Аллахом мне клялся, что до дуэли Сашку пальцем не тронет. И посему я предлагаю немедленно приступить к делу – не терпится мне на Поварскую улицу попасть и все увидеть собственными глазами.
И взглянул на меня, как на мертвого уже.
– Это мы посмотрим, – пришлось мне усмехнуться, – кто в белых одеждах вокруг бомбы шаманить будет! – Я – человек с понятием и потому обещаю, тебе, Валерий Анатольевич, установить в твою честь мемориальную доску на фронтоне дома Михаила Иосифовича. Погиб, мол, такой-то и такой герой за Хрупкую Вечность со всеми своими потрохами и извилинами. Точно установлю, если бомба, конечно, существует...
– Ты что, сомневаешься в ее существовании!? – ужаснулся Веретенников.
– Да, сомневаюсь. Баклажан ее придумал, чтобы тебя с Кучкиным приручить...
– Так Анастасия же подтвердила, что слышала о ней от Сома Никитина?
– Чепуха. Она тогда с пол-оборота врубилась, – выдал я наобум. – Поняла, что эта сказка играет ей на руку.
Раздосадованный неверием в бомбу, Валерка импульсивно подался ко мне, желая надавать тумаков, но пистолет, гревшийся я в моей руке, сдержал его.
– Кстати, а где твоя "Гюрза"? – спросил я, когда кандидат в члены секты сделал равнодушное лицо.
– Отдал на сохранение Иннокентию Александровичу, – ответил Валерий бесцветным голосом. – Ну, что пойдем?
Последние слова адресовались Кучкину. Тот, потянулся, посидел немного, собираясь с мыслями и настраиваясь, затем потребовал у меня пистолет с тремя обоймами. Я вынул заказанное из рюкзака, на котором все это время сидел, и протянул Сашке.
Приняв и проверив оружие, Сашка подмигнул мне и предложил выпить на дорогу. Я согласился и попросил Синичкину подать нам вина. Первый отпил треть бутылки Веретенников, затем то же самое сделал я. Сашка же хлебнул пару глотков и, сказав, что оставшееся выпьет перед дуэлью ("потому как пьяный глаз у меня намного вернее трезвого"), вылез из канавы и пошел к берлоге Али-Бабая. Следом за ним, сбивая пыль с испачкавшейся сзади маечки, побрел Веретенников.
Проводя их взглядом, Синичкина присела передо мной на колени, и спросила, загадочно улыбаясь и поглаживая свое бедро:
– Я твоя рабыня?
– Ну, рабыня... – подтвердил я, насторожившись.
– Ты сейчас что-нибудь хочешь от меня?
– Да нет, не хочу пока. Сейчас в логове кино будет, хотелось бы посмотреть, – и, выглянув, из канавы увидел, что Веретенников с Кучкиным пьют прямо из ручья.
– Тогда выполни мою просьбу...
– Я тебя внимательно слушаю.
Веретенников с Кучкиным, напившись воды, говорили о чем-то. Наверное, об использовании перистых облаков в перинно-подушечной промышленности Таджикистана.
– Нет, сначала пообещай, во-первых, выполнить в точности все, что я попрошу и, во вторых, до тех пор, как мы выберемся отсюда, ничего не спрашивать.
– Ну, обещаю, – согласился я. – Давай быстрее, что там у тебя?
Через минуту мой рот широко распахнулся от изумления: Синичкина, покопавшись в рюкзаке, достала и протянула мне... новенькую плетку-семихвостку, совсем мяконькую и без узлов. Затем вынула из кармана брюк узелочек с алмазами, развязала его, спеша и нервничая, и тотчас же вперилась в сверкающие каменья глазами, тотчас ставшимися совершенно бессмысленными. Напитавшись их блеском, стянула с себя синенькую маечку (груди освобожденные заволновались, да так, что я на мгновение забыл обо всем на свете), расстелила перед собой на дне канавы и принялась раскладывать на ней алмазы. Не спеша, с какой-то особой торжественностью в движениях. Через минуту между нами сверкал крест из тринадцати камней. Полностью завороженная им, Синичкина замедленными сомнамбулическими движениями стянула джинсы и трусики и, оставшись, в чем мать родила, уселась перед сияющим знаком на колени. И что-то непонятное забормотала типа "О, алмазы Вселенной!", "Я есмь Анастасия" и тому подобные тары-бары-растабары.
Придя в себя, точнее, поверив своим глазам, я хотел, было, поинтересоваться состоянием ее здоровья, но как раз в это время хлопнул выстрел. Стреляли явно из засады Баклажана. Выглянув из канавы, я увидел Веретенникова с Кучкиным. Они бежали от ручья к берлоге Али-Бабая. "Баклажан им под ноги пулю влепил, чтобы поторапливались", – пришло мне в голову. А Синичкина, перестав бормотать, склонилась над алмазами и приказала мне глухим голосом:
– Бей меня!
– Ты что, свихнулась? – вскричал я, ошарашенный. – Женщину, да еще голую, плеткой сечь? Не, я не извращенец!
