Я поднялся еще до восхода. Накануне вечером жители нашего городка устроили в мою честь настоящий пир. Все пожелания и напутствия были произнесены, я распрощался с друзьями и знакомыми.
Оставалось последнее прощание.
У двери Софи вручила мне дорожный мешок со сменой одежды, ломтем хлеба и веточкой лесного ореха, чтобы чистить зубы.
– Там может быть холодно. Вам придется перебираться через горы. Возьми что-нибудь теплое. Я сейчас принесу кожух.
Я остановил ее:
– Софи, сейчас лето. Кожух понадобится зимой, когда я вернусь.
– Тогда давай положу побольше еды.
– С голоду не умру. – Я гордо выпятил грудь. – Люди будут только рады накормить крестоносца.
Софи с улыбкой посмотрела на мое ветхое платье и камзол из телячьей кожи и покачала головой.
– Не очень-то ты похож на крестоносца.
Я улыбнулся в ответ.
– И вот что еще... – Она вдруг подбежала к столу у очага и тут же вернулась с вырезанным из бука и раскрашенным цветочками гребнем для волос. Когда-то он принадлежал ее матери, и я знал, что после постоялого двора это самая ценная для Софи вещь. – Возьми его с собой, Хью.
– Спасибо, но там, куда я отправляюсь, на человека с женским гребнем будут смотреть как на сумасшедшего, – попытался отшутиться я.
– Там, куда ты отправляешься, мой милый, он понадобится тебе больше всего. – К моему удивлению, Софи переломила гребень пополам и протянула одну половинку мне. Мы составили половинки, и они совпали так, что трещина была совершенно не заметна. – Никогда не думала, что придется прощаться, – проговорила она, едва сдерживая слезы. – Думала, мы всю жизнь проживем вместе.
– Так все и будет.
Мы снова сложили половинки гребня в единое целое.
Я обнял Софи и крепко поцеловал. Ее худенькое тело дрожало, но она изо всех сил пыталась держаться. Все слова были сказаны.
– Ну...
Я вздохнул и улыбнулся.
Мы еще долго стояли, не разнимая рук, а потом я вспомнил про свой подарок и вынул из кармана камзола маленький подсолнух, который сорвал рано утром за рекой.
– Я вернусь, Софи, и принесу тебе подсолнух.
Она взяла его, и ее глаза наполнились слезами.
Закинув мешок за спину, я вгляделся в ее чудесное, мокрое от пролившихся-таки слез лицо.
– Я люблю тебя, Софи.
– Я тоже люблю тебя, Хью, и уже жду, когда ты принесешь следующий подсолнух.
Я зашагал к дороге на запад, в сторону Тулузы. На каменном мосту в самом конце деревни я оглянулся и в последний раз посмотрел на постоялый двор. Последние три года он был моим домом. Здесь я провел самое счастливое время.
Я помахал Софи. Она смотрела мне вслед, держа в одной руке подсолнух, а в другой половинку гребня.
И тогда, чтобы хоть немного развеселить жену, я смешно подпрыгнул и продолжил путь, вслушиваясь в долетавший издалека смех.
Такой она и осталась в моей памяти. С длинными, до пояса, золотистыми волосами. С улыбкой на заплаканном лице. Смеющаяся звонко, как девчонка.
Этот образ я носил с собой следующие два года.
Глава 7
Год спустя, где-то в Македонии
Рыцарь с густой черной бородой осадил коня на крутом склоне горного хребта и закричал:
– Вперед, вы, принцессы, а не то так и не увидите турецкой крови. Шевелитесь!
Шевелитесь... Мы шли и шли уже несколько месяцев. Месяцы казались годами, нам всего недоставало, но при этом ничего и не происходило, если не считать стертых в кровь ног да блох в бороде.
Мы прошли Европу и перевалили через Альпы. Поначалу все держались плотно, не отставая, встречая теплый прием в каждом попадавшемся на пути городке. На нас были чистые рубахи с ярким крестом, шлемы блестели на солнце.
Потом были горы Сербии, где каждый шаг грозил стать последним, где за каждым перевалом могла скрываться засада. Немало смельчаков, горящих желанием сразиться во славу Господа, погибли на моих глазах, сорвавшись с криком в пропасть или получив в грудь сербскую либо мадьярскую стрелу. А ведь до турок оставалась еще тысяча миль.
Все это время нам без устали твердили, что армия Петра ушла далеко вперед, громя неверных и собирая богатую добычу, а в это время наши предводители ругались и спорили между собой, тогда как остальные едва тащились под немилосердным солнцем, торгуясь и дерясь за кусок хлеба.
Я пообещал Софи, что вернусь через год. Теперь слова обещания звучали издевательской насмешкой, снова и снова приходя ко мне в снах.
