Он почему-то не ожил. Теперь от него осталась тягучая жидкая тень, она медленно таяла.
Имро знал: в этой пещере сейчас должен находиться тот, кем он был раньше, и трое его спутников, накачанных кровью мешков. Но их не было. На миг ему снова стало страшно. Они были здесь, когда время шло вперед, а теперь, когда время вернулось, люди не вернулись с ним вместе! Время убывало налегке, побросав все, что имело, в замкнувшейся сзади петле! Потом Имро подумал: «Люди – мерзкие уроды. Им не дано существовать в обратном времени. На это способны только мы, упыри, светлоокие и всесильные».
А что же звери? Лес был пуст, в нем метались зыбкие тени. Имро силился представить себе волка, бегущего хвостом вперед, волка, плюющегося оживающим мясом. Волк, зачем тебе глаза на заду? Имро не мог создать этот образ, не мог создать ни этого зверя, ни другого, а это означало, что в мире, где время бежит по пути Улле, нет ничего живого. В мире остались одни упыри. Черные снежинки поднимались с земли, кружились почти как прежде, взмывали в голодное небо. Неподвижно стояли мертвые каменные стволы. Потом на полу возник меч. Имро помнил его. Меч одного из кровяных мешков. Ни с того ни с сего меч вдруг поднялся в воздух и срастил воедино обрубки упыриного тела, тоже взлетевшие с пола. Возрожденный упырь попятился и нырнул в песок, глотая свист.
Имро вдруг с предельной ясностью понял: ничего этого никогда не было. Не было ни одного из этих убывающих теперь мгновений. Время идет вспять, спору нет. Но идет по иному пути! Оно отклонилось далеко в сторону от самого себя. Нелепости нагромождались. Мир летел неведомо куда, с каждым мгновением уносясь все дальше от исходной точки. Сможет ли время найти путь обратно? И если не сможет, то чем все это кончится?
Улле должен был замкнуть все время целиком, так, чтобы и самый миг рождения вселенной оказался в петле. Тогда бы все вышло как надо. Но точно ли это, что происходит сейчас, – торжество Улле и свершение его замысла?
Убыло еще два дня. Каменные деревья крошились и таяли, как будто бы в прежнем времени они сгустились из дыма. Все звуки были мертвы. В слепой мерцающей мгле дрожала память о птицах. А упырей становилось все больше. Они почковались из скал и заплевывали друг друга кровью, которую некуда было девать. Имро не зарывался больше. Он неподвижно лежал на пороге пещеры и ждал. Иногда он плевал кровью в небо. Небо глотало кровь, как снег и свет, – с одинаковой жадностью.
Потом все кончилось. Время рванулось, сместилось, нахлынуло… и снова побежало вперед. Свет яростно брызнул в глаза. Небо, набухшее, подобно сытой пиявке, блевало кровавым снегом и светом упыриных глаз.
И тогда Имро понял. Все – обман. Чудовищный, жуткий обман, кошмарная западня. Он попал в пузырь, вырванный из вселенной, в замкнутую петлю объемом в полтора десятка дней, из которой нет и не может быть выхода. Он знал, что это такое. Он сам пускал такие пузыри. Имро впился в камень и принялся сосать кровь. Потом провалился туда целиком.
Теперь все бежало по спирали. В прямом времени упыри насыщались, в обратном – поили кровью небо и землю. Только с каждым оборотом становилось все больше пузырей и все больше крови. Мир менялся, потому что в обратном времени всесильные упыри творили его по своему образу и подобию, в прямом же времени не осталось закона, который мог бы что-то исправить.
Однако каждый новый круг все более напоминал предыдущий. Витки спирали сближались, время медленно подбиралось к равновесию, к неизменной и законченной раз и навсегда пятнадцатидневной вечности. И вот наконец все замкнулось в кольцо. Отныне мир, преображенный волей своих единственных обитателей и творцов – упырей, не менялся и только вяло пульсировал.
Деревья, горы и камни – все давно исчезло. Земля стала огромным кровяным мешком, облепленным упырями. Пятнадцать дней земля опадала, а кровососы жирели; пятнадцать дней сохли упыри, а земля наливалась. И каждый раз в одно и то же мгновение, в тринадцатый день обратного времени, Имро говорил сам себе: «Пожалуй, все не так плохо. Он все-таки пришел. Конечно, ведь это он и есть – Час упырей».
Глава 8
В ПЕТЛЕ
…Одноглазый призрак произнес:
– Аги семьсот двенадцать, подойди ко мне.
Аги побрел вперед, как во сне, не соображая, что делает. Он был обречен, знал это и не собирался бороться с неизбежным. Он считал себя уже мертвым. Заложив руки за спину, он шагал к центру зала. Стражи расступились; Аги встал на сомкнутые железные створки, только что поглотившие провинившегося служителя. Он почти не испытывал страха. Смерть предшественника была быстрой. Вряд ли его станут долго мучить. Полная и вечная смерть, что может быть лучше? Немного боли – и его не станет, и тогда уже ни Улле, ни Имир – никто из этой своры до него не доберется.
