Получается так.
До Кагановича уже все дошло.
- Виноват, товарищ Сталин, - понурившись, сказал он. - Я совершил большую ошибку. Я все понял, товарищ Сталин.
Сталин остановился так близко к нему, что Кагановичу приходилось смотреть сверху вниз.
- Что же вы поняли?
- Что мне не следовало заниматься вопросами, которые не входят в мою компетенцию.
- И это все, что вы поняли?
Каганович лишь растерянно пожал плечами.
Молотов хмуро наблюдал за происходящим. На его глазах разыгрывался очередной спектакль. Сталин любил такие спектакли. Его жизнь состояла из постоянного делового общения со многими десятками людей, в постоянном умственном напряжении. Оно требовало разрядки. Эти спектакли и были разрядкой. Многие от них обмирали. Но Молотов знал, что они мало что значат. Важным и грозным было не то, что он говорит, а то, что он думает. Это всегда было трудно понять. А последнее время - вообще невозможно. Какая-то грозная, вулканической силы идея зрела в нем. Она была связана с атомной бомбой Берия каждый день подробно докладывал Сталину о ходе работ. Каким-то образом она была связана и с этим непонятным крымским проектом. Не нравилась Молотову вся эта история. Опасность в ней была. Опасность.
Сталин ткнул мундштуком трубки в пуговицу на полувоенном френче Кагановича. Негромко спросил:
- Ты как, жидяра, посмел орать матом на народного артиста Советского Союза, лауреата Сталинской премии?! Ты за кого себя, твою мать, принимаешь?! Ты перед ним гнида! Тля! Понял?
- Так точно! Понял, товарищ Сталин!
- В таком случае я более не задерживаю вас, товарищ Каганович.
Каганович попятился, потом повернулся и засеменил к двери.
- Минутку! - остановил его Сталин. - Что-то я еще хотел вам сказать. А, вот что!.. И все-таки я тебя, Лазарь, люблю.
- Я. Мне. Товарищ Сталин! Я. Всей душой. Всем сердцем. Нет слов, чтобы выразить! Я...
Сталин послушал и коротко махнул рукой:
- А теперь пошел вон!
Каганович дематериализовался. Спектакль закончился.
- Евреи бывают трех видов, - заметил Сталин, оборачиваясь к Молотову. Евреи, жиды и член Политбюро Каганович. Ну, понял?
- Да. Значит, и Лозовский.
- Значит, и Лозовский, - согласился Сталин. - Но это неважно. Важно Михоэлс. Жена у него, помнится мне, из каких-то польских князей? И вроде две дочери?
- Этого я не знаю. Я хотел бы спросить, Иосиф Виссарионович...
- Спрашивай.
- Почему вы сказали, что Михоэлс объехал меня на кривой козе?
- Потому что меньше всего его волнуют американский идеологический десант в Крым и поползновения Пентагона на черноморский плацдарм.
- А что его волнует?
Сталин помолчал и коротко ответил:
- Татары.
- Вы предполагаете...
- Я не предполагаю. Я знаю это совершенно точно. Кстати. Проект постановления о роспуске ЕАК у тебя?
- Да.
- Выброси его к чертовой матери. Пусть продолжают бороться с фашизмом. Бороться за мир и без них есть кому.
- Будет сделано.
- Все. Иди работай.
Молотов ушел. Сталин набил папиросным табаком трубку. Пришла, пожалуй, пора ввести в эту партию новую фигуру. Он вызвал Поскребышева и приказал:
- Абакумова!..
II
Министру государственной безопасности СССР генерал-полковнику Виктору Семеновичу Абакумову было тридцать девять лет. Он родился и вырос в Москве. Отец у него работал истопником в больнице, мать - уборщицей медицинского политехникума имени Клары Цеткин. После ФЗУ он устроился грузчиком. Молодой силы было с избытком, а платили больше, чем на заводе. В 1932 году ему, молодому партийцу пролетарского происхождения, предложили перейти в органы. Он согласился, не раздумывая ни секунды. В те годы быть даже просто военным считалось почетным, человеку в форме уступали место в трамваях, а стать чекистом молодые люди не смели и мечтать.
Карьера Абакумова напоминала движение курьерского поезда, перед которым с путей поспешно убирают пассажирские тихоходы и грузовые составы. Процессы над Ягодой и Ежовым и следовавшие за ними чистки всех органов ОГПУ - НКВД открывали перед ним новые должности едва ли не раньше, чем он успевал освоиться на прежних.
К 1941 году он уже был заместителем наркома НКВД. А в начале войны, когда в окружении под Киевом застрелился начальник военной контрразведки генерал Михеев, Сталин назначил Абакумова на его место. В должности начальника ГУКР "Смерш" он и закончил войну.