– Бей, бей, бей, – завопила диким голосом Синичкина. – Ты же обещал делать все, что я попрошу!
Ну, я и хлестанул по спине в полсилы. Она, недовольная, взметнула на полоумные, полные слез глаза и прокричала умоляюще:
– Бей сильнее, прошу тебя, бей сильнее!
Я продолжал отнекиваться, отворачивался, но после третьей или четвертой просьбы ее безумие и злость вселились в меня. И, сорвавшись, я застегал ее белое тело со всех сил.
...Кончилась эта дикая сцена тем, что девушка, лишившись чувств, упала на алмазы. С минуту она – спина вся в красных плеточных полосах – лежала неподвижно. Потом поднялась с двумя алмазами, приклеившимися к коже (один к правой груди, другой – к животику), и уставилась на меня равнодушными глазами.
– Оклемалась? – спросил я срывающимся от возбуждения голосом. – Если не секрет, чем занималась? Что, короче, мастурбировала?
– Гадала на будущее... – ответила механически. – Эти предчувствия меня замучили...
– Ну и как? Кто победит – Спартак или Ермак?
– Ничего определенного, – сказала, натягивая маечку. – Непонятно, кто выиграет, и что конкретно надо делать. Ясно одно – меня похоронят, но без особых последствий. Просто плохо бил... Да и я не в форме...
– Так значит, ты – гадалка на камнях... То есть ведьма, – уже довольно спокойно резюмировал я только что увиденное и услышанное... – Я торчу! Каменный век!
– Дурак! – пожалела меня Синичкина. – Будущее – это всегда самая ценная вещь для человека.
– Ты права. Если хочешь, то можем и повторить экскурсию в завтрашний день... – предложил я, постегивая плеткой свою коленку. – Только узнай еще, пожалуйста, что у меня будет сегодня на ужин.
– Гадать можно только раз в месяц... – проговорила Синичкина, натягивая брюки. – И то не каждый.
– Шаманишь, значит, – пробормотал я, продолжая осознавать увиденное и услышанное, присовокупив к нему то, что знал раньше. – А клиентура какая? Небось, шарлатаны с мошенниками?
– Я еще не практиковала, алмазов не было. А у моих предшественниц в прихожих одни президенты, да короли с магнатами и олигархами толпились, – усмехнулась девушка.
– И как, успешно топтались?
– Еще как! Потом как-нибудь расскажу.
– "Потом" у нас с тобой может и не быть, – вздохнул я. – А почему ты в штольне не гадала? Алмазы-то ведь были?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
И взглянул на меня, как на мертвого уже.
– Это мы посмотрим, – пришлось мне усмехнуться, – кто в белых одеждах вокруг бомбы шаманить будет! – Я – человек с понятием и потому обещаю, тебе, Валерий Анатольевич, установить в твою честь мемориальную доску на фронтоне дома Михаила Иосифовича. Погиб, мол, такой-то и такой герой за Хрупкую Вечность со всеми своими потрохами и извилинами. Точно установлю, если бомба, конечно, существует...
– Ты что, сомневаешься в ее существовании!? – ужаснулся Веретенников.
– Да, сомневаюсь. Баклажан ее придумал, чтобы тебя с Кучкиным приручить...
– Так Анастасия же подтвердила, что слышала о ней от Сома Никитина?
– Чепуха. Она тогда с пол-оборота врубилась, – выдал я наобум. – Поняла, что эта сказка играет ей на руку.
Раздосадованный неверием в бомбу, Валерка импульсивно подался ко мне, желая надавать тумаков, но пистолет, гревшийся я в моей руке, сдержал его.
– Кстати, а где твоя "Гюрза"? – спросил я, когда кандидат в члены секты сделал равнодушное лицо.
– Отдал на сохранение Иннокентию Александровичу, – ответил Валерий бесцветным голосом. – Ну, что пойдем?
Последние слова адресовались Кучкину. Тот, потянулся, посидел немного, собираясь с мыслями и настраиваясь, затем потребовал у меня пистолет с тремя обоймами. Я вынул заказанное из рюкзака, на котором все это время сидел, и протянул Сашке.
Приняв и проверив оружие, Сашка подмигнул мне и предложил выпить на дорогу. Я согласился и попросил Синичкину подать нам вина. Первый отпил треть бутылки Веретенников, затем то же самое сделал я. Сашка же хлебнул пару глотков и, сказав, что оставшееся выпьет перед дуэлью ("потому как пьяный глаз у меня намного вернее трезвого"), вылез из канавы и пошел к берлоге Али-Бабая. Следом за ним, сбивая пыль с испачкавшейся сзади маечки, побрел Веретенников.
Проводя их взглядом, Синичкина присела передо мной на колени, и спросила, загадочно улыбаясь и поглаживая свое бедро:
– Я твоя рабыня?
– Ну, рабыня... – подтвердил я, насторожившись.
– Ты сейчас что-нибудь хочешь от меня?