За время пути я приобрел двух друзей. Один, по имени Никодим, был старый грек, обученный наукам и языкам. Несмотря на тяжелую сумку с сочинениями Аристотеля, Евклида и Боэция, он ухитрялся не отставать от нас. Мы называли его Профессором. Нико уже совершал паломничества в Святую землю и знал язык турок. Немало часов он потратил на то, чтобы научить чему-то и меня. К армии старый грек присоединился в качестве переводчика. Седая борода и побитое молью платье обеспечивали ему репутацию предсказателя, но каждый раз, когда в ответ на вопрос изнывающего от усталости воина: «Где мы, Профессор?» – следовало уклончивое: «Близко», вера в его способности получала серьезный удар.
Вторым стал Робер с гусыней по кличке Гортензия, проникший в наши ряды, когда армия проходила через Апт. Робер утверждал, что ему шестнадцать, но достаточно было только посмотреть на его свежее безусое лицо, чтобы понять – парень врет.
– Буду рубить турок, – хвастал он, размахивая самодельным ножом.
Я дал ему удобную для ходьбы палку.
– Начни с этого.
С той минуты Робер и его гусыня стали нашими неизменными спутниками.
Лето уже заканчивалось, когда армия наконец выбралась из гор.
– Где мы, Хью? – простонал юноша, окидывая взглядом открывшуюся перед нами глубокую долину.
– По моим расчетам... – бодро начал я, – сейчас минуем тот кряж, и слева должен быть Рим. Не так ли, Нико? Мы ведь все паломники в город святого Петра, верно? Или... вот черт, да это же крестовый поход!
По цепочке изнуренных воинов прошелестел смех.
Никодим начал было что-то объяснять, но все закричали, чтобы он придержал язык.
– Знаем, Профессор, знаем. Близко, да? – съязвил тощий испанец с крючковатым носом, заслуживший кличку Мышь.
Внезапно я услышал доносящиеся спереди крики. Всадники подстегнули утомленных лошадей и поскакали к краю хребта.
Робер кинулся вслед за ними.
– Если там драчка, я займу тебе место, Хью.
Откуда только силы взялись! Я схватил щит и побежал вперед. Горы впереди расступались, образуя широкий проход. Сотни людей, как благородных рыцарей, так и простолюдинов, уже столпились там.
Только на сей раз опасность никому не угрожала. Люди хлопали друг друга по спине, воздевали руки вверх, размахивали мечами и швыряли в воздух шлемы.
Вдалеке серая цепочка холмов прерывалась узкой синей полоской.
– Босфор! – кричали люди.
Босфор!
– Господи, – прошептал я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
Оставалось последнее прощание.
У двери Софи вручила мне дорожный мешок со сменой одежды, ломтем хлеба и веточкой лесного ореха, чтобы чистить зубы.
– Там может быть холодно. Вам придется перебираться через горы. Возьми что-нибудь теплое. Я сейчас принесу кожух.
Я остановил ее:
– Софи, сейчас лето. Кожух понадобится зимой, когда я вернусь.
– Тогда давай положу побольше еды.
– С голоду не умру. – Я гордо выпятил грудь. – Люди будут только рады накормить крестоносца.
Софи с улыбкой посмотрела на мое ветхое платье и камзол из телячьей кожи и покачала головой.
– Не очень-то ты похож на крестоносца.
Я улыбнулся в ответ.
– И вот что еще... – Она вдруг подбежала к столу у очага и тут же вернулась с вырезанным из бука и раскрашенным цветочками гребнем для волос. Когда-то он принадлежал ее матери, и я знал, что после постоялого двора это самая ценная для Софи вещь. – Возьми его с собой, Хью.
– Спасибо, но там, куда я отправляюсь, на человека с женским гребнем будут смотреть как на сумасшедшего, – попытался отшутиться я.
– Там, куда ты отправляешься, мой милый, он понадобится тебе больше всего. – К моему удивлению, Софи переломила гребень пополам и протянула одну половинку мне. Мы составили половинки, и они совпали так, что трещина была совершенно не заметна. – Никогда не думала, что придется прощаться, – проговорила она, едва сдерживая слезы. – Думала, мы всю жизнь проживем вместе.
– Так все и будет.
Мы снова сложили половинки гребня в единое целое.
Я обнял Софи и крепко поцеловал. Ее худенькое тело дрожало, но она изо всех сил пыталась держаться. Все слова были сказаны.
– Ну...
Я вздохнул и улыбнулся.
Мы еще долго стояли, не разнимая рук, а потом я вспомнил про свой подарок и вынул из кармана камзола маленький подсолнух, который сорвал рано утром за рекой.
– Я вернусь, Софи, и принесу тебе подсолнух.
Она взяла его, и ее глаза наполнились слезами.
Закинув мешок за спину, я вгляделся в ее чудесное, мокрое от пролившихся-таки слез лицо.
– Я люблю тебя, Софи.
