И тут мы подошли к одному из пунктов, выходящих за пределы проблемы толкования сновидений.
Лишь одно возражение из всех вышеуказанных действительно справедливо: то, что мы вовсе не должны переносить в деятельность сновидения всех элементов толкования последнего. При толковании в бодрствующем состоянии мы идем по пути, который от элементов сновидения ведет обратно к мыслям, скрывающимся за ним. Деятельность сновидения шла обратным путем, и вовсе не так уже вероятно, что эти пути доступны и в обратном направлении. При ближайшем рассмотрении оказывается, что в бодрствующем состоянии мы прокладываем пути через новые соединения мыслей, и пути эти то тут, то там соприкасаются с промежуточными мыслями, скрывающимися за сновидениями. Мы видим, как свежий материал дневных мыслей включается в ряды толкования; по всей вероятности, и повышенное сопротивление заставляет нас искать новых, более отдаленных обходных путей. Число и характер промежуточных мыслей, появляющихся днем, не имеет, однако, ровно никакого значения в психологическом отношении, если только они ведут нас по направлению к искомым мыслям, лежащим в основе сновидения.
б) Регрессия.
Теперь, оградив себя от возможных возражений или, по крайней мере, указав, откуда брать орудия для защиты от них, мы можем перейти непосредственно к психологическому исследованию, к которому мы уже достаточно долго подготавливались. Резюмируем же, прежде всего, выводы нашего предшествующего изложения. Сновидение – полноценный психический акт; его движущей силой служит стремящееся к удовлетворению желание; скрытая форма последнего, а также и многочисленные странности и абсурдности сновидения проистекают от воздействия психической цензуры, которое испытывает оно при своем образовании; помимо необходимости избегнуть цензуры, его образованию способствует необходимость сгущения психического материала, степень изобразительности, а иногда и стремление принять рациональную форму. От каждого из этих условий путь ведет далее к психологическим требованиям; необходимо подвергнуть рассмотрению взаимозависимость мотива желания и четырех этих условий, а также и последних между собой и, наконец, включить сновидение в общее целое душевной жизни.
В начале этой главы мы сообщили сновидение, чтобы напомнить о загадке, разрешение которой нам еще предстоит. Толкование этого сновидения о горящем ребенке не доставило нам никаких трудностей, хотя и было произведено не совсем согласно нашему методу. Мы задались вопросом, почему субъекту вообще что-то приснилось, вместо того чтобы он проснулся, и увидели, что мотивом сновидения послужило желание представить себе еще раз ребенка живым. Что тут играет роль еще одно желание, мы увидим ниже. Таким образом, мыслительный процесс сна превратился в сновидение, прежде всего, ради осуществления желания.
Помимо последнего остается только одна особенность, отличающая оба вида психической жизни. Мысль, скрывающаяся за сновидением, гласит: я вижу свет в комнате, в которой лежит тело. Быть может, упала свеча и ребенок загорелся. Сновидение передает в неизмененном виде результат этой мысли, но изображает его в форме ситуации, которая должна быть воспринята в настоящем времени и в качестве переживания в состоянии бодрствования. Это является, однако, общей и характернейшей особенностью сновидения; мысль, обычно желаемая, объективируется в сновидении, изображается в виде ситуации или, как нам кажется, нами переживается. Чем же объясняется эта характерная особенность сновидения, или, выражаясь скромнее, каким образом включить сновидение в общую цепь психических явлений?
При ближайшем рассмотрении мы замечаем, что в изобразительной форме сновидения обнаруживаются две почти независимые друг от друга черты. Первая – это изображение в форме настоящей ситуации с опущением «быть может», «вероятно». Вторая – превращение мысли в зрительные образы и речь.
