– Ты опять была распущенной, Лоринда, – говорил он, прижимая ее к колену. – Ты распущенная девчонка… ты большая грешница, Лоринда…
Она не могла никуда скрыться, и никто не мог ее спасти. Кто бы поверил в ее жуткую историю? Ее собственная мать будет все отрицать, Лоринда была в этом уверена. Ее отец был уважаемым человеком – он работал садовником в больших домах на Ройл-Маунт, и все дамы были очень довольны его работой. Он бросал свои развратные взгляды на сверстниц Лоринды, а не на этих «божьих одуванчиков», как он называл их.
Лоринда убегала каждый день в школу, страшась того момента, когда ей придется снова возвращаться домой, страшась снова идти за Джесси-Энн, ненавидя ее за те косые взгляды, которые бросала Джесси-Энн, как будто понимая, что происходит. Она ненавидела спокойную, женственную походку этой девочки, ее невинные голубые глаза, ненавидела ее дерзкую стройную фигурку в этих узких, слишком узких джинсах… Ненавидела Джесси-Энн за то, что та делала с ней…
А еще она завидовала, завидовала Джесси-Энн, потому что у той был теплый счастливый дом, за то, что у нее был сильный отец со светлыми волосами и такая нежная, заботливая мать. Она завидовала, что у нее три брата, которые были старше, всегда защищали ее и заботились о своей младшей сестре, подобно средневековым рыцарям, заботившимся о своих дамах…
Каждый день, когда Лоринда переступала порог своего молчаливого, закрытого от мира дома, который сверкал чистотой, потому что, если мать не была пьяной, она убирала дом с маниакальным упорством, покрывая мебель пленкой и заставляя их снимать грязную обувь, сердце Лоринды, казалось, становилось больше и грозило задушить ее, в то время как она шла впереди отца к себе в спальню…
Рыдая и горя от стыда, разбитая телом, она пыталась все рассказать матери, но мать не дала ей и рта раскрыть, объявив ей, что у нее чересчур разыгралось воображение и что ее отец просто помогал ей с уроками… А рука тянулась под кухонную стойку, и вот она уже стоит, запрокинув голову, вливая в себя вино из бутылки.
Через некоторое время девочки раскусили ее отца; они нарочно старались отстать, заставляя его идти еще медленней, чем они, хихикая и перешептываясь. Тогда отец хватал ее за руку и сердито тащил по улице, что-то бормоча по-испански себе под нос. Но самое худшее случилось позже, когда они стали старше.
Джесси-Энн было пятнадцать лет, когда она победила на конкурсе моделей. Тогда же появилась ее фотография в вызывающем белом купальнике, который был таким открытым внизу и на спине, что практически ничего не скрывал. Ее отец сидел и читал вечернюю газету, долго рассматривая фотографию Джесси-Энн. А потом, сняв пояс с брюк, он встал и кивком головы велел ей идти в свою комнату. Он угрожающе шагнул в ее сторону, когда она осталась сидеть, пригвожденная страхом. В этот раз все было по-другому. На этот раз он не просто трогал ее… На этот раз, положив фотографию Джесси-Энн рядом с головой Лоринды, он оседлал ее, придавив своим весом, и вонзил в нее эту ужасную свою штуку, раня ее тело и обжигая стыдом, заклеймив на всю жизнь…
Именно тогда она написала первое письмо, вылив всю свою ненависть… Она высказала Джесси-Энн все, что думала о ней, повторив слова, которые слышала от отца, когда он снова и снова вонзался в нее, пока у нее не появилась кровь. После того как она написала это письмо и опустила его в почтовый ящик около школы, она почувствовала такое облегчение, как будто сняла с себя огромную тяжесть. Теперь она могла вычеркнуть из памяти своего отца, его ищущие руки и его тяжелое дыхание…
Лоринда была полностью удовлетворена тем, какое волнение вызвало ее письмо. Она и представить себе не могла такого исхода – было ужасно интересно наблюдать, что происходило, и знать, что это она – причина всех волнений. Она и ее отец. Полицейские караулили около школы, всех проверяли. В те дни ее отец вдруг оказался очень занят в своих красивых садах на Ройл-Маунт и перестал приходить в школу. Но через некоторое время все утихло и стало, как прежде…
Через год, когда ее отец сбежал с шестнадцатилетней официанткой из «Биллингза», Лоринде стало жалко девушку. Но ее мучениям пришел конец. Может быть, теперь она сможет забыться, отдавшись чистой красоте математики….
Миссис Паркер торопливо вошла в комнату, поправляя свои короткие, уложенные седые волосы и улыбаясь.
– Этот ребенок наконец уснул, – сказала она Лоринде. – Надеюсь, что у тебя не будет с ним проблем вечером. Он самый примерный ребенок, каких я встречала, – в этом отношении он не пошел в свою мать. Господи, какая же она была проказница! Я всегда говорила, что отец и старшие братья избаловали ее.
«Проказница, – подумала Лоринда… – Не «распущенная»… как она…»
– Вы сегодня очень красивая, миссис Паркер, – сказала Лоринда. – Мне нравится ваше розовое платье.
– Правда? Спасибо, Лоринда. Я его купила, когда ездила в Нью-Йорк навестить Джесси-Энн и Харрисона. – Она с беспокойством взглянула на платье. – Почему-то в Спринг-Фоллсе я себя в нем чувствую гораздо лучше.
– Все готовы? У нас столик заказан на полвосьмого, – Скотт Паркер ненавидел, если опаздывал хоть на минуту, и сейчас нетерпеливо крутил в руках ключи от машины, пока наконец не появились Джесси-Энн и Харрисон.
Порывшись в сумочке, Джесси-Энн вынула из нее свои серьги с настоящими сапфирами и, откинув волосы, аккуратно вставила их в уши и затем потрясла головой, чтобы убедиться, что они прочно держатся в ушах.
– Как тебе кажется, Лоринда? – спросила она. – Правда, они красивые? Они такие дорогие, что все думают, что это подделка! А вообще-то, Харрисон, – добавила она шутливо, – клянусь, на днях я видела точно такие же в «Блуминдейле».
«Серьги были с настоящими сапфирами и настоящими бриллиантами, – думала потрясенная Лоринда, – а Джесси-Энн едва взглянула на себя в зеркало, когда надевала их. Она лишь потрясла головой, демонстрируя свои трофеи, да еще умудрилась сказать своему мужу, что они похожи на подделку».
Снова пошарив рукой в сумочке, Джесси-Энн извлекла замшевую коробочку и, открыв ее, вынула колье, которое было таким же, как и серьги, и показала его своим родителям.
– Это мне подарил Харрисон, когда родился Джон, – с гордостью сказала она. – Но я считаю, что под это колье нужно более шикарное платье и более важный повод, чем простой ужин в «Олд милл».
Паркеры поохали, выражая восхищение красотой этих вещей и наблюдая, как Джесси-Энн кладет колье обратно в коробочку и засовывает в сумочку.
– Поторопитесь, девочки! – окликнул их Скотт, направляясь к выходу. – Пора выходить.
– Бутылочка Джона на кухне, Лоринда, а сок в холодильнике, – сказала ей Джесси-Энн. – У тебя есть телефон «Олд милла», если вдруг я понадоблюсь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127