Нервишки, мой дорогой, глупые нервишки шалят. Не беспокойся, мы выкарабкаемся…»
Такие разговоры велись уже сотни раз в этом мире и сотни раз люди покупались на них. Купится и Алик…
Савельев протиснул руку через прутья, пытаясь дотянуться до клетки, в которой сидела Вероника.
– Никусь, верь мне. Я… я также цепляюсь за жизнь, как и все вы…
Внизу его ждал Домбоно. Он бросил на Павла враждебный взгляд и махнул рукой в сторону крытой деревянной телеги, запряженной двумя рогатыми быками.
– Садитесь.
Савельев улыбнулся.
– «Скорая помощь» города Мерое?
– Что такое «скорая помощь»?
– Позже я обязательно объясню, Домбоно, – Павел взобрался в деревянный ящик, оказавшийся внутри более просторным, чем он предполагал. Домбоно сел рядом на обитую кожей скамью. М-да, в «скорой» люкса поменьше будет.
– Как дела у нашего пациента? – спросил Савельев.
– Мы еще раз внимательнейшим образом осмотрели его. Мы – это десять врачей. Вы правы, у мальчика опухоль.
– Значит, я победил в нашей дуэли, Домбоно?
– Богиня требует, чтобы вы лечили Мин-Ра!
– Я знаю. Мы вчера здорово с вашей богиней сцепились, – Савельев устроился поудобнее. Внезапно он понял, что никакой жертвенный алтарь бога дождя им пока что не грозит. – Мне точно понадобится помощь всех ваших богов. А также хирургические инструменты для удаления остеомы, зажимы, наркоз, лекарства. Нет, конечно, аппендикс можно и перочинным ножиком оттяпать, в России в сталинском ГУЛАГе врачи так и поступали, но остеома – это вам не слепая кишка. Пожалуйста, поговорите с вашими богами, пусть свяжутся со службой исполнения желаний.
– Вас следовало бы убить! – мрачно отозвался Домбоно, и его глаза полыхнули неприкрытой ненавистью.
– Кстати, я все хотел спросить вас, при первой встрече вы заговорили с нами по-английски. Откуда? – невозмутимо поинтересовался Савельев. – Все ж таки выезжали из благословенной Мерое?
– Нет! Но один англичанин как-то раз приблудился к нам. Зим эдак двадцать назад. И я решил выучить его язык. Через четыре года я свободно заговорил на этом языке.
– А потом?
– Шесть месяцев не было дождя, – Домбоно недобро усмехнулся. – А потом как заладят ливни на три недели, и наши поля расцвели вновь.
– И это через четыре года! – в ужасе прошептал Савельев.
– Что такое четыре зимы? Мы думаем в иных масштабах, – жестко отрезал Домбоно. – Вы ведь тоже не вечны… Кстати, по-меройски вы объясняетесь вполне сносно.
– Хотя и изучал его много больше, чем четыре зимы, – пробормотал Савельев.
– Спрашивается, для чего? – жрец был безжалостен.
– Наверное, для того чтобы понравиться богу дождя, – покаянно развел руками Павел.
…Все жрецы-лекари Мерое были заняты день и ночь, невыносимый зной буквально разрушал людей. Воды в резервуарах становилось все меньше, она превращалась в источник болезней для всего населения – по краям чаш оставался красноватый осадок. Простонародье Мерое уже начинало болеть. Но далеко не всегда стремилось попасть в «больницу».
На всей растительности в садах прекрасного города, на сикиморах, окаймлявших улицы, лежала удушливая пыль. Зеленые изгороди из тамарисков и других растений походили на истонченные скелеты; даже в лучших частях города пешие люди поднимали густые облака пыли; если же по раскаленной дороге проезжала колесница или телега, за ними следовал такой громадный столб серой пыли, что люди закрывали рот и глаза. Город постепенно превращался в немую, безотрадную пустыню. Каждый дом походил на раскаленную печь, и даже купание не приносило прохлады. Зреющие финики на деревьях стали покрываться наростами. Зараза настигала все живое, и тревога Домбоно возрастала. Верховный жрец становился все более раздражительным и угрюмым. Нет, он ничего не имел против Савельева, но сейчас просто не мог отвечать ему иначе…
Больница Мерое оказалась широким каменным домом, примыкавшим к храмовым постройкам. Что, собственно, и неудивительно, ведь жрецы как раз и были лекарями. Вероятно, в Мерое жили очень здоровые люди, большинство палат пустовало, коридоры стонали от одиночества. Пара мероиток-сиделок, испугавшись, бросилась прочь, едва заметив Савельева.
– Да не очень сейчас все здоровы, – вздохнул Домбоно. – Но нас, жрецов, и нашу больницу боятся.
В большом помещении, в центре которого стоял пустой стол, их уже ждали остальные жрецы-лекари. Молча, враждебно глядели они на чужеземца. На них так же, как и на Домбоно, были длинные, расшитые золотом одеяния, а на головах остроконечные колпаки с вышитыми змейками – символами мудрости.