Преобразование, испытываемое мыслями, скрывающимися за сновидением, благодаря тому что выражаемое ими ожидание переносится в настоящее время, в этом сновидении как раз не особенно бросается в глаза. Это обусловливается особой, в сущности лишь второстепенной, ролью осуществления желания в этом сновидении. Возьмем другое сновидение, в котором желание не отличается от продолжения бодрствующей мысли во сне, например, об инъекции Ирме. Здесь в мысли, получающей изображение в сновидении, мы находим желательное наклонение: ах, если бы Отто был виноват в болезни Ирмы! Сновидение устраняет желательное наклонение и заменяет его настоящим временем: да, Отто виноват в болезни Ирмы. Это, таким образом, первое из превращений, которое и свободное от искажений сновидение производит с мыслями, скрывающимися за ним. На этой первой особенности сновидения мы, однако, долго останавливаться не будем. Мы покончим с ней, указав на сознательную фантазию, на дневное сновидение, которое точно так же поступает с кругом своих представлений. Если г. Жуайезу Доде праздно разгуливает по улицам Парижа в то время, как его дочери думают, что он на службе, то он тоже в настоящем, времени фантазирует о всевозможных событиях и случайностях, которые помогут ему найти должность. Таким образом, сновидение пользуется настоящим временем точно так же и с тем же правом, как и сознательная фантазия. Настоящее время – категория, в которой желание изображается в осуществленной форме.
Для сновидения, в отличие от сознательной фантазии, характерна вторая особенность, та, что представления не продумываются, а превращаются в чувственно воспринимаемые образы, в которые грезящий верит и которые, как ему кажется, он переживает. Добавим, однако, что не во всех сновидениях имеется превращение представлений в образы; есть сновидения, которые состоят только из мыслей, но за которыми все же нельзя отрицать характера сновидений. Мое сновидение «автодидаскер» – как раз такое: в нем имеется едва ли больше чувственных элементов, чем если бы я продумал его содержание днем, наяву. Кроме того, в каждом более или менее продолжительном сновидении есть элементы, которые не претерпевают превращения и которые попросту продумываются или осознаются, как мы привыкли к тому в бодрствующем состоянии. Далее, мы тут же обратим наше внимание на то, что такое превращение представлений в чувственные образы производится не только сновидением, но в равной мере и галлюцинациями и видениями, которые наблюдаются либо в здоровом состоянии, либо же являются симптомами психоневрозов. Короче говоря, взаимоотношение, рассматриваемое нами, отнюдь не носит исключительного характера; несомненно, однако, что эта особенность сновидения кажется нам примечательной, так что мы не можем представить себе сновидение без нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164
Лишь одно возражение из всех вышеуказанных действительно справедливо: то, что мы вовсе не должны переносить в деятельность сновидения всех элементов толкования последнего. При толковании в бодрствующем состоянии мы идем по пути, который от элементов сновидения ведет обратно к мыслям, скрывающимся за ним. Деятельность сновидения шла обратным путем, и вовсе не так уже вероятно, что эти пути доступны и в обратном направлении. При ближайшем рассмотрении оказывается, что в бодрствующем состоянии мы прокладываем пути через новые соединения мыслей, и пути эти то тут, то там соприкасаются с промежуточными мыслями, скрывающимися за сновидениями. Мы видим, как свежий материал дневных мыслей включается в ряды толкования; по всей вероятности, и повышенное сопротивление заставляет нас искать новых, более отдаленных обходных путей. Число и характер промежуточных мыслей, появляющихся днем, не имеет, однако, ровно никакого значения в психологическом отношении, если только они ведут нас по направлению к искомым мыслям, лежащим в основе сновидения.
б) Регрессия.
Теперь, оградив себя от возможных возражений или, по крайней мере, указав, откуда брать орудия для защиты от них, мы можем перейти непосредственно к психологическому исследованию, к которому мы уже достаточно долго подготавливались. Резюмируем же, прежде всего, выводы нашего предшествующего изложения. Сновидение – полноценный психический акт; его движущей силой служит стремящееся к удовлетворению желание; скрытая форма последнего, а также и многочисленные странности и абсурдности сновидения проистекают от воздействия психической цензуры, которое испытывает оно при своем образовании; помимо необходимости избегнуть цензуры, его образованию способствует необходимость сгущения психического материала, степень изобразительности, а иногда и стремление принять рациональную форму. От каждого из этих условий путь ведет далее к психологическим требованиям; необходимо подвергнуть рассмотрению взаимозависимость мотива желания и четырех этих условий, а также и последних между собой и, наконец, включить сновидение в общее целое душевной жизни.
