- Наконец-то!.. Мне тоже нравится. Что с вами, товарищ Большаков? Да вы сядьте, сядьте.
- Спасибо, товарищ Сталин.
Большаков кулем свалился в кресло.
- Нервные какие-то министры пошли!.. Вот какая мысль меня беспокоит. Не скажут ли наши недоброжелатели, что этот фильм - чистая пропаганда, потому что товарищ Сталин не был в Берлине?
- Откуда им знать? Вы могли быть в Берлине секретно.
- Секретно? - переспросил Сталин. - Но ведь в финале - иностранцы. Как там в сценарии сказано?
- "Иностранцы, каждый на своем языке, приветствуют Сталина", - наизусть процитировал Большаков.
- Видите? Иностранцы.
- Снять иностранцев? Пусть приветствуют только наши?
- А правильно ли это? Разве мировая прогрессивная общественность не приветствовала в лице товарища Сталина весь советский народ, победивший гидру фашизма?
- Можно сделать по-другому, - предложил Большаков. - Пусть финал будет - словно бы сон героя. Или героев. Они мечтали увидеть вас в Берлине. Они мечтали приветствовать вас в сердце побежденной фашистской Германии. И эта мечта сбылась!
- Остроумно, - подумав, заметил Сталин. - Но... Пропаганда должна быть абсолютной. Это еще доктор Геббельс сказал. А он был очень неглупый человек. Очень. Жаль, что он покончил с собой и лишил нас удовольствия увидеть его на Нюрнбергском процессе. И услышать его. Он бы наверняка высказал там немало интересных мыслей. И удовольствия увидеть его болтающимся в петле он нас лишил. И это тоже досадно. Так вот. Пропаганда должна быть цельной. Без полутонов. Без всяких "словно бы". Товарищ Сталин был в Берлине. Руины фашистской столицы лежали у его ног. Воины-освободители приветствовали его в Берлине. А что скажут наши недоброжелатели - так на это нам с высокой точки насрать! Правильно, товарищ Большаков?
- Так точно, товарищ Сталин! Насрать и растереть!
- А вот растирать не надо. Скажите, чтобы прокрутили еще раз финал. С кадров "огромная серебристая птица".
Свет погас. Пошла пленка.
"Огромная стальная птица проплывает над головами..."
- Два замечания, - проговорил Сталин, когда свет в просмотровом зале снова зажегся. - Обращение "товарищи" снять.
- А как? "Братья и сестры?" "Дорогие соотечественники?"
- Никак. Вообще без обращения. Он начинает говорить, и все. И в конце речи: "Пусть и в мирной жизни..."
- "Пусть и в мирной жизни вашими лозунгами будут слова: "Ни шагу назад! Наше дело правое, победа будет за нами!" Эти?
- Да. Тоже снять. Это военные лозунги. А у нас пока еще мир.
- Значит, заключительными словами будут: "Мира и счастья вам всем, друзья мои"?
- Правильно, - кивнул Сталин. - И еще. Последняя точка. У вас там написано "конец".
- Да. Так принято во всем мире. "Конец". "Энд". "Фин".
- Вот пусть во всем мире и пишут "конец". А мы напишем "конец фильма". Это у них конец. А у нас еще далеко не конец. У нас еще, можно сказать, только начало.
- Все будет сделано, товарищ Сталин. Разрешите идти?
- Идите, товарищ Большаков. Работайте. Я уверен, что это будет очень хороший и нужный фильм.
Большаков вышел. Задом. Выпятился. Как японская гейша.
Сталин не добавил: "И очень своевременный". Но подумал об этом.
Да, своевременный. Очень удачно, что он выйдет на экраны страны и всего мира сейчас, а не вышел сразу после войны. После войны вышел другой фильм "Встреча на Эльбе". Очень кстати. Простые русские парни. Простые американские парни. Братья по оружию. Президенту Трумэну он был, надо полагать, как серпом по яйцам. На "ура" прошел. И у нас, понятное дело. И главное - в Америке. Поди-ка повысь голос на СССР, когда в кинотеатрах на Бродвее выстраиваются очереди в два квартала на "Встречу на Эльбе", а по всей Америке распевают "Катюшу". Да хоть десять у тебя атомных бомб. Сиди на них и скрипи зубами. А мы тебе еще и Уланову подсунем. И советский цирк, самый веселый цирк в мире. Михаила Ботвинника, который вот-вот станет чемпионом мира. А для интеллигентов - Прокофьева и Шостаковича. А сверху еще - движение сторонников мира.
Досадно, конечно, что Рузвельт умер. Всего месяц, бедняга, не дожил до победы. И не сказать, что старый был. Только шестьдесят четыре. А поди ж ты. Сталин ничуть не покривил душой, когда написал Черчиллю: "Я особенно чувствую тяжесть утраты этого великого человека, нашего общего друга". Если бы Рузвельт не умер, все было бы проще. Вряд ли американцы сбросили бы свои бомбы на Хиросиму и Нагасаки. Там уже все было на мази, уже ушло в Белый дом письмо за подписью Эйнштейна, Оппенгеймера, Бора, Ферми, Сцилларда и других всемирно известных физиков-ядерщиков с призывом к президенту США прекратить работы над созданием атомного оружия. Оно может ввергнуть мир в апокалипсис. Рузвельт бы внял. Но он не успел прочитать этого письма. Прочитал Трумэн. Этот не внял. На Потсдамской конференции в июле 45-го он только что ногами не сучил от нетерпения, ожидая сообщения о первом испытании атомной бомбы. А когда получил шифровку "Бэби родился", чуть не лопнул от самодовольства. Подумал, наверное: теперь с дядюшкой Джо легко будет разговаривать. Как легко бандиту, вооруженному кольтом, разговаривать с безоружным прохожим. Сообщил об испытании, даже не слишком стараясь скрыть свое торжество. Чего он, интересно, ждал? Что Сталин побледнеет, коленки у него задрожат?
Сталин не побледнел. И коленки у него не задрожали. Потому что он знал, о чем президент Трумэн намерен ему сообщить. Еще в марте 45-го, за четыре месяца до Потсдама, Берия представил Сталину обобщенный доклад о состоянии работ в США по реализации "Манхэттенского проекта". Уже через двенадцать дней после сборки первой атомной бомбы в Лос-Аламосе описание ее устройства было передано Курчатову и Кикоину. Сто тридцать тысяч человек было занято в "Манхэттенском проекте", он обошелся американцам в два миллиарда долларов. Понятно, что президент Трумэн хотел получить политические проценты с этих миллиардов. А что он получил? Ничего он не получил. Сталин никак не отреагировал на его сообщение. Просто никак. Будто и не услышал. Американцы подумали: не понял. Попытались разъяснить. А он все равно не понял.
Это было единственно верное решение. Никакого другого решения в этой ситуации быть не могло. Прохожий не увидел заряженного кольта в руках бандита. Не понял, чем это он так размахивает, что за хреновину сует ему под нос. Что делать бандиту? Стрелять? Но как стрелять, когда вокруг люди? А прохожий идет себе своей дорогой.
Чтобы так себя вести, нужно, конечно, иметь крепкие нервы. У Сталина были крепкие нервы. Пока суд да дело, прибрал к своим рукам Болгарию, Румынию, Чехословакию, Венгрию, Польшу. В Югославии Тито был. Про Прибалтику и говорить нечего. К Финляндии подбирался. Его танки одним броском могли дойти до Парижа. В считанные дни - до Рима, Мадрида и берегов Ла-Манша.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107