– Ничего себе, операционная! – почти восторженно воскликнул Савельев, вымучивая улыбку. – И вся команда скальпеля и зажима! Как и у нас! Когда появляется главврач, за тошнотворно-белыми халатами больного уже не видно, – он обернулся к Домбоно. – Считайте, что впечатлили меня. Только где же кандидат в больные?
– Появится, – в голосе Домбоно прозвучали жесткие нотки, – вы увидите, как мы оперируем. Все готово. Мы покажем, на что способны мероиты.
Дверь громко хлопнула. В проеме появилась деревянная кровать на колесиках. Под одеялом с вышивкой солярных мотивов лежало нагое тело – юная женщина, испуганно поглядывающая на незнакомого белокожего человека. Хорошенькое, совсем еще детское личико покрывала нездоровая желтизна.
– Мы будем вырезать из ее тела мешочек, что совершенно забился камнями… – голосом профессора в учебной аудитории оповестил Домбоно Павла. Савельев вздрогнул, чувствуя, как побежали по лицу капельки холодного пота. В глазах молоденькой женщины плескался дикий страх.
– Домбоно, вы же сошли с ума! Вы окончательно рехнулись, бесповоротно! Вы не можете ее оперировать!
– Сейчас вы все сами увидите, – решительно махнул рукой Домбоно. Кровать подкатили к широкому «операционному» столу. – Мерое – земля чудес…
Глава 10
ТАЙНЫ ЧЕРНЫХ ФАРАОНОВ.
Продолжение
… Как же я ненавижу больницы.
В тот день, придя к Саньке, я чувствовал себя совершенно беспомощным.
Медсестра покачала головой с отравленными гидроперитом кудряшками и поджала тонкие, бескровные губы.
– С цветами нельзя, – наморщила она уныло-длинный нос. – Мне очень жаль, но с цветами никак нельзя.
Я внимательно посмотрел сначала на нее, потом на букет.
– Но ведь это всего лишь цветы.
– Сожалею, – повторила медсестра. – Но для меня это в первую очередь переносчики инфекции. Подождите, я принесу вазу, и мы оставим их здесь, – и схватив цветы, она бросилась куда-то по коридору.
Рядом со мной открылась дверь. Я вскинул глаза на санитара, катившего инвалидное кресло-каталку. В кресле сидел, весь скрючившись, мужчина моего возраста. Он смотрел по сторонам и ничего не видел, его взгляд уходил в пустоту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
Такие разговоры велись уже сотни раз в этом мире и сотни раз люди покупались на них. Купится и Алик…
Савельев протиснул руку через прутья, пытаясь дотянуться до клетки, в которой сидела Вероника.
– Никусь, верь мне. Я… я также цепляюсь за жизнь, как и все вы…
Внизу его ждал Домбоно. Он бросил на Павла враждебный взгляд и махнул рукой в сторону крытой деревянной телеги, запряженной двумя рогатыми быками.
– Садитесь.
Савельев улыбнулся.
– «Скорая помощь» города Мерое?
– Что такое «скорая помощь»?
– Позже я обязательно объясню, Домбоно, – Павел взобрался в деревянный ящик, оказавшийся внутри более просторным, чем он предполагал. Домбоно сел рядом на обитую кожей скамью. М-да, в «скорой» люкса поменьше будет.
– Как дела у нашего пациента? – спросил Савельев.
– Мы еще раз внимательнейшим образом осмотрели его. Мы – это десять врачей. Вы правы, у мальчика опухоль.
– Значит, я победил в нашей дуэли, Домбоно?
– Богиня требует, чтобы вы лечили Мин-Ра!
– Я знаю. Мы вчера здорово с вашей богиней сцепились, – Савельев устроился поудобнее. Внезапно он понял, что никакой жертвенный алтарь бога дождя им пока что не грозит. – Мне точно понадобится помощь всех ваших богов. А также хирургические инструменты для удаления остеомы, зажимы, наркоз, лекарства. Нет, конечно, аппендикс можно и перочинным ножиком оттяпать, в России в сталинском ГУЛАГе врачи так и поступали, но остеома – это вам не слепая кишка. Пожалуйста, поговорите с вашими богами, пусть свяжутся со службой исполнения желаний.
– Вас следовало бы убить! – мрачно отозвался Домбоно, и его глаза полыхнули неприкрытой ненавистью.
– Кстати, я все хотел спросить вас, при первой встрече вы заговорили с нами по-английски. Откуда? – невозмутимо поинтересовался Савельев. – Все ж таки выезжали из благословенной Мерое?
– Нет! Но один англичанин как-то раз приблудился к нам. Зим эдак двадцать назад. И я решил выучить его язык. Через четыре года я свободно заговорил на этом языке.
– А потом?
– Шесть месяцев не было дождя, – Домбоно недобро усмехнулся. – А потом как заладят ливни на три недели, и наши поля расцвели вновь.