В начале этой главы мы сообщили сновидение, чтобы напомнить о загадке, разрешение которой нам еще предстоит. Толкование этого сновидения о горящем ребенке не доставило нам никаких трудностей, хотя и было произведено не совсем согласно нашему методу. Мы задались вопросом, почему субъекту вообще что-то приснилось, вместо того чтобы он проснулся, и увидели, что мотивом сновидения послужило желание представить себе еще раз ребенка живым. Что тут играет роль еще одно желание, мы увидим ниже. Таким образом, мыслительный процесс сна превратился в сновидение, прежде всего, ради осуществления желания.
Помимо последнего остается только одна особенность, отличающая оба вида психической жизни. Мысль, скрывающаяся за сновидением, гласит: я вижу свет в комнате, в которой лежит тело. Быть может, упала свеча и ребенок загорелся. Сновидение передает в неизмененном виде результат этой мысли, но изображает его в форме ситуации, которая должна быть воспринята в настоящем времени и в качестве переживания в состоянии бодрствования. Это является, однако, общей и характернейшей особенностью сновидения; мысль, обычно желаемая, объективируется в сновидении, изображается в виде ситуации или, как нам кажется, нами переживается. Чем же объясняется эта характерная особенность сновидения, или, выражаясь скромнее, каким образом включить сновидение в общую цепь психических явлений?
При ближайшем рассмотрении мы замечаем, что в изобразительной форме сновидения обнаруживаются две почти независимые друг от друга черты. Первая – это изображение в форме настоящей ситуации с опущением «быть может», «вероятно». Вторая – превращение мысли в зрительные образы и речь.
Преобразование, испытываемое мыслями, скрывающимися за сновидением, благодаря тому что выражаемое ими ожидание переносится в настоящее время, в этом сновидении как раз не особенно бросается в глаза. Это обусловливается особой, в сущности лишь второстепенной, ролью осуществления желания в этом сновидении. Возьмем другое сновидение, в котором желание не отличается от продолжения бодрствующей мысли во сне, например, об инъекции Ирме. Здесь в мысли, получающей изображение в сновидении, мы находим желательное наклонение: ах, если бы Отто был виноват в болезни Ирмы! Сновидение устраняет желательное наклонение и заменяет его настоящим временем: да, Отто виноват в болезни Ирмы. Это, таким образом, первое из превращений, которое и свободное от искажений сновидение производит с мыслями, скрывающимися за ним. На этой первой особенности сновидения мы, однако, долго останавливаться не будем. Мы покончим с ней, указав на сознательную фантазию, на дневное сновидение, которое точно так же поступает с кругом своих представлений. Если г. Жуайезу Доде праздно разгуливает по улицам Парижа в то время, как его дочери думают, что он на службе, то он тоже в настоящем, времени фантазирует о всевозможных событиях и случайностях, которые помогут ему найти должность. Таким образом, сновидение пользуется настоящим временем точно так же и с тем же правом, как и сознательная фантазия. Настоящее время – категория, в которой желание изображается в осуществленной форме.
Для сновидения, в отличие от сознательной фантазии, характерна вторая особенность, та, что представления не продумываются, а превращаются в чувственно воспринимаемые образы, в которые грезящий верит и которые, как ему кажется, он переживает. Добавим, однако, что не во всех сновидениях имеется превращение представлений в образы; есть сновидения, которые состоят только из мыслей, но за которыми все же нельзя отрицать характера сновидений. Мое сновидение «автодидаскер» – как раз такое: в нем имеется едва ли больше чувственных элементов, чем если бы я продумал его содержание днем, наяву. Кроме того, в каждом более или менее продолжительном сновидении есть элементы, которые не претерпевают превращения и которые попросту продумываются или осознаются, как мы привыкли к тому в бодрствующем состоянии. Далее, мы тут же обратим наше внимание на то, что такое превращение представлений в чувственные образы производится не только сновидением, но в равной мере и галлюцинациями и видениями, которые наблюдаются либо в здоровом состоянии, либо же являются симптомами психоневрозов. Короче говоря, взаимоотношение, рассматриваемое нами, отнюдь не носит исключительного характера; несомненно, однако, что эта особенность сновидения кажется нам примечательной, так что мы не можем представить себе сновидение без нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164