Наконец я постучался в дверь чердачного помещения в доме номер 10, какая-то женщина, едва ее приоткрыв, сказала в щелку: «Никогда не слышала о таких, молодой господин», но за спиной у нее прозвучал слабый стариковский голос: «Дигвиды? Ага, помню-помню».
– Ничего ты не помнишь, – обернулась женщина и стала закрывать дверь.
– Да нет же, помню, – настаивал ворчливый голос. – Они жили как будто в четвертом доме отсюда.
Женщина все еще придерживала дверь, в направленном на меня взгляде сквозил скептицизм.
– В шестом номере? – переспросил я. – Да-да, именно. Предостерегающе покачав головой, женщина освободила для меня проход (я заметил, что на груди она держала младенца).
Комната была маленькая, но аккуратно прибранная, стены, хоть и под резко скошенным потолком, сверкали свежей побелкой. У очага сидел и смотрел на нас чистенький старичок с седой бородкой.
– Садитесь, садитесь, дружочек. – Старик обнажил в улыбке весь свой набор зубов: два блестящих желтых обломка.
Я сел напротив, на указанный им древний стул.
– Дигвиды, говорите? – начал он. – Ну да, хорошие были люди: хозяин угощал меня табачком, хозяйка давала припарки от ревматизма, а их малец бегал с поручениями. Но они уехали. Сколько же лет тому? Дайте помозговать. Они хворали лихорадкой, времена тогда были трудные.
– Да, да, – оживился я. – Это они. Припоминаю. Той зимой я еще сломал ногу. Года четыре минуло или пять.
Я был разочарован: вроде бы все сходилось, но, получается, это все же были не они. Тут, однако, нетерпеливо вмешалась женщина:
– Как же, отец, всего-то год прошел или два.
– Угу, – согласился он. – Может быть, и так. Двое ребятишек померли. Верно?
Я кивнул, вспомнив письмо и новость, нами до конца непонятую.
– А куда они отсюда отправились? Он сдвинул брови.
– Да вот не приходит на память. Вроде я и вовсе этого не знал.
И это после всех моих стараний? На глаза у меня навернулись слезы.
– А кому это может быть известно?
– Погодите, – произнес старик. – Похоже, знаю. Я с ними и познакомился-то через Барни. То был брат Дигвида, а может, его жены. Так ли, иначе ли, этот Барни – как его по фамилии, ведать не ведаю – имел двух напарников, и я тоже делал на них кое-какую работенку. А было это поболе десятка годов назад. Джерри Избистер и Палвертафт, вот как их звали. – Он помолчал, словно бы что-то припоминая, а потом странно на меня взглянул. – Хотите, скажу, каким таким дельцем они занимались?
Я помотал головой.
– Ладненько, так вот они много лет работали артелью. Другие, конечно, там тоже были. Взять хоть Блускина. Его захочешь – не забудешь. Я помогал им раз или два, не больше: мне такие дела не по вкусу, но там я и познакомился с Барни.
Эти слова меня заинтриговали, и мне захотелось задать несколько вопросов, но я не решился прервать его, и без того сбивчивый, рассказ.
– Уже после моего ухода, слышал, им привалила удача. Барни, Палвертафту и опять же Избистеру. Потом он и Палвертафт перебрались на тот берег.
Я удивленно взглянул на дочь старика, и та обозначила одними губами:
– В Боро.
– Но, сдается мне, Джерри получает от Барни вести, – продолжал старик. – Месяца три назад он попался мне на Филд-лейн, с конем и повозкой, и что-то он про Барни говорил.
– Это было раньше, папа. – Женщина бросила мне многозначительный взгляд. – Ты ведь пролежал больше года со сломанной ногой.
– Привет, Сэмюел, сказал он мне, – продолжил старик, не обращая внимания на дочь. – Ты с лица огурец, да и только. Так и сказал, – довольно хихикнул старый Сэмюел. – Огурец, да и только.
– Не знаете ли, как найти кого-нибудь из них?
– Ведать не ведаю, про Барни я только и слышал, чт «он ходил в морское училище в Грейвзэнде.
Он захихикал, дочь растерянно покачала головой.
– А другие? Где живут Избистер и Палвертафт?
– Избистер – на Парламент-стрит, рядом с Бетнал-Грин. Только вот в котором доме: восьмом или девятом?
– А Палвертафт?
– Говорили, он обосновался в ночлежке, у Олд-Минта; Старая усадьба, зовут этот дом.
– Отец, – вмешалась дочь, – да с тех пор уже десять лет прошло.
Видя, что больше ничего здесь не узнаю, я поблагодарил хозяев и встал.
– Приходите снова, дружочек, – выкрикнул старик. – Может, вспомню чего еще.
Выпуская меня, дочь вышла за дверь и сказала:
– Сидит целый день в четырех стенах, поболтать не с кем, вот и несет, что бог на душу положит. Не обращайте внимания.
Я поблагодарил ее и вернулся к матушке. Она повеселела: щеки вновь зарумянились, а когда я рассказал о своих успехах, она вскрикнула от радости и захлопала в ладоши. Я попытался разъяснить, что обнаружил не более чем окольный путь к миссис Дигвид, но она не слушала. Она словно бы забыла, что поиски миссис Дигвид прежде не вызывали у нее интереса, и теперь была готова отправиться в путь немедленно. Миссис Сакбатт подтвердила мои предположения относительно двух адресов, которые я узнал: Бетнал-Грин располагался поблизости, а Монетный двор (Минт) – в другом конце столицы.
– Бетнал-Грин! – воскликнула матушка. – Как же, как же. У дяди Мартина был там летний домик. Замечательно! Туда мы и отправимся!
Казалось, так распорядилась сама судьба, и потому мы попрощались с любезной хозяйкой и пустились в путь. Мы прошли Уэнтуорт-стрит, завернули на Брик-лейн – накрапывал дождик, но матушка, не обращая на него внимания, улыбалась и хохотала.
– Не люблю, когда ты такая, – буркнул я.
Улыбка сползла с лица матушки, словно бы я ее ударил.
– А тебе нужно, чтобы я всегда была несчастной.
– Конечно нет. Просто надо держать себя в руках.
– Зачем? Теперь уже ничто не имеет значения!
– Глупости.
– Только не ссориться! – Остановившись, она обняла меня. – Все будет хорошо, Джонни. Я знаю. Мы отыщем Дигвидов и остановимся у них. Потом, быть может, найдем себе работу. Или, если придется, отправимся к сэру Персевал у и продадим ему кодицилл. Увидишь. Все у нас уладится.
– Конечно, – кивнул я, высвобождаясь из ее объятий. Хотя день уже клонился к вечеру, мимо нас то и дело с грохотом проезжали повозки, а по тротуару, покрытому множеством трещин и выбоин, сновали бедно одетые пешеходы.
Добравшись до Бетнал-Грин-роуд, я попытался справиться по карте (она, к счастью, была у меня в кармане курточки, когда я покинул дом миссис Филлибер), но район имел мало общего с планом: где на бумаге были обозначены парки, в действительности стояли дома – целые улицы. Столица росла так быстро, что карта уже устарела, хотя была напечатана лишь за несколько месяцев до моего рождения.
– Эта дорога хорошо мне знакома, – заметила матушка, осматриваясь. – Когда я была приблизительно в твоем возрасте, мы часто ходили тут летом, по воскресеньям. Здесь было так тихо. Увидишь, отсюда уже начинается загородная местность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172