– Я тоже люблю тебя, Хью, и уже жду, когда ты принесешь следующий подсолнух.
Я зашагал к дороге на запад, в сторону Тулузы. На каменном мосту в самом конце деревни я оглянулся и в последний раз посмотрел на постоялый двор. Последние три года он был моим домом. Здесь я провел самое счастливое время.
Я помахал Софи. Она смотрела мне вслед, держа в одной руке подсолнух, а в другой половинку гребня.
И тогда, чтобы хоть немного развеселить жену, я смешно подпрыгнул и продолжил путь, вслушиваясь в долетавший издалека смех.
Такой она и осталась в моей памяти. С длинными, до пояса, золотистыми волосами. С улыбкой на заплаканном лице. Смеющаяся звонко, как девчонка.
Этот образ я носил с собой следующие два года.
Глава 7
Год спустя, где-то в Македонии
Рыцарь с густой черной бородой осадил коня на крутом склоне горного хребта и закричал:
– Вперед, вы, принцессы, а не то так и не увидите турецкой крови. Шевелитесь!
Шевелитесь... Мы шли и шли уже несколько месяцев. Месяцы казались годами, нам всего недоставало, но при этом ничего и не происходило, если не считать стертых в кровь ног да блох в бороде.
Мы прошли Европу и перевалили через Альпы. Поначалу все держались плотно, не отставая, встречая теплый прием в каждом попадавшемся на пути городке. На нас были чистые рубахи с ярким крестом, шлемы блестели на солнце.
Потом были горы Сербии, где каждый шаг грозил стать последним, где за каждым перевалом могла скрываться засада. Немало смельчаков, горящих желанием сразиться во славу Господа, погибли на моих глазах, сорвавшись с криком в пропасть или получив в грудь сербскую либо мадьярскую стрелу. А ведь до турок оставалась еще тысяча миль.
Все это время нам без устали твердили, что армия Петра ушла далеко вперед, громя неверных и собирая богатую добычу, а в это время наши предводители ругались и спорили между собой, тогда как остальные едва тащились под немилосердным солнцем, торгуясь и дерясь за кусок хлеба.
Я пообещал Софи, что вернусь через год. Теперь слова обещания звучали издевательской насмешкой, снова и снова приходя ко мне в снах.
За время пути я приобрел двух друзей. Один, по имени Никодим, был старый грек, обученный наукам и языкам. Несмотря на тяжелую сумку с сочинениями Аристотеля, Евклида и Боэция, он ухитрялся не отставать от нас. Мы называли его Профессором. Нико уже совершал паломничества в Святую землю и знал язык турок. Немало часов он потратил на то, чтобы научить чему-то и меня. К армии старый грек присоединился в качестве переводчика. Седая борода и побитое молью платье обеспечивали ему репутацию предсказателя, но каждый раз, когда в ответ на вопрос изнывающего от усталости воина: «Где мы, Профессор?» – следовало уклончивое: «Близко», вера в его способности получала серьезный удар.
Вторым стал Робер с гусыней по кличке Гортензия, проникший в наши ряды, когда армия проходила через Апт. Робер утверждал, что ему шестнадцать, но достаточно было только посмотреть на его свежее безусое лицо, чтобы понять – парень врет.
– Буду рубить турок, – хвастал он, размахивая самодельным ножом.
Я дал ему удобную для ходьбы палку.
– Начни с этого.
С той минуты Робер и его гусыня стали нашими неизменными спутниками.
Лето уже заканчивалось, когда армия наконец выбралась из гор.
– Где мы, Хью? – простонал юноша, окидывая взглядом открывшуюся перед нами глубокую долину.
– По моим расчетам... – бодро начал я, – сейчас минуем тот кряж, и слева должен быть Рим. Не так ли, Нико? Мы ведь все паломники в город святого Петра, верно? Или... вот черт, да это же крестовый поход!
По цепочке изнуренных воинов прошелестел смех.
Никодим начал было что-то объяснять, но все закричали, чтобы он придержал язык.
– Знаем, Профессор, знаем. Близко, да? – съязвил тощий испанец с крючковатым носом, заслуживший кличку Мышь.
Внезапно я услышал доносящиеся спереди крики. Всадники подстегнули утомленных лошадей и поскакали к краю хребта.
Робер кинулся вслед за ними.
– Если там драчка, я займу тебе место, Хью.
Откуда только силы взялись! Я схватил щит и побежал вперед. Горы впереди расступались, образуя широкий проход. Сотни людей, как благородных рыцарей, так и простолюдинов, уже столпились там.
Только на сей раз опасность никому не угрожала. Люди хлопали друг друга по спине, воздевали руки вверх, размахивали мечами и швыряли в воздух шлемы.
Вдалеке серая цепочка холмов прерывалась узкой синей полоской.
– Босфор! – кричали люди.
Босфор!
– Господи, – прошептал я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86