У них было рекомендательное письмо к очень радушному жителю города, белому, Мирабалю, которому было 68 лет и о котором Шаффаньон говорил с живейшим чувством благодарности в своем рассказе об экспедиции к истокам Ориноко. Оба француза — вернее, четыре француза — должны были встретить самый лучший прием в этой радушной и гостеприимной семье.
Впрочем, прежде чем рассказывать о том, что предприняли путешественники в Сан-Фернандо, нужно сообщить, как совершился их переход в город после столкновения пирог.
Как читатель помнит, сержант Мартьяль нес Жана на руках. Варинас, Фелипе и Мигуэль шли впереди, а сзади следовали Жак Хелло и Герман Патерн. Последний уверял, что ночь сна вернет юноше все его силы. Он имел предосторожность взять с собой аптечку, а что касается ухода, то, конечно, в нем недостатка быть не могло. С другой стороны, все такой же неприятный и непонятный, сержант Мартьяль не переставал держаться поодаль от Патерна, и когда последний захотел подойти, он проворчал:
— Хорошо, хорошо!.. Мой племянник дышит так же, как вы или я… и нам ничего не надо; как только «Галлинетта» будет в порту…
— Через несколько часов, — заметил Жак Хелло, который знал от Вальдеса и Паршаля, что пироги прибудут в город до ночи.
— Это хорошо, — сказал сержант Мартьяль. — Только бы нам найти хорошую постель в Сан-Фернандо… Кстати… благодарю вас, что спасли ребенка!
Очевидно, он решил, что по крайней мере должен хоть в этой короткой и простой форме выразить свою благодарность. Но каким странным тоном он произнес это и каким подозрительным взглядом посмотрел на Жака Хелло…
Последний ответил лишь поклоном головы и отстал на несколько шагов. Таким образом потерпевшие крушение добрались до города, где, по указанию Мигуэия, сержант Мартьяль смог нанять две комнаты, в одной из которых Жан мог быть устроен удобнее, чем в каюте «Галлинетты».
Герман Патерн несколько раз в течение вечера — но без товарища, который не ходил с ним, — приходил узнавать о здоровье юноши. Единственный ответ, который он получил, заключался в кратком сообщении, что все идет как нельзя лучше и что могут обойтись без его услуг, за которые его благодарят.
Правда, молодой Кермор спал спокойно, а как только пирога остановилась в порту, Вальдес принес чемодан с платьем, которое сержант Мартьяль приготовил на завтра.
На другой день, когда Герман Патерн явился в качестве доктора и друга, его приняли только как друга, не без ворчания дядюшки.
И действительно, во врачебных услугах не было нужды: отдохнув от усталости прошлого дня, Жан чувствовал себя совершенно здоровым.
— Я же вам говорил, что все хорошо! — объявил еще раз Мартьяль.
— Я обязан жизнью Хелло, — сказал Жан, — и когда я его увижу… Я не знаю, как я смогу выразить ему…
— Он только исполнил свой долг, — ответил Герман Патерн.
— Хорошо, хорошо, — пробурчал сержант Мартьяль, — когда мы встретим вашего друга Хелло?
Его не встретили, однако, — по крайней мере в это утро. Не держался ли он в стороне нарочно?.. Или ему казалось неприличным идти выслушивать благодарность, которую он заслужил своим поведением? Достоверно лишь одно: что он оставался на борту «Мориши», очень задумчивый, хмурый. После того как Герман Патерн сообщил ему о здоровье юноши, никто не мог добиться от Хелло и четырех слов.
Однако Жак Хелло и Жан увиделись после обеда. Первый, несколько смущенный, — сержант Мартьяль прикусил себе ус, наблюдая его, — взял протянутую ему руку, но не пожал ее с обычной простотой.
Эта встреча случилась у Мирабаля. Жак Хелло был здесь со своим рекомендательным письмом. Что касается сержанта Мартьяля и Жана, то их привело сюда желание получить указания, касающиеся полковника Кермора.
Мирабаль не скрыл своего удовольствия видеть путешественников. Он заявил, что отдает себя в полное их распоряжение и сделает все возможное, чтобы быть им полезным. Симпатия, которую он проявлял по отношению к путешественникам, сказывалась в его предложениях, в той поспешности, с какой он давал всякие разъяснения. Он видел доктора Крево во время его проезда… Он вспоминал Шаффаньона и был счастлив, что мог оказать ему услугу… Он был готов сделать то же самое для Жака Хелло и Германа Патерна… для сержанта Мартьяля и его племянника, которые могли рассчитывать на него при всяких обстоятельствах.
Юноша объяснил мотивы, которые привели его в Венесуэлу, и это лишь увеличило симпатию к нему Мирабаля.
Помнил ли старик, что полковник Кермор был 14 лет назад в городе Сан-Фернандо?.. Ответ не мог удовлетворить юношу. Мирабаль не помнил ничего о полковнике с таким именем и о его пребывании в Сан-Фернандо.
На лице Жана появилось выражение глубокого горя, и на глазах показались слезы.
— Господин Мирабаль, — спросил тогда Жак Хеллоу — давно ли вы здесь?..
— Больше сорока лет, — ответил старик. — Я оставлял Сан-Фернандо лишь очень редко и на короткие промежутки. Если бы такой путешественник, как полковник Кермор, провел здесь несколько дней, то я, конечно, видел бы его… беседовал бы с ним. Наш город не настолько велик, чтобы иностранец мог в нем остаться незамеченным, и я знал бы о его пребывании.
— Ну а если… он хотел остаться неизвестным?
— На этот счет я ничего не могу вам сказать, — ответил Мирабаль. — Разве у него были основания к этому?..
— Да, — оказал Жан, — мой отец покинул Францию четырнадцать лет назад, и его друзья узнали о его отъезде лишь гораздо позже. Мой дядя… сержант Мартьялъ… и тот не был посвящен в планы своего полковника.
— Конечно, нет! — воскликнул старый солдат. — Потому что я сумел бы помешать ему.
— А вы, мое дорогое дитя? — спросил Мирабаль.
— Я не жил тогда в доме отца, — ответил Жан с некоторым смущением.
— Моя мать и я были в колониях, и когда мы возвращались во Францию, она погибла во время бури… Я… я был спасен, и несколько лет спустя, когда я вернулся в Бретань, мой отец уже покинул Нант… и мы не знаем, что с ним сталось.
Очевидно, в жизни юноши была какая-то тайна, которую уже предчувствовал Жак Хелло. Но так как он не считал себя вправе допрашивать его, то держался крайне сдержанно. Не мог подлежать сомнению лишь тот факт, что полковник Кермор уже оставил страну, когда вернулся его сын, и что сержант Мартьяль — был ли он родственником или нет — не знал, куда он уехал.
— Но вы все-таки имеете, — сказал Мирабаль, — серьезные основания думать, мое дорогое дитя, что ваш отец был в Сан-Фернандо?
— Не только серьезные, сударь, но фактические.
— Какие же?
— Письмо из Сан-Фернандо, написанное моем отцом, им подписанное и полученное одним из его друзей в тысяча восемьсот семьдесят девятом году.
— Да, это действительно серьезный факт. Но, может быть, — прибавил Мирабаль, — существует другой город того же названия в Венесуэле, к востоку от Ориноко?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80