После операции Корнхилла все здесь снова напоминало покинутый публикой цирк.
– Я остаюсь, девочка.
– Зачем? Корнхилл оставляет здесь полицейский наряд до утра.
– Вот я и вернусь с ними.
– Я боюсь, Анджей.
– Еще смешнее. Я не один. Да и нападение не повторится.
– Я боюсь Селесты, Анджей.
– Он друг, глупышка. Теперь уже наверняка можно сказать, что друг.
– И позволил стольких убить.
– Его нельзя судить, Яна, по законам нашей морали. Это не человек. Жизнь и смерть для него – информация. И все-таки он друг. Он позволил и еще одно – очень важное для уточнения контактов. Объяснения после – разговор долгий. А пока включи мои записи. Пленки не в сейфе у Смайли, а у меня в шкафчике. Вот ключ. Кое-что уяснишь. И скажи Корнхиллу: пусть меня не беспокоят.
Оставшись один, Рослов прислушивался минуту-другую, не войдет ли Смайли или инспектор полиции. Он даже приоткрыл дверь к причалу, но все было тихо. Потом раздался гудок отплывающего катера, и, облегченно вздохнув, Рослов захлопнул дверь. Теперь можно было ожидать прямого контакта с Селестой. Откликнется ли он, ответит ли? А у Рослова были вопросы, на которые он сам ответить не мог. Почему Селеста принял такое неожиданное решение? Правда, не совсем неожиданное: Рослов просил об этом. Но почему он согласился? Из запрограммированного любопытства к «осложненной» информации? А ведь он мог и не осложнять ее: довести до конца информативный обмен с Игер-Райтом, не переключая «игру» на Рослова, рефлективно среагировать на появление Корнхилла и позволить налетчикам уйти с необходимой им информацией. Сложилась явно проблемная ситуация. Требовалось принять одно из двух взаимно исключающих друг друга решений. Нужна была воля, личность. Селеста ее продемонстрировал. Понял ли он это и было ли это сознательной, хотя и подсказанной мыслью? Подсказанной Рословым, его отчаянным призывом к воле Селесты. Выполнялась ли этим уже измененная программа «поиска» информации или дополнительно программировались новые задачи?
Селеста ответил, как всегда, неожиданно и без «миражей»:
– Слишком много вопросов. Начинай по порядку.
– Почему ты согласился на подсказанный мной подмен?
– Интенсивность волны. Мысль высокой энергетической мощности и большой информационной чистоты.
– Но ты мог не согласиться, мог дать информацию, нужную Игер-Райту, и отпустить его с миром.
– Мог.
– Ты знал, о чем он собирается спрашивать?
– Знал.
– И сознательно не остановил эксперимента, когда я повел его по-своему?
– Да.
– Значит, ты знал и о моих планах, когда подключал мое сознание к твоему информарию?
– Знал.
– Тогда ты сделал выбор, а для выбора нужна воля. Ее не включили твои создатели в сумму идей, заложенных в программу. Следовательно, новая идея была заложена после. Я имею в виду выбор решения в проблемной ситуации.
– Да.
– С нашей помощью?
– С твоей.
– Спасибо. С расширением программы расширяется и область «поиска» информации, заключенной в контактах, в частности в разнообразной форме человеческих рассуждении. Ты можешь не только отвечать, но и задавать вопросы, а получая ответы, принимать решения. Для таких решений нужен критерий.
– Он есть.
– Какой?
– Твой. Я совершенствуюсь.
– Тем лучше. Тогда подключи меня к Игер-Райту. В твоих контактах с человечеством полезно знать не только друга, но и врага.
– Он сейчас спит.
– Где?
– На яхте. В Норфолке их ждет самолет – собственный, сверхскоростной.
– Кого «их»?
– Их двое. Он и Кордона. С пилотом самолета они уже связались по радио. Тотчас же по прибытии в Норфолк вылетят в Лос-Анджелес. Там Кордона исчезнет, а Игер-Райт прямо с аэродрома проследует на виллу в Санта-Барбару.
– Когда он прибудет?
– К утру.
– Подключи меня тотчас же. А пока я прилягу в дежурке радиста…
Рослов проснулся от сильных ударов по телу на резиновой кушетке, возле мраморного бассейна в полу в ослепительно белой ванной. Массажист «работал» над его поясничными мышцами.
– Вот что значит спать сидя, шеф, – сказал он, сильно и ловко поворачивая Рослова на бок.
И тут-то Рослов увидел свое – вернее, не свое – тело, более крупное, упитанное и волосатое. Он хотел тронуть подбородок и не мог: рука не повиновалась его мысли, но по тому, как провел рукой массажист по его шее, он понял, что и привычная борода исчезла. Теперь он понял, что «подключен» к Игер-Райту, который думал о другом, не сознавая своей связи с Рословым: два сознания, две личности. Одной принадлежит тело и окружающий мир, другая подключена к ней, как универсальный видеофон. Трэси мыслит и действует, ничего не зная о близости Рослова, Рослов контролирует все его мысли и действия, не имея возможности ничему помешать. Ему уже давно надоел массаж, но он бессилен сказать «хватит!», а вместо этого, покорно подставляя свое тело шлепкам, спрашивает чужим, хрипловатым голосом:
– Что ты сказал репортерам?