Он очень быстро учился. Одним из первых понял, что немецких шпионов и диверсантов нужно не расстреливать на месте, к чему призывало само название военной контрразведки, образованное сокращением лозунга "Смерть шпионам", а перевербовывать и использовать в радиоиграх - функельшпилях. Формально Абакумов подчинялся Берии, но фактически военной контрразведкой руководил сам Сталин. Он придавал очень большое значение скрытности подготовки всех операций, дезинформации противника о планируемых наступлениях, очистке тылов прифронтовой полосы от подозрительных элементов, среди которых вполне могли оказаться агенты абвера. Абакумов был хорошим исполнителем приказов Сталина. Он никогда не пытался умолчать об ошибках, оправдаться объективными причинами или перевалить вину на другого. Молча, не отводя взгляда, сносил гнев, был тверд в отстаивании своей точки зрения. Он любил говорить: "Мы солдаты, что прикажут, то и должны делать". Он умел выполнять приказы.
После войны Сталин расформировал Наркомат внутренних дел на Министерство госбезопасности и Министерство внутренних дел. Министром госбезопасности Сталин предложил назначить генерал-лейтенанта Огольцова. Но тот взмолился: он всего полгода в Москве, до этого был начальником Красноярского управления МГБ, опыта у него мало, он просит Политбюро не назначать его на эту должность. Сталин согласился и предложил кандидатуру Абакумова. Берия и Молотов промолчали, Жданов горячо поддержал. Абакумов стал министром МГБ, а Огольцов его первым замом.
Он прекрасно понимал, что его выдвижение на эту ключевую позицию было итогом подспудной сложнейшей борьбы влияний в ближайшем окружении Сталина. Но он знал и другое. Нет ничего опасней, чем пытаться понять суть кремлевских тайных интриг и пытаться блокироваться с сильными мира сего. Сейчас они сильные, а где будут завтра - об этом один только Сталин знает. Его дело - выполнять волю Сталина, его приказы.
А вот с этим было гораздо сложней. Пост министра госбезопасности вынуждал его быть не солдатом, а политиком в гораздо большей степени, чем ему этого хотелось. Прежде чем выполнить волю Сталина, ее нужно было понять. Были простые дела. Еще в конце войны он доложил Сталину о письмах летчиков, которые жаловались на плохое качество самолетов. Аварии списывались на ошибки самих летчиков. В 46-м Сталин приказал возбудить по этим фактам уголовное дело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
До Кагановича уже все дошло.
- Виноват, товарищ Сталин, - понурившись, сказал он. - Я совершил большую ошибку. Я все понял, товарищ Сталин.
Сталин остановился так близко к нему, что Кагановичу приходилось смотреть сверху вниз.
- Что же вы поняли?
- Что мне не следовало заниматься вопросами, которые не входят в мою компетенцию.
- И это все, что вы поняли?
Каганович лишь растерянно пожал плечами.
Молотов хмуро наблюдал за происходящим. На его глазах разыгрывался очередной спектакль. Сталин любил такие спектакли. Его жизнь состояла из постоянного делового общения со многими десятками людей, в постоянном умственном напряжении. Оно требовало разрядки. Эти спектакли и были разрядкой. Многие от них обмирали. Но Молотов знал, что они мало что значат. Важным и грозным было не то, что он говорит, а то, что он думает. Это всегда было трудно понять. А последнее время - вообще невозможно. Какая-то грозная, вулканической силы идея зрела в нем. Она была связана с атомной бомбой Берия каждый день подробно докладывал Сталину о ходе работ. Каким-то образом она была связана и с этим непонятным крымским проектом. Не нравилась Молотову вся эта история. Опасность в ней была. Опасность.
Сталин ткнул мундштуком трубки в пуговицу на полувоенном френче Кагановича. Негромко спросил:
- Ты как, жидяра, посмел орать матом на народного артиста Советского Союза, лауреата Сталинской премии?! Ты за кого себя, твою мать, принимаешь?! Ты перед ним гнида! Тля! Понял?
- Так точно! Понял, товарищ Сталин!
- В таком случае я более не задерживаю вас, товарищ Каганович.
Каганович попятился, потом повернулся и засеменил к двери.
- Минутку! - остановил его Сталин. - Что-то я еще хотел вам сказать. А, вот что!.. И все-таки я тебя, Лазарь, люблю.
- Я. Мне. Товарищ Сталин! Я. Всей душой. Всем сердцем. Нет слов, чтобы выразить! Я...
Сталин послушал и коротко махнул рукой:
- А теперь пошел вон!
Каганович дематериализовался. Спектакль закончился.
- Евреи бывают трех видов, - заметил Сталин, оборачиваясь к Молотову. Евреи, жиды и член Политбюро Каганович. Ну, понял?
- Да. Значит, и Лозовский.
