Не знаю, почему я нарисовал его здесь. Мне просто показалось, что это правильно.
– Мы сейчас же отправимся туда, в эту часть Детройта – и выясним все сами. Вы были избраны в качестве переводчика, Айра. Вас вела Душа Солнца – Золото в Чаше. Оно пребывает в Мелиссе, но временами говорит и с вами. Пойдемте – на крыше…
– Подождите, – сказала Мелисса, вскинув голову и словно прислушиваясь к чему-то, слышному только ей. – Мне кажется, надо взять с собой немного бульона.
Ньерца удивленно посмотрел на нее.
– Бульона? У меня есть доступ к правительственным запасам продовольствия. Мы не нуждаемся…
– Бульон. Я где-то видела консервы с куриным супом. Я налью его в термос.
Пейменц посмотрел на Ньерцу и пожал плечами.
Сначала нас ждал короткий, выворачивающий внутренности стремительный вертолетный рейс до частного аэродрома в эвкалиптовой роще в округе Марин, за ним последовал не менее стремительный, но уже более комфортный перелет на частном реактивном самолете до Детройта. Полет все не кончался; я чувствовал себя дезориентированным, потрясенным. Мелисса попросту спала. Пейменц не отвечал ни на один из моих вопросов. «Давай сначала посмотрим», – вот и все, что он соизволил мне сказать.
Моросящий вечер в пуленепробиваемом лимузине. Объезжая брошенные посреди шоссе машины и обломки разрушенных зданий, наш автомобиль приближался к заброшенному нефтеперегонному заводу на окраине Детройта. С деревьев, росших рядом с дорогой, спрыгнул Молольщик и поскакал к нам, каждым приближающимся прыжком заставляя мое сердце бухать все громче. Лимузин со скрежетом остановился – Молольщик блокировал нам дорогу в сотне футов впереди. Когда он, пыхтя, начал приближаться к нам, Ньерца сказал:
– Жмите на газ – поезжайте прямо на него!
Водитель – тот самый Мимбала, который вел вертолет – с сомнением покачал головой, но повиновался. Он запустил мотор, и мы с ревом понеслись на Молольщика – который прыгнул прямо в воздух за какое-то мгновение до того, как мы должны были в него врезаться. Я не видел, как он приземлился после первого прыжка, но несколькими секундами позже демон был уже на расстоянии, большими скачками удаляясь прочь.
Я заметил тень Крокодиана, колыхавшуюся над обочиной дороги, словно он «вел» нас сверху; меньше чем в четверти мили позади за нами плыл по воздуху Паук, словно пух какого-то адского одуванчика. Но ни один из них не осмеливался приблизиться.
Снова Мелисса и Золото в Чаше.
Пейменц, подсвечивая себе фонариком, рассматривал мой рисунок, сравнивая его с картой местности. Он указал на отходящую от шоссе гравийную дорогу; она была перегорожена стальными воротами, закрытыми на цепь.
– Туда!
Мы уже проехали поворот, пришлось останавливаться и сдавать назад. Выйдя из машины, Мимбала сбил замок с помощью большой кувалды и зубила, которые достал из багажника, затем вновь сел за руль и въехал в ворота.
– Ничего не трогайте, – сказал Пейменц, когда мы вышли из лимузина. Мы находились среди выглядевших заброшенными шлакоблочных строений в тени ржавеющего нефтеперегонного завода. – Этот район сейчас в запустении; здесь была промышленная авария. Помните – почти в то же время, что и в Геркулесе? Около тысячи двухсот человек погибли в токсичном облаке. А сколько с тех пор погибло в окрестностях, я даже не знаю.
Мы оглядели темные, не поддающиеся определению строения – и тут увидели, как из дверного проема выступил слегка фосфоресцирующий силуэт человека. Это был Мендель. Теперь на нем была средневековая кольчуга, а также плащ: красный крест на белом фоне. Он сделал жест, подзывая нас к себе.
Потом Мендель повернулся и пропал, растворившись в закрытой двери. Мы поспешили к ней и обнаружили, что она заперта на два замка. Вновь за дело взялся Мимбала со своим зубилом. Он долго и мучительно громко молотил кувалдой, и эхо отдавалось в заброшенных зданиях вокруг. Я был уверен, что этот ужасающий грохот приведет к нам кого-нибудь – или что-нибудь. Но никто не появился.
Наконец дверь была открыта, и мы вошли. Внутри оказалась лестница, освещенная тусклым неприятным желтым светом, ведущая куда-то под землю.
