Она выдерживала его взгляд, не мигая, пока режиссер не объявил:
— Снято!
— Превосходно! — добавил он, как только у актеров исчезли враждебные взгляды и появились дружеские улыбки. — Второй дубль не нужен. Всем обедать. Алекса, съемки после ленча я хотел бы начать со сцены в твоем офисе. Ты готова?
— Конечно.
— Сенатор Макаллистер! — Репортеры ринулись к Роберту, как только он вышел из. зала заседания, и мгновенно окружили его плотным кольцом.
— Нам известно, что одним из пунктов сегодняшнего обсуждения был вопрос о положении с заложниками. Появились какие-нибудь новые обстоятельства?
— Вы же знаете, что я ничего не могу вам сказать, — дружелюбно напомнил Роберт, доброжелательной улыбкой показывая собравшимся репортерам, что прекрасно понимает: они стараются сделать свою работу так же хорошо, как и он свою.
Репортеры, разумеется, это знали, а потому большинство журналистской братии бросилось за другими сенаторами. Ведь иногда сенаторы «прокалывