– внезапно приказала царица Сикиника. – Ему многое предстоит сделать для своего народа. Ведь он – сын Солнца…
…Эта ночь никогда не кончится. Она наполнена страшными откровениями и предательскими шорохами. Павел проснулся как от толчка. Вот, что это? Чьи-то шаги? И Савельев осторожно выглянул в коридор. С факелом в руках куда-то шел верховный жрец. И Павел решился на немыслимое: он пошел следом.
Маленькая дверца. Сквозь щель пробивается свет. Войти или не войти? Савельев, чуть дыша, замер. И практически потерял сознание от ужаса, когда услышал голос Домбоно:
– Входите, вы ж все равно пришли. Савельев, покаянно понурив голову, вошел.
– Сам знаю, что подглядывать постыдно и нехорошо, но…
Он огляделся. Простая комната, без каких-либо золотых изысков. Глиняные таблички на полках, свитки папируса, древние манускрипты, золотые маски. А на столе… знаменитая раскрашенная головка прекрасной Нефертити!
– Что это? – ахнул Павел.
– А то вы не знаете? – насмешливо протянул Домбоно. – Нефертити, жена фараона Эхнатона. Его Солнце.
Павел ничего не понимал. Но почему, почему жителя Мерое, пускай и верховного жреца, интересует жившая дико давно царица египетская? И ведь раскрашенная головка ее была найдена в закрытой мастерской скульптора Тутмоса из Амарны немецким археологом Людвигом Борхардтом…
– Все верно, – словно прочитал мысли Савельева Домбоно. – Тутмос сделал не одну копию. Одна волей судьбы оказалась в Мерое.
– Но вам-то она зачем? – продолжал недоумевать Павел.
Внезапно Домбоно встал из-за стола, подошел к Савельеву и с силой толкнул его.
– А не много ли вы на себя берете? К чему этот допрос?
От удара пуговица на воротничке рубашки Павла отскочила, и амулет Сигрид – серебряное солнце – выскользнул на свободу. Домбоно пристально смотрел на него. «Словно завороженный», – мелькнуло в голове у Савельева.
– Впрочем… Слушайте, – и верховный жрец кивнул Павлу на стул. – Что вас удивляет в этой головке, ведь вы увлекаетесь древностью, так скажите?
– У головы… – неуверенно начал Павел. – У головы только один глаз. Левый отсутствует.
– Да? – вздернул бровь Домбоно. – Так почему же вас удивляет то, что не удивило ни одного из ваших археологов?
– Да, – пробормотал Савельев. – Они решили, что скульптор Тутмос в спешке покинул свою мастерскую, оставив голову на столе незаконченной.
– Ага, все пять копий, – рассмеялся Домбоно. – А копий было пять. Слушайте…
Павел не мог, не имел права не записать его рассказ.
– Всмотрись внимательнее, чужак с амулетом Солнца. Голова Нефертити, вылепленная Тутмосом, говорит людям о том, что можно увидеть лишь половину картины, проводя разграничение между физической и духовной стороной жизни.
И верховный жрец напомнил Павлу о скульптурном изображении Эхнатона, которому тоже недостает одного глаза; он тоже может видеть лишь половину картины. Правда, у него-то, в отличие от Нефертити, отсутствует правый глаз.
Неудивительно, что головка Нефертити заинтересовала меройского жреца. Ведь он же медик! Савельев тоже сразу вспомнил, глядя на скульптуру, что женский мозг в большей степени контролирует левое полушарие, которое отвечает за слова, чувства и эмоции, в то время как у мужчин доминирует правое полушарие, определяющее предрасположенность мужчин к механике и технике.
– Пропавшие или принципиально отсутствующие глаза на скульптурах Эхнатона и Нефертити, очевидно, говорят нам о том, что человек представляет собой сразу тело и душу – Ка, но увидеть можно только одну половину, физическую сторону его сущности, – Домбоно внимательно глянул на Савельева: понимает ли, проникся ли красотой откровения.
Он проникся. А еще сразу вспомнил и египетские, и мероитские барельефы с профильным глазом у персонажей древней истории. Он изображается неправильно как полный глаз, в то время как в действительности человеческий глаз, если смотреть на него в профиль, должен выглядеть лишь как половина глаза. Эта кажущаяся художественная наивность заставила археологов поверить в то, что будто бы египтяне и мероиты не могли реалистично изображать человеческий профиль в двух измерениях, хотя они прекрасно справлялись с этим простым художественным приемом, когда высекали из камня колоссальные трехмерные изображения своих богов и фараонов. Особенно черных фараонов…
– Неужели же вы поверите в то, что наши древние предки не могли изобразить простой глаз на многочисленных рисунках и барельефах, несмотря на 3000 лет практики?
Павел покачал головой – все еще недоверчиво. И тут Домбоно встал из-за стола и бросил ему папирус, на котором была изображена… схема строения мозга и зрительной системы.
– Этому рисунку больше двух тысяч лет, – небрежно пояснил он. – Выполнен местными жрецами-лекарями.
«Он мог бы прооперировать остеому, – мелькнуло в голове у Павла. – Но почему же не решился?» Вслух Павел спросил совсем другое:
– Тогда почему же на многих древних рисунках человеческие фигуры изображены с двумя левыми руками, вместо одной левой и одной правой?
Домбоно улыбнулся. Улыбка превосходства. Улыбка посвященного во что-то далекое и удивительно тайное…
– Вы видели античные статуи? Античные римские статуи, изображающие лошадь и воина, принимают различные позы в зависимости от художественного замысла. Лошадь с приподнятой левой ногой указывает на то, что всадник пал в битве. Поднятая правая нога говорит о том, что в битве погибла лошадь. Лошадь, поднявшаяся на дыбы, означает, что и лошадь и всадник погибли в сражении. Все не случайно, чужеземец… Их двурукие рисунки таким же образом несут в себе некую дополнительную информацию, например, о том, что на картине изображен человек, который жив. Две левые руки по такой схеме означают, что в отличие от равновесия души и тела, существующего в период земного бытия, изображенный человек «весь душа» и, следовательно, в момент создания портрета он был физически мертв. – И Домбоно произнес странную фразу: – Нефертити при жизни была вся душой, как и наша нынешняя властительница…
И Павел все-таки решился:
– Вы могли прооперировать остеому, Домбоно? Скажите, ведь вы могли?
Домбоно развел руками в жреческом одеянии:
– Тогда, чужеземец, у всех вас не было бы шанса на спасение. Но – да, я мог…
– …Ну, и зачем ты вздумал записывать байки этого чертового Домбоно? – нахмурился Брет Филиппс, застав рано утром невесть откуда вернувшегося Савельева за странным занятием.
Павел оторвался от своих записей и улыбнулся.
– А кто ж меня знает! Может, потому что я разыскал ответ на загадку мероитки Нефертити…
Глава 23
ВСЕ ТАЙНОЕ СТАНОВИТСЯ ЯВНЫМ
«Мой милый, милый Павел! Если ты все-таки читаешь эти строчки, значит, все, произошло оно, неизбежное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
…Эта ночь никогда не кончится. Она наполнена страшными откровениями и предательскими шорохами. Павел проснулся как от толчка. Вот, что это? Чьи-то шаги? И Савельев осторожно выглянул в коридор. С факелом в руках куда-то шел верховный жрец. И Павел решился на немыслимое: он пошел следом.
Маленькая дверца. Сквозь щель пробивается свет. Войти или не войти? Савельев, чуть дыша, замер. И практически потерял сознание от ужаса, когда услышал голос Домбоно:
– Входите, вы ж все равно пришли. Савельев, покаянно понурив голову, вошел.
– Сам знаю, что подглядывать постыдно и нехорошо, но…
Он огляделся. Простая комната, без каких-либо золотых изысков. Глиняные таблички на полках, свитки папируса, древние манускрипты, золотые маски. А на столе… знаменитая раскрашенная головка прекрасной Нефертити!
– Что это? – ахнул Павел.
– А то вы не знаете? – насмешливо протянул Домбоно. – Нефертити, жена фараона Эхнатона. Его Солнце.
Павел ничего не понимал. Но почему, почему жителя Мерое, пускай и верховного жреца, интересует жившая дико давно царица египетская? И ведь раскрашенная головка ее была найдена в закрытой мастерской скульптора Тутмоса из Амарны немецким археологом Людвигом Борхардтом…
– Все верно, – словно прочитал мысли Савельева Домбоно. – Тутмос сделал не одну копию. Одна волей судьбы оказалась в Мерое.
– Но вам-то она зачем? – продолжал недоумевать Павел.
Внезапно Домбоно встал из-за стола, подошел к Савельеву и с силой толкнул его.
– А не много ли вы на себя берете? К чему этот допрос?
От удара пуговица на воротничке рубашки Павла отскочила, и амулет Сигрид – серебряное солнце – выскользнул на свободу. Домбоно пристально смотрел на него. «Словно завороженный», – мелькнуло в голове у Савельева.
– Впрочем… Слушайте, – и верховный жрец кивнул Павлу на стул. – Что вас удивляет в этой головке, ведь вы увлекаетесь древностью, так скажите?
– У головы… – неуверенно начал Павел. – У головы только один глаз. Левый отсутствует.
– Да? – вздернул бровь Домбоно. – Так почему же вас удивляет то, что не удивило ни одного из ваших археологов?
– Да, – пробормотал Савельев. – Они решили, что скульптор Тутмос в спешке покинул свою мастерскую, оставив голову на столе незаконченной.
– Ага, все пять копий, – рассмеялся Домбоно. – А копий было пять. Слушайте…
Павел не мог, не имел права не записать его рассказ.
– Всмотрись внимательнее, чужак с амулетом Солнца. Голова Нефертити, вылепленная Тутмосом, говорит людям о том, что можно увидеть лишь половину картины, проводя разграничение между физической и духовной стороной жизни.
И верховный жрец напомнил Павлу о скульптурном изображении Эхнатона, которому тоже недостает одного глаза; он тоже может видеть лишь половину картины. Правда, у него-то, в отличие от Нефертити, отсутствует правый глаз.
Неудивительно, что головка Нефертити заинтересовала меройского жреца. Ведь он же медик! Савельев тоже сразу вспомнил, глядя на скульптуру, что женский мозг в большей степени контролирует левое полушарие, которое отвечает за слова, чувства и эмоции, в то время как у мужчин доминирует правое полушарие, определяющее предрасположенность мужчин к механике и технике.
– Пропавшие или принципиально отсутствующие глаза на скульптурах Эхнатона и Нефертити, очевидно, говорят нам о том, что человек представляет собой сразу тело и душу – Ка, но увидеть можно только одну половину, физическую сторону его сущности, – Домбоно внимательно глянул на Савельева: понимает ли, проникся ли красотой откровения.
Он проникся. А еще сразу вспомнил и египетские, и мероитские барельефы с профильным глазом у персонажей древней истории. Он изображается неправильно как полный глаз, в то время как в действительности человеческий глаз, если смотреть на него в профиль, должен выглядеть лишь как половина глаза. Эта кажущаяся художественная наивность заставила археологов поверить в то, что будто бы египтяне и мероиты не могли реалистично изображать человеческий профиль в двух измерениях, хотя они прекрасно справлялись с этим простым художественным приемом, когда высекали из камня колоссальные трехмерные изображения своих богов и фараонов. Особенно черных фараонов…
– Неужели же вы поверите в то, что наши древние предки не могли изобразить простой глаз на многочисленных рисунках и барельефах, несмотря на 3000 лет практики?
Павел покачал головой – все еще недоверчиво. И тут Домбоно встал из-за стола и бросил ему папирус, на котором была изображена… схема строения мозга и зрительной системы.
– Этому рисунку больше двух тысяч лет, – небрежно пояснил он. – Выполнен местными жрецами-лекарями.
«Он мог бы прооперировать остеому, – мелькнуло в голове у Павла. – Но почему же не решился?» Вслух Павел спросил совсем другое:
– Тогда почему же на многих древних рисунках человеческие фигуры изображены с двумя левыми руками, вместо одной левой и одной правой?
Домбоно улыбнулся. Улыбка превосходства. Улыбка посвященного во что-то далекое и удивительно тайное…
– Вы видели античные статуи? Античные римские статуи, изображающие лошадь и воина, принимают различные позы в зависимости от художественного замысла. Лошадь с приподнятой левой ногой указывает на то, что всадник пал в битве. Поднятая правая нога говорит о том, что в битве погибла лошадь. Лошадь, поднявшаяся на дыбы, означает, что и лошадь и всадник погибли в сражении. Все не случайно, чужеземец… Их двурукие рисунки таким же образом несут в себе некую дополнительную информацию, например, о том, что на картине изображен человек, который жив. Две левые руки по такой схеме означают, что в отличие от равновесия души и тела, существующего в период земного бытия, изображенный человек «весь душа» и, следовательно, в момент создания портрета он был физически мертв. – И Домбоно произнес странную фразу: – Нефертити при жизни была вся душой, как и наша нынешняя властительница…
И Павел все-таки решился:
– Вы могли прооперировать остеому, Домбоно? Скажите, ведь вы могли?
Домбоно развел руками в жреческом одеянии:
– Тогда, чужеземец, у всех вас не было бы шанса на спасение. Но – да, я мог…
– …Ну, и зачем ты вздумал записывать байки этого чертового Домбоно? – нахмурился Брет Филиппс, застав рано утром невесть откуда вернувшегося Савельева за странным занятием.
Павел оторвался от своих записей и улыбнулся.
– А кто ж меня знает! Может, потому что я разыскал ответ на загадку мероитки Нефертити…
Глава 23
ВСЕ ТАЙНОЕ СТАНОВИТСЯ ЯВНЫМ
«Мой милый, милый Павел! Если ты все-таки читаешь эти строчки, значит, все, произошло оно, неизбежное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58