Глубоко под землю. Мы спустились на десять пролетов, когда перед нами предстала еще одна дверь; за ней открывалось нечто вроде вестибюля, в котором находилось каменное сооружение – это была мастаба из какого-то красноватого камня, но построенная совсем недавно: репродукция низких, с наклонными стенками, продолговатых сооружений, служивших входами в древние египетские гробницы. Спереди на ее двери были высечены изображения египетских богов в иероглифическом стиле – на одной створке изображение Сета, а на другой…
– Этого я не узнаю, – сказал я.
– Омонет, – сказала Мелисса. – Владычица бесконечности.
– А вот это, – я показал на соседние изображения, – это же геометические символы, пентаграммы, символы из каббалы; они не сочетаются с египетскими. Здесь все смешано в одну кучу!
– Собственно говоря, здесь ничего не напутано, – сказал Пейменц. – Это символы из различных культур, но все они означают одно и то же. И то, что отображено символически в иероглифике, повторяется вот здесь, в тексте. – Он указал на надпись над дверью. – Это, я полагаю, на шумерском… А вот это я могу прочесть – это древнегреческий. Речь идет о простой обменной операции: «Темному богу мы отдаем жизнь; от темного бога мы получаем жизнь».
У Ньерцы вид мастабы, казалось, вызывал нетерпение. Он махнул рукой, и Мимбала, тоже все больше нервничавший, принялся открывать эту последнюю дверь, которая была сделана из свилеватого темного дерева.
Несколько ударов зубила – и темная дверь распахнулась внутрь, открыв за собой несколько каменных ступеней, ведущих вниз, к короткому бетонному коридору и еще одной двери, металлической, выкрашенной голубой краской и освещенной лампочкой над верхним косяком. Эта дверь была не заперта, она вела в просторное подземелье – огромное, как футбольное поле.
Мы вошли в помещение, пытаясь окинуть его одним взглядом. Оно было залито резким светом флюоресцентных ламп под потолком, настолько низким, что Ньерце пришлось пригнуться. Под лампами располагались сотни больничных коек на колесиках; на каждой койке виднелась лежащая фигура мужчины или женщины, по всем признакам мертвых. На них была обычная уличная одежда, их кожа казалась серой; на некоторых виднелись нити паутины. Однако в них не было заметно никаких признаков разложения. Откуда-то доносилось гудение мощных вентиляторов, слышался шорох искусственного потока воздуха.
– Эти люди… – сказала Мелисса. – Они лежат так тихо… Они что, мертвые?
– Не думаю, – сказал Ньерца. – Они спят, и более чем спят – это нечто вроде временного прекращения жизнедеятельности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
– Мы сейчас же отправимся туда, в эту часть Детройта – и выясним все сами. Вы были избраны в качестве переводчика, Айра. Вас вела Душа Солнца – Золото в Чаше. Оно пребывает в Мелиссе, но временами говорит и с вами. Пойдемте – на крыше…
– Подождите, – сказала Мелисса, вскинув голову и словно прислушиваясь к чему-то, слышному только ей. – Мне кажется, надо взять с собой немного бульона.
Ньерца удивленно посмотрел на нее.
– Бульона? У меня есть доступ к правительственным запасам продовольствия. Мы не нуждаемся…
– Бульон. Я где-то видела консервы с куриным супом. Я налью его в термос.
Пейменц посмотрел на Ньерцу и пожал плечами.
Сначала нас ждал короткий, выворачивающий внутренности стремительный вертолетный рейс до частного аэродрома в эвкалиптовой роще в округе Марин, за ним последовал не менее стремительный, но уже более комфортный перелет на частном реактивном самолете до Детройта. Полет все не кончался; я чувствовал себя дезориентированным, потрясенным. Мелисса попросту спала. Пейменц не отвечал ни на один из моих вопросов. «Давай сначала посмотрим», – вот и все, что он соизволил мне сказать.
Моросящий вечер в пуленепробиваемом лимузине. Объезжая брошенные посреди шоссе машины и обломки разрушенных зданий, наш автомобиль приближался к заброшенному нефтеперегонному заводу на окраине Детройта. С деревьев, росших рядом с дорогой, спрыгнул Молольщик и поскакал к нам, каждым приближающимся прыжком заставляя мое сердце бухать все громче. Лимузин со скрежетом остановился – Молольщик блокировал нам дорогу в сотне футов впереди. Когда он, пыхтя, начал приближаться к нам, Ньерца сказал:
– Жмите на газ – поезжайте прямо на него!
Водитель – тот самый Мимбала, который вел вертолет – с сомнением покачал головой, но повиновался. Он запустил мотор, и мы с ревом понеслись на Молольщика – который прыгнул прямо в воздух за какое-то мгновение до того, как мы должны были в него врезаться. Я не видел, как он приземлился после первого прыжка, но несколькими секундами позже демон был уже на расстоянии, большими скачками удаляясь прочь.