- Значит, и Лозовский, - согласился Сталин. - Но это неважно. Важно Михоэлс. Жена у него, помнится мне, из каких-то польских князей? И вроде две дочери?
- Этого я не знаю. Я хотел бы спросить, Иосиф Виссарионович...
- Спрашивай.
- Почему вы сказали, что Михоэлс объехал меня на кривой козе?
- Потому что меньше всего его волнуют американский идеологический десант в Крым и поползновения Пентагона на черноморский плацдарм.
- А что его волнует?
Сталин помолчал и коротко ответил:
- Татары.
- Вы предполагаете...
- Я не предполагаю. Я знаю это совершенно точно. Кстати. Проект постановления о роспуске ЕАК у тебя?
- Да.
- Выброси его к чертовой матери. Пусть продолжают бороться с фашизмом. Бороться за мир и без них есть кому.
- Будет сделано.
- Все. Иди работай.
Молотов ушел. Сталин набил папиросным табаком трубку. Пришла, пожалуй, пора ввести в эту партию новую фигуру. Он вызвал Поскребышева и приказал:
- Абакумова!..
II
Министру государственной безопасности СССР генерал-полковнику Виктору Семеновичу Абакумову было тридцать девять лет. Он родился и вырос в Москве. Отец у него работал истопником в больнице, мать - уборщицей медицинского политехникума имени Клары Цеткин. После ФЗУ он устроился грузчиком. Молодой силы было с избытком, а платили больше, чем на заводе. В 1932 году ему, молодому партийцу пролетарского происхождения, предложили перейти в органы. Он согласился, не раздумывая ни секунды. В те годы быть даже просто военным считалось почетным, человеку в форме уступали место в трамваях, а стать чекистом молодые люди не смели и мечтать.
Карьера Абакумова напоминала движение курьерского поезда, перед которым с путей поспешно убирают пассажирские тихоходы и грузовые составы. Процессы над Ягодой и Ежовым и следовавшие за ними чистки всех органов ОГПУ - НКВД открывали перед ним новые должности едва ли не раньше, чем он успевал освоиться на прежних.
К 1941 году он уже был заместителем наркома НКВД. А в начале войны, когда в окружении под Киевом застрелился начальник военной контрразведки генерал Михеев, Сталин назначил Абакумова на его место. В должности начальника ГУКР "Смерш" он и закончил войну.
Он очень быстро учился. Одним из первых понял, что немецких шпионов и диверсантов нужно не расстреливать на месте, к чему призывало само название военной контрразведки, образованное сокращением лозунга "Смерть шпионам", а перевербовывать и использовать в радиоиграх - функельшпилях. Формально Абакумов подчинялся Берии, но фактически военной контрразведкой руководил сам Сталин. Он придавал очень большое значение скрытности подготовки всех операций, дезинформации противника о планируемых наступлениях, очистке тылов прифронтовой полосы от подозрительных элементов, среди которых вполне могли оказаться агенты абвера. Абакумов был хорошим исполнителем приказов Сталина. Он никогда не пытался умолчать об ошибках, оправдаться объективными причинами или перевалить вину на другого. Молча, не отводя взгляда, сносил гнев, был тверд в отстаивании своей точки зрения. Он любил говорить: "Мы солдаты, что прикажут, то и должны делать". Он умел выполнять приказы.
После войны Сталин расформировал Наркомат внутренних дел на Министерство госбезопасности и Министерство внутренних дел. Министром госбезопасности Сталин предложил назначить генерал-лейтенанта Огольцова. Но тот взмолился: он всего полгода в Москве, до этого был начальником Красноярского управления МГБ, опыта у него мало, он просит Политбюро не назначать его на эту должность. Сталин согласился и предложил кандидатуру Абакумова. Берия и Молотов промолчали, Жданов горячо поддержал. Абакумов стал министром МГБ, а Огольцов его первым замом.
Он прекрасно понимал, что его выдвижение на эту ключевую позицию было итогом подспудной сложнейшей борьбы влияний в ближайшем окружении Сталина. Но он знал и другое. Нет ничего опасней, чем пытаться понять суть кремлевских тайных интриг и пытаться блокироваться с сильными мира сего. Сейчас они сильные, а где будут завтра - об этом один только Сталин знает. Его дело - выполнять волю Сталина, его приказы.
А вот с этим было гораздо сложней. Пост министра госбезопасности вынуждал его быть не солдатом, а политиком в гораздо большей степени, чем ему этого хотелось. Прежде чем выполнить волю Сталина, ее нужно было понять. Были простые дела. Еще в конце войны он доложил Сталину о письмах летчиков, которые жаловались на плохое качество самолетов. Аварии списывались на ошибки самих летчиков. В 46-м Сталин приказал возбудить по этим фактам уголовное дело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107