– Стража пусть выйдет, – сказал одноглазый призрак.
У Аги сжалось сердце. Когда казнили служителя, стражу не выгоняли. Что-то было не так. Теперь, судя по всему, быстро отделаться не удастся.
Воины удалились, дверь захлопнулась. Аги остался с одноглазым один на один. Призрака он, впрочем, тоже не видел: стражники унесли факелы и в зале воцарилась полная тьма.
Чудовище заговорило приглушенным, негромким и даже почти человеческим голосом:
– Что ты собирался делать с выродком? Куда вы шли?
«Сказать правду – беды не оберешься, – подумал Аги. – Да и незачем этой одноглазой гадине знать правду. Перебьется. Но что соврать? Главное – чтобы не заподозрили во мне что-нибудь интересное для науки». И Аги выпалил первое, что пришло ему в голову:
– А он меня одурманил. У-у, погань старая, жалко, что сдох, сам бы его на куски разорвал. Он на меня пялился, пялился, у меня в голове помутилось, сам не знаю, как я его развязал. Потом он сказал: пойдешь со мной. А я совсем раскис, не мог сопротивляться. Такая вот, значит, сильная воля у этих выродков. Чтоб их всех Улле забрал!
Призрак какое-то время молчал, и Аги было решил, что его выдумка, может, не так уж и нелепа. Может, он случайно сказал что-то похожее на правду. «Умереть, умереть, – повторял он про себя. – Все равно как, лишь бы поскорее. Ну что им еще от меня надо?»
– Можешь говорить правду, – послышался голос призрака. – Хуже тебе не будет. Мы все равно тебя сейчас не убьем.
Аги похолодел. Страх вернулся и захлестнул его с новой силой. Призрак между тем продолжал:
– Если Кру говорил тебе что-нибудь о некоем могучем существе, или Старике, живущем в горах на юго-востоке, неподалеку от Кату, то, как ты можешь догадаться, эти сведения не являются для нас тайными.
«Бесполезно, – мелькнуло в голове у Аги. – Ему все известно, и что бы я ни говорил, на мою участь это не повлияет. Моей судьбой уже распорядились, все решено. Но как же так? Ведь менхур…»
– Да, господин, – пролепетал Аги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
Имро знал: в этой пещере сейчас должен находиться тот, кем он был раньше, и трое его спутников, накачанных кровью мешков. Но их не было. На миг ему снова стало страшно. Они были здесь, когда время шло вперед, а теперь, когда время вернулось, люди не вернулись с ним вместе! Время убывало налегке, побросав все, что имело, в замкнувшейся сзади петле! Потом Имро подумал: «Люди – мерзкие уроды. Им не дано существовать в обратном времени. На это способны только мы, упыри, светлоокие и всесильные».
А что же звери? Лес был пуст, в нем метались зыбкие тени. Имро силился представить себе волка, бегущего хвостом вперед, волка, плюющегося оживающим мясом. Волк, зачем тебе глаза на заду? Имро не мог создать этот образ, не мог создать ни этого зверя, ни другого, а это означало, что в мире, где время бежит по пути Улле, нет ничего живого. В мире остались одни упыри. Черные снежинки поднимались с земли, кружились почти как прежде, взмывали в голодное небо. Неподвижно стояли мертвые каменные стволы. Потом на полу возник меч. Имро помнил его. Меч одного из кровяных мешков. Ни с того ни с сего меч вдруг поднялся в воздух и срастил воедино обрубки упыриного тела, тоже взлетевшие с пола. Возрожденный упырь попятился и нырнул в песок, глотая свист.
Имро вдруг с предельной ясностью понял: ничего этого никогда не было. Не было ни одного из этих убывающих теперь мгновений. Время идет вспять, спору нет. Но идет по иному пути! Оно отклонилось далеко в сторону от самого себя. Нелепости нагромождались. Мир летел неведомо куда, с каждым мгновением уносясь все дальше от исходной точки. Сможет ли время найти путь обратно? И если не сможет, то чем все это кончится?
Улле должен был замкнуть все время целиком, так, чтобы и самый миг рождения вселенной оказался в петле. Тогда бы все вышло как надо. Но точно ли это, что происходит сейчас, – торжество Улле и свершение его замысла?
Убыло еще два дня. Каменные деревья крошились и таяли, как будто бы в прежнем времени они сгустились из дыма. Все звуки были мертвы. В слепой мерцающей мгле дрожала память о птицах. А упырей становилось все больше. Они почковались из скал и заплевывали друг друга кровью, которую некуда было девать. Имро не зарывался больше. Он неподвижно лежал на пороге пещеры и ждал. Иногда он плевал кровью в небо. Небо глотало кровь, как снег и свет, – с одинаковой жадностью.
Потом все кончилось. Время рванулось, сместилось, нахлынуло… и снова побежало вперед. Свет яростно брызнул в глаза. Небо, набухшее, подобно сытой пиявке, блевало кровавым снегом и светом упыриных глаз.
И тогда Имро понял. Все – обман. Чудовищный, жуткий обман, кошмарная западня. Он попал в пузырь, вырванный из вселенной, в замкнутую петлю объемом в полтора десятка дней, из которой нет и не может быть выхода. Он знал, что это такое. Он сам пускал такие пузыри. Имро впился в камень и принялся сосать кровь. Потом провалился туда целиком.
Теперь все бежало по спирали. В прямом времени упыри насыщались, в обратном – поили кровью небо и землю. Только с каждым оборотом становилось все больше пузырей и все больше крови. Мир менялся, потому что в обратном времени всесильные упыри творили его по своему образу и подобию, в прямом же времени не осталось закона, который мог бы что-то исправить.
Однако каждый новый круг все более напоминал предыдущий. Витки спирали сближались, время медленно подбиралось к равновесию, к неизменной и законченной раз и навсегда пятнадцатидневной вечности. И вот наконец все замкнулось в кольцо. Отныне мир, преображенный волей своих единственных обитателей и творцов – упырей, не менялся и только вяло пульсировал.
Деревья, горы и камни – все давно исчезло. Земля стала огромным кровяным мешком, облепленным упырями. Пятнадцать дней земля опадала, а кровососы жирели; пятнадцать дней сохли упыри, а земля наливалась. И каждый раз в одно и то же мгновение, в тринадцатый день обратного времени, Имро говорил сам себе: «Пожалуй, все не так плохо. Он все-таки пришел. Конечно, ведь это он и есть – Час упырей».
Глава 8
В ПЕТЛЕ
…Одноглазый призрак произнес:
– Аги семьсот двенадцать, подойди ко мне.
Аги побрел вперед, как во сне, не соображая, что делает. Он был обречен, знал это и не собирался бороться с неизбежным. Он считал себя уже мертвым. Заложив руки за спину, он шагал к центру зала. Стражи расступились; Аги встал на сомкнутые железные створки, только что поглотившие провинившегося служителя. Он почти не испытывал страха. Смерть предшественника была быстрой. Вряд ли его станут долго мучить. Полная и вечная смерть, что может быть лучше? Немного боли – и его не станет, и тогда уже ни Улле, ни Имир – никто из этой своры до него не доберется.
– Стража пусть выйдет, – сказал одноглазый призрак.
У Аги сжалось сердце. Когда казнили служителя, стражу не выгоняли. Что-то было не так. Теперь, судя по всему, быстро отделаться не удастся.
Воины удалились, дверь захлопнулась. Аги остался с одноглазым один на один. Призрака он, впрочем, тоже не видел: стражники унесли факелы и в зале воцарилась полная тьма.
Чудовище заговорило приглушенным, негромким и даже почти человеческим голосом:
– Что ты собирался делать с выродком? Куда вы шли?
«Сказать правду – беды не оберешься, – подумал Аги. – Да и незачем этой одноглазой гадине знать правду. Перебьется. Но что соврать? Главное – чтобы не заподозрили во мне что-нибудь интересное для науки». И Аги выпалил первое, что пришло ему в голову:
– А он меня одурманил. У-у, погань старая, жалко, что сдох, сам бы его на куски разорвал. Он на меня пялился, пялился, у меня в голове помутилось, сам не знаю, как я его развязал. Потом он сказал: пойдешь со мной. А я совсем раскис, не мог сопротивляться. Такая вот, значит, сильная воля у этих выродков. Чтоб их всех Улле забрал!
Призрак какое-то время молчал, и Аги было решил, что его выдумка, может, не так уж и нелепа. Может, он случайно сказал что-то похожее на правду. «Умереть, умереть, – повторял он про себя. – Все равно как, лишь бы поскорее. Ну что им еще от меня надо?»
– Можешь говорить правду, – послышался голос призрака. – Хуже тебе не будет. Мы все равно тебя сейчас не убьем.
Аги похолодел. Страх вернулся и захлестнул его с новой силой. Призрак между тем продолжал:
– Если Кру говорил тебе что-нибудь о некоем могучем существе, или Старике, живущем в горах на юго-востоке, неподалеку от Кату, то, как ты можешь догадаться, эти сведения не являются для нас тайными.
«Бесполезно, – мелькнуло в голове у Аги. – Ему все известно, и что бы я ни говорил, на мою участь это не повлияет. Моей судьбой уже распорядились, все решено. Но как же так? Ведь менхур…»
– Да, господин, – пролепетал Аги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86