Я заметил тень Крокодиана, колыхавшуюся над обочиной дороги, словно он «вел» нас сверху; меньше чем в четверти мили позади за нами плыл по воздуху Паук, словно пух какого-то адского одуванчика. Но ни один из них не осмеливался приблизиться.
Снова Мелисса и Золото в Чаше.
Пейменц, подсвечивая себе фонариком, рассматривал мой рисунок, сравнивая его с картой местности. Он указал на отходящую от шоссе гравийную дорогу; она была перегорожена стальными воротами, закрытыми на цепь.
– Туда!
Мы уже проехали поворот, пришлось останавливаться и сдавать назад. Выйдя из машины, Мимбала сбил замок с помощью большой кувалды и зубила, которые достал из багажника, затем вновь сел за руль и въехал в ворота.
– Ничего не трогайте, – сказал Пейменц, когда мы вышли из лимузина. Мы находились среди выглядевших заброшенными шлакоблочных строений в тени ржавеющего нефтеперегонного завода. – Этот район сейчас в запустении; здесь была промышленная авария. Помните – почти в то же время, что и в Геркулесе? Около тысячи двухсот человек погибли в токсичном облаке. А сколько с тех пор погибло в окрестностях, я даже не знаю.
Мы оглядели темные, не поддающиеся определению строения – и тут увидели, как из дверного проема выступил слегка фосфоресцирующий силуэт человека. Это был Мендель. Теперь на нем была средневековая кольчуга, а также плащ: красный крест на белом фоне. Он сделал жест, подзывая нас к себе.
Потом Мендель повернулся и пропал, растворившись в закрытой двери. Мы поспешили к ней и обнаружили, что она заперта на два замка. Вновь за дело взялся Мимбала со своим зубилом. Он долго и мучительно громко молотил кувалдой, и эхо отдавалось в заброшенных зданиях вокруг. Я был уверен, что этот ужасающий грохот приведет к нам кого-нибудь – или что-нибудь. Но никто не появился.
Наконец дверь была открыта, и мы вошли. Внутри оказалась лестница, освещенная тусклым неприятным желтым светом, ведущая куда-то под землю.
Глубоко под землю. Мы спустились на десять пролетов, когда перед нами предстала еще одна дверь; за ней открывалось нечто вроде вестибюля, в котором находилось каменное сооружение – это была мастаба из какого-то красноватого камня, но построенная совсем недавно: репродукция низких, с наклонными стенками, продолговатых сооружений, служивших входами в древние египетские гробницы. Спереди на ее двери были высечены изображения египетских богов в иероглифическом стиле – на одной створке изображение Сета, а на другой…
– Этого я не узнаю, – сказал я.
– Омонет, – сказала Мелисса. – Владычица бесконечности.
– А вот это, – я показал на соседние изображения, – это же геометические символы, пентаграммы, символы из каббалы; они не сочетаются с египетскими. Здесь все смешано в одну кучу!
– Собственно говоря, здесь ничего не напутано, – сказал Пейменц. – Это символы из различных культур, но все они означают одно и то же. И то, что отображено символически в иероглифике, повторяется вот здесь, в тексте. – Он указал на надпись над дверью. – Это, я полагаю, на шумерском… А вот это я могу прочесть – это древнегреческий. Речь идет о простой обменной операции: «Темному богу мы отдаем жизнь; от темного бога мы получаем жизнь».
У Ньерцы вид мастабы, казалось, вызывал нетерпение. Он махнул рукой, и Мимбала, тоже все больше нервничавший, принялся открывать эту последнюю дверь, которая была сделана из свилеватого темного дерева.
Несколько ударов зубила – и темная дверь распахнулась внутрь, открыв за собой несколько каменных ступеней, ведущих вниз, к короткому бетонному коридору и еще одной двери, металлической, выкрашенной голубой краской и освещенной лампочкой над верхним косяком. Эта дверь была не заперта, она вела в просторное подземелье – огромное, как футбольное поле.
Мы вошли в помещение, пытаясь окинуть его одним взглядом. Оно было залито резким светом флюоресцентных ламп под потолком, настолько низким, что Ньерце пришлось пригнуться. Под лампами располагались сотни больничных коек на колесиках; на каждой койке виднелась лежащая фигура мужчины или женщины, по всем признакам мертвых. На них была обычная уличная одежда, их кожа казалась серой; на некоторых виднелись нити паутины. Однако в них не было заметно никаких признаков разложения. Откуда-то доносилось гудение мощных вентиляторов, слышался шорох искусственного потока воздуха.
– Эти люди… – сказала Мелисса. – Они лежат так тихо… Они что, мертвые?
– Не думаю, – сказал Ньерца. – Они спят, и более чем спят – это нечто вроде временного прекращения жизнедеятельности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101