– Да нет, не хочу пока. Сейчас в логове кино будет, хотелось бы посмотреть, – и, выглянув, из канавы увидел, что Веретенников с Кучкиным пьют прямо из ручья.
– Тогда выполни мою просьбу...
– Я тебя внимательно слушаю.
Веретенников с Кучкиным, напившись воды, говорили о чем-то. Наверное, об использовании перистых облаков в перинно-подушечной промышленности Таджикистана.
– Нет, сначала пообещай, во-первых, выполнить в точности все, что я попрошу и, во вторых, до тех пор, как мы выберемся отсюда, ничего не спрашивать.
– Ну, обещаю, – согласился я. – Давай быстрее, что там у тебя?
Через минуту мой рот широко распахнулся от изумления: Синичкина, покопавшись в рюкзаке, достала и протянула мне... новенькую плетку-семихвостку, совсем мяконькую и без узлов. Затем вынула из кармана брюк узелочек с алмазами, развязала его, спеша и нервничая, и тотчас же вперилась в сверкающие каменья глазами, тотчас ставшимися совершенно бессмысленными. Напитавшись их блеском, стянула с себя синенькую маечку (груди освобожденные заволновались, да так, что я на мгновение забыл обо всем на свете), расстелила перед собой на дне канавы и принялась раскладывать на ней алмазы. Не спеша, с какой-то особой торжественностью в движениях. Через минуту между нами сверкал крест из тринадцати камней. Полностью завороженная им, Синичкина замедленными сомнамбулическими движениями стянула джинсы и трусики и, оставшись, в чем мать родила, уселась перед сияющим знаком на колени. И что-то непонятное забормотала типа "О, алмазы Вселенной!", "Я есмь Анастасия" и тому подобные тары-бары-растабары.
Придя в себя, точнее, поверив своим глазам, я хотел, было, поинтересоваться состоянием ее здоровья, но как раз в это время хлопнул выстрел. Стреляли явно из засады Баклажана. Выглянув из канавы, я увидел Веретенникова с Кучкиным. Они бежали от ручья к берлоге Али-Бабая. "Баклажан им под ноги пулю влепил, чтобы поторапливались", – пришло мне в голову. А Синичкина, перестав бормотать, склонилась над алмазами и приказала мне глухим голосом:
– Бей меня!
– Ты что, свихнулась? – вскричал я, ошарашенный. – Женщину, да еще голую, плеткой сечь? Не, я не извращенец!
– Бей, бей, бей, – завопила диким голосом Синичкина. – Ты же обещал делать все, что я попрошу!
Ну, я и хлестанул по спине в полсилы. Она, недовольная, взметнула на полоумные, полные слез глаза и прокричала умоляюще:
– Бей сильнее, прошу тебя, бей сильнее!
Я продолжал отнекиваться, отворачивался, но после третьей или четвертой просьбы ее безумие и злость вселились в меня. И, сорвавшись, я застегал ее белое тело со всех сил.
...Кончилась эта дикая сцена тем, что девушка, лишившись чувств, упала на алмазы. С минуту она – спина вся в красных плеточных полосах – лежала неподвижно. Потом поднялась с двумя алмазами, приклеившимися к коже (один к правой груди, другой – к животику), и уставилась на меня равнодушными глазами.
– Оклемалась? – спросил я срывающимся от возбуждения голосом. – Если не секрет, чем занималась? Что, короче, мастурбировала?
– Гадала на будущее... – ответила механически. – Эти предчувствия меня замучили...
– Ну и как? Кто победит – Спартак или Ермак?
– Ничего определенного, – сказала, натягивая маечку. – Непонятно, кто выиграет, и что конкретно надо делать. Ясно одно – меня похоронят, но без особых последствий. Просто плохо бил... Да и я не в форме...
– Так значит, ты – гадалка на камнях... То есть ведьма, – уже довольно спокойно резюмировал я только что увиденное и услышанное... – Я торчу! Каменный век!
– Дурак! – пожалела меня Синичкина. – Будущее – это всегда самая ценная вещь для человека.
– Ты права. Если хочешь, то можем и повторить экскурсию в завтрашний день... – предложил я, постегивая плеткой свою коленку. – Только узнай еще, пожалуйста, что у меня будет сегодня на ужин.
– Гадать можно только раз в месяц... – проговорила Синичкина, натягивая брюки. – И то не каждый.
– Шаманишь, значит, – пробормотал я, продолжая осознавать увиденное и услышанное, присовокупив к нему то, что знал раньше. – А клиентура какая? Небось, шарлатаны с мошенниками?
– Я еще не практиковала, алмазов не было. А у моих предшественниц в прихожих одни президенты, да короли с магнатами и олигархами толпились, – усмехнулась девушка.
– И как, успешно топтались?
– Еще как! Потом как-нибудь расскажу.
– "Потом" у нас с тобой может и не быть, – вздохнул я. – А почему ты в штольне не гадала? Алмазы-то ведь были?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102