тут же рассеивается благодаря отваге и находчивости его сына, которому тогда едва сравнялось семнадцать лет. (Этому юноше предстояло спустя много времени со славою завершить войну и получить за блистательную победу проявите «Африканского».) Конники окружают раненого и, Прикрывая его не только оружием, но и собственной грудью, в строгом порядке отходят к своему лагерю.
Первая битва с Ганнибалом достаточно убедительно показала римлянам, что они слабее противника в коннице и что, стало быть, просторная равнина между Альпами и Падом для них невыгодна. И в ту же ночь они снялись с лагеря и поспешили к Паду. Ганнибал пустился следом, но римляне переправились благополучно: в руки неприятеля попало не более шестисот человек, которые замешкались на берегу, разрушая мост (его разрушили с обоих концов сразу, так что середина была подхвачена и унесена течением).
Лишь спустя несколько дней удалось Ганнибалу настигнуть неприятеля. На другое же утро он вывел войско в поле, предлагая консулу битву, но римляне не вышли за лагерный частокол. Вероятно, они и дальше оставались бы на прежнем месте, если бы не измена галльских вспомогательных частей: ночью галлы перерезали караульных у ворот лагеря и ушли к Ганнибалу – до двух тысяч пехотинцев и двести конников. Пуниец их всячески обласкал и отпустил – в надежде, что они рассказами о его щедрости и великодушии склонят к измене и своих соплеменников.
Сципион решил, что все галлы заражены тем же безумием и готовы поднять оружие против Рима. Тяжело страдая от раны, он, однако, на следующую ночь, в четвертую стражу, передвинул лагерь за реку Требию, на высоты, недоступные для конников. Ганнибал отправил в погоню сперва ну-мидийцев, а потом и всю свою конницу, и римляне понесли бы немалый урон, да только жадность заманила нумидийцев в брошенный лагерь, и пока они шарили по углам – не находя, впрочем, ничего ценного, – неприятель ушел.
Римляне разбили новый лагерь почти у самого берега: во-первых, тряска тяжело разбередила рану Сципиона, а во-вторых, надо было дождаться второго консула, Семпрония, которого сенат уже отозвал из Сицилии. Ганнибал расположился неподалеку.
В Сицилии римский наместник Марк Эмилий успешно отразил нападение карфагенского флота еще до прибытия консула Семпрония; консулу же удалось отбить у карфагенян остров Мелиту, что южнее Сицилии. Но тут прибывают письма из Рима с сообщением, что Ганнибал вторгся в Италию, и приказом подать немедленную помощь Корнелию Сципиону. Семпроний сразу погрузил войско на суда и отправил Адриатическим морем в Аримин, а сам выехал следом спустя несколько дней. Из Аримина он выступил к Требии и соединился с товарищем по консульству.
Теперь против Ганнибала стояли оба консула и вся военная сила Рима, и никто не сомневался, что, если для защиты Римской державы этой силы не хватит, больше надеяться не на что.
Но между консулами согласия не было: один, обескураженный неудачей и ослабевший от раны, не хотел торопиться со сражением, другой не соглашался ни на какую отсрочку.
Битва при Требии.
Места между Требией и Падом в ту пору были сплошь заселены галлами, которые пока соблюдали спокойствие и не поддерживали ни одну из борющихся сторон, но готовились искать милостей у будущего победителя. Римляне смотрели на это равнодушно, зато Ганнибал был вне себя от негодования: ведь он столько раз говорил, что явился в Италию по просьбе галлов – вернуть им свободу! И вот, чтобы покарать «неблагодарных» (а вместе с тем – и дать поживиться своим солдатам), он высылает две тысячи пехотинцев и тысячу всадников с наказом опустошить все поля вплоть до берегов Пада. Набег карфагенян мигом положил конец колебаниям галлов: они бросаются к консулам и требуют защиты, ссылаясь на то, что гнев Ганнибала вызван чрезмерною их верностью Риму.
Корнелий считал, что не время римлянам заниматься чужими делами, а в особенности делами такого вероломного народа, как галлы, но Семпроний утверждал, что нет лучшего средства привязать к себе союзников и сохранить их верность, как подать помощь тем из них, кто первым о ней попросит. Не дожидаясь согласия товарища по должности, Семпроний отряжает свою конницу за реку Требию. Карфагенян, беззаботно рассеявшихся по полям и тяжело нагрузившихся всевозможной добычей, это внезапное нападение привело в ужас. Лишь немногие спаслись от гибели и добрались до своего лагеря. Римляне гнали их до караульных постов, потом были отбиты высыпавшим из лагеря неприятелем, но тут подоспело подкрепление от Семпрония, и бой возобновился. Он не принес решительного успеха ни тем, ни другим, но карфагеняне потеряли больше убитыми и тяжелоранеными, а потому слава победы досталась римлянам.
Всего больше Семпрония радовало, что эта слава завоевана в конном сражении – таком же точно, какое принесло позор поражения его товарищу, Корнелию. Значит, рассуждал Семпроний, нечего откладывать решающую битву. Сидя у постели больного Корнелия, он говорил:
– Наши отцы, привыкшие бить врага под стенами Карфагена, застонали бы от горя, если бы увидели, как мы, два римских консула во главе двух консульских армий, дрожим от страха за лагерным частоколом посреди Италии, а пуниец хозяйничает между Альпами и Апеннинами!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91