– И это через четыре года! – в ужасе прошептал Савельев.
– Что такое четыре зимы? Мы думаем в иных масштабах, – жестко отрезал Домбоно. – Вы ведь тоже не вечны… Кстати, по-меройски вы объясняетесь вполне сносно.
– Хотя и изучал его много больше, чем четыре зимы, – пробормотал Савельев.
– Спрашивается, для чего? – жрец был безжалостен.
– Наверное, для того чтобы понравиться богу дождя, – покаянно развел руками Павел.
…Все жрецы-лекари Мерое были заняты день и ночь, невыносимый зной буквально разрушал людей. Воды в резервуарах становилось все меньше, она превращалась в источник болезней для всего населения – по краям чаш оставался красноватый осадок. Простонародье Мерое уже начинало болеть. Но далеко не всегда стремилось попасть в «больницу».
На всей растительности в садах прекрасного города, на сикиморах, окаймлявших улицы, лежала удушливая пыль. Зеленые изгороди из тамарисков и других растений походили на истонченные скелеты; даже в лучших частях города пешие люди поднимали густые облака пыли; если же по раскаленной дороге проезжала колесница или телега, за ними следовал такой громадный столб серой пыли, что люди закрывали рот и глаза. Город постепенно превращался в немую, безотрадную пустыню. Каждый дом походил на раскаленную печь, и даже купание не приносило прохлады. Зреющие финики на деревьях стали покрываться наростами. Зараза настигала все живое, и тревога Домбоно возрастала. Верховный жрец становился все более раздражительным и угрюмым. Нет, он ничего не имел против Савельева, но сейчас просто не мог отвечать ему иначе…
Больница Мерое оказалась широким каменным домом, примыкавшим к храмовым постройкам. Что, собственно, и неудивительно, ведь жрецы как раз и были лекарями. Вероятно, в Мерое жили очень здоровые люди, большинство палат пустовало, коридоры стонали от одиночества. Пара мероиток-сиделок, испугавшись, бросилась прочь, едва заметив Савельева.
– Да не очень сейчас все здоровы, – вздохнул Домбоно. – Но нас, жрецов, и нашу больницу боятся.
В большом помещении, в центре которого стоял пустой стол, их уже ждали остальные жрецы-лекари. Молча, враждебно глядели они на чужеземца. На них так же, как и на Домбоно, были длинные, расшитые золотом одеяния, а на головах остроконечные колпаки с вышитыми змейками – символами мудрости.
– Ничего себе, операционная! – почти восторженно воскликнул Савельев, вымучивая улыбку. – И вся команда скальпеля и зажима! Как и у нас! Когда появляется главврач, за тошнотворно-белыми халатами больного уже не видно, – он обернулся к Домбоно. – Считайте, что впечатлили меня. Только где же кандидат в больные?
– Появится, – в голосе Домбоно прозвучали жесткие нотки, – вы увидите, как мы оперируем. Все готово. Мы покажем, на что способны мероиты.
Дверь громко хлопнула. В проеме появилась деревянная кровать на колесиках. Под одеялом с вышивкой солярных мотивов лежало нагое тело – юная женщина, испуганно поглядывающая на незнакомого белокожего человека. Хорошенькое, совсем еще детское личико покрывала нездоровая желтизна.
– Мы будем вырезать из ее тела мешочек, что совершенно забился камнями… – голосом профессора в учебной аудитории оповестил Домбоно Павла. Савельев вздрогнул, чувствуя, как побежали по лицу капельки холодного пота. В глазах молоденькой женщины плескался дикий страх.
– Домбоно, вы же сошли с ума! Вы окончательно рехнулись, бесповоротно! Вы не можете ее оперировать!
– Сейчас вы все сами увидите, – решительно махнул рукой Домбоно. Кровать подкатили к широкому «операционному» столу. – Мерое – земля чудес…
Глава 10
ТАЙНЫ ЧЕРНЫХ ФАРАОНОВ.
Продолжение
… Как же я ненавижу больницы.
В тот день, придя к Саньке, я чувствовал себя совершенно беспомощным.
Медсестра покачала головой с отравленными гидроперитом кудряшками и поджала тонкие, бескровные губы.
– С цветами нельзя, – наморщила она уныло-длинный нос. – Мне очень жаль, но с цветами никак нельзя.
Я внимательно посмотрел сначала на нее, потом на букет.
– Но ведь это всего лишь цветы.
– Сожалею, – повторила медсестра. – Но для меня это в первую очередь переносчики инфекции. Подождите, я принесу вазу, и мы оставим их здесь, – и схватив цветы, она бросилась куда-то по коридору.
Рядом со мной открылась дверь. Я вскинул глаза на санитара, катившего инвалидное кресло-каталку. В кресле сидел, весь скрючившись, мужчина моего возраста. Он смотрел по сторонам и ничего не видел, его взгляд уходил в пустоту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58