– Что вас только что привезли из клиники и врач разрешил теплую ванну и массажные процедуры.
– Что они спрашивали?
– Какой массаж: лечебный или обычный? Я сказал, что доктор Хис предпочитает обычный и считает вчерашний инцидент чистой случайностью, не угрожающей состоянию здоровья.
– Книжно изъясняешься. Отрепетируй попроще. Хис здесь?
– Ждет в приемной. Вместе с ним тип в золотых очках и с недозревшей бородкой.
– Пусть подождет. Позови Хиса.
«Интересно, когда Трэси привезли из клиники и почему из клиники, связан ли Хис с клиникой и зачем Хис вообще?» – подумал Рослов, а голый человек на кушетке тоже подумал: «Хис не спешит. Хороший признак».
Хис, тучный, представительный мужчина, нежно-розовый, несмотря на свои пятьдесят, действительно не спешил. Вошел с чувством профессионального достоинства и сел на табурет массажиста без приглашения, положив в ноги лежавшему пачку пухлых двухцветных газет.
– Вчерашние вечерние? – спросил Трэси.
– Есть и вечерние.
– Прочти вслух. Я без очков.
Хис развернул газету и прочел на первой странице:
– «Финансист отменяет прием. За несколько минут до появления гостей на вилле Джошуа Игер-Райта его увозят в частную клинику доктора Хиса. Острая боль в области грудной клетки. Однако боль скоро проходит, и специальные кардиологические исследования не обнаруживают серьезных нарушений сердечной деятельности. Доктор Хис и дежурный персонал клиники успокаивают друзей больного: „К утру профессор будет уже дома, а пока сон, сон, сон“».
«Почему профессор?» – мысленно спросил Рослов, а Игер-Райт спросил устно:
– А что в утренних?
– То же самое, шеф. Финансовый обозреватель Джони Листок даже позволяет себе пошутить: «В связи с внезапным заболеванием Джошуа Игер-Райта держатели акций сомалийских радиоактивных руд обеспокоились, не вызвана ли болезнь упорно циркулирующими слухами о предстоящем понижении этих акций на бирже в Нью-Йорке?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
– Я остаюсь, девочка.
– Зачем? Корнхилл оставляет здесь полицейский наряд до утра.
– Вот я и вернусь с ними.
– Я боюсь, Анджей.
– Еще смешнее. Я не один. Да и нападение не повторится.
– Я боюсь Селесты, Анджей.
– Он друг, глупышка. Теперь уже наверняка можно сказать, что друг.
– И позволил стольких убить.
– Его нельзя судить, Яна, по законам нашей морали. Это не человек. Жизнь и смерть для него – информация. И все-таки он друг. Он позволил и еще одно – очень важное для уточнения контактов. Объяснения после – разговор долгий. А пока включи мои записи. Пленки не в сейфе у Смайли, а у меня в шкафчике. Вот ключ. Кое-что уяснишь. И скажи Корнхиллу: пусть меня не беспокоят.
Оставшись один, Рослов прислушивался минуту-другую, не войдет ли Смайли или инспектор полиции. Он даже приоткрыл дверь к причалу, но все было тихо. Потом раздался гудок отплывающего катера, и, облегченно вздохнув, Рослов захлопнул дверь. Теперь можно было ожидать прямого контакта с Селестой. Откликнется ли он, ответит ли? А у Рослова были вопросы, на которые он сам ответить не мог. Почему Селеста принял такое неожиданное решение? Правда, не совсем неожиданное: Рослов просил об этом. Но почему он согласился? Из запрограммированного любопытства к «осложненной» информации? А ведь он мог и не осложнять ее: довести до конца информативный обмен с Игер-Райтом, не переключая «игру» на Рослова, рефлективно среагировать на появление Корнхилла и позволить налетчикам уйти с необходимой им информацией. Сложилась явно проблемная ситуация. Требовалось принять одно из двух взаимно исключающих друг друга решений. Нужна была воля, личность. Селеста ее продемонстрировал. Понял ли он это и было ли это сознательной, хотя и подсказанной мыслью? Подсказанной Рословым, его отчаянным призывом к воле Селесты. Выполнялась ли этим уже измененная программа «поиска» информации или дополнительно программировались новые задачи?
Селеста ответил, как всегда, неожиданно и без «миражей»:
– Слишком много вопросов. Начинай по порядку.
– Почему ты согласился на подсказанный мной подмен?
– Интенсивность волны. Мысль высокой энергетической мощности и большой информационной чистоты.
– Но ты мог не согласиться, мог дать информацию, нужную Игер-Райту, и отпустить его с миром.
– Мог.
– Ты знал, о чем он собирается спрашивать?
– Знал.
– И сознательно не остановил эксперимента, когда я повел его по-своему?
– Да.
– Значит, ты знал и о моих планах, когда подключал мое сознание к твоему информарию?
– Знал.
– Тогда ты сделал выбор, а для выбора нужна воля. Ее не включили твои создатели в сумму идей, заложенных в программу. Следовательно, новая идея была заложена после. Я имею в виду выбор решения в проблемной ситуации.
– Да.
– С нашей помощью?
– С твоей.
– Спасибо. С расширением программы расширяется и область «поиска» информации, заключенной в контактах, в частности в разнообразной форме человеческих рассуждении. Ты можешь не только отвечать, но и задавать вопросы, а получая ответы, принимать решения. Для таких решений нужен критерий.
– Он есть.
– Какой?
– Твой. Я совершенствуюсь.
– Тем лучше. Тогда подключи меня к Игер-Райту. В твоих контактах с человечеством полезно знать не только друга, но и врага.
– Он сейчас спит.
– Где?
– На яхте. В Норфолке их ждет самолет – собственный, сверхскоростной.
– Кого «их»?
– Их двое. Он и Кордона. С пилотом самолета они уже связались по радио. Тотчас же по прибытии в Норфолк вылетят в Лос-Анджелес. Там Кордона исчезнет, а Игер-Райт прямо с аэродрома проследует на виллу в Санта-Барбару.
– Когда он прибудет?
– К утру.
– Подключи меня тотчас же. А пока я прилягу в дежурке радиста…
Рослов проснулся от сильных ударов по телу на резиновой кушетке, возле мраморного бассейна в полу в ослепительно белой ванной. Массажист «работал» над его поясничными мышцами.
– Вот что значит спать сидя, шеф, – сказал он, сильно и ловко поворачивая Рослова на бок.
И тут-то Рослов увидел свое – вернее, не свое – тело, более крупное, упитанное и волосатое. Он хотел тронуть подбородок и не мог: рука не повиновалась его мысли, но по тому, как провел рукой массажист по его шее, он понял, что и привычная борода исчезла. Теперь он понял, что «подключен» к Игер-Райту, который думал о другом, не сознавая своей связи с Рословым: два сознания, две личности. Одной принадлежит тело и окружающий мир, другая подключена к ней, как универсальный видеофон. Трэси мыслит и действует, ничего не зная о близости Рослова, Рослов контролирует все его мысли и действия, не имея возможности ничему помешать. Ему уже давно надоел массаж, но он бессилен сказать «хватит!», а вместо этого, покорно подставляя свое тело шлепкам, спрашивает чужим, хрипловатым голосом:
– Что ты сказал репортерам?
– Что вас только что привезли из клиники и врач разрешил теплую ванну и массажные процедуры.
– Что они спрашивали?
– Какой массаж: лечебный или обычный? Я сказал, что доктор Хис предпочитает обычный и считает вчерашний инцидент чистой случайностью, не угрожающей состоянию здоровья.
– Книжно изъясняешься. Отрепетируй попроще. Хис здесь?
– Ждет в приемной. Вместе с ним тип в золотых очках и с недозревшей бородкой.
– Пусть подождет. Позови Хиса.
«Интересно, когда Трэси привезли из клиники и почему из клиники, связан ли Хис с клиникой и зачем Хис вообще?» – подумал Рослов, а голый человек на кушетке тоже подумал: «Хис не спешит. Хороший признак».
Хис, тучный, представительный мужчина, нежно-розовый, несмотря на свои пятьдесят, действительно не спешил. Вошел с чувством профессионального достоинства и сел на табурет массажиста без приглашения, положив в ноги лежавшему пачку пухлых двухцветных газет.
– Вчерашние вечерние? – спросил Трэси.
– Есть и вечерние.
– Прочти вслух. Я без очков.
Хис развернул газету и прочел на первой странице:
– «Финансист отменяет прием. За несколько минут до появления гостей на вилле Джошуа Игер-Райта его увозят в частную клинику доктора Хиса. Острая боль в области грудной клетки. Однако боль скоро проходит, и специальные кардиологические исследования не обнаруживают серьезных нарушений сердечной деятельности. Доктор Хис и дежурный персонал клиники успокаивают друзей больного: „К утру профессор будет уже дома, а пока сон, сон, сон“».
«Почему профессор?» – мысленно спросил Рослов, а Игер-Райт спросил устно:
– А что в утренних?
– То же самое, шеф. Финансовый обозреватель Джони Листок даже позволяет себе пошутить: «В связи с внезапным заболеванием Джошуа Игер-Райта держатели акций сомалийских радиоактивных руд обеспокоились, не вызвана ли болезнь упорно циркулирующими слухами о предстоящем понижении этих акций на бирже в Нью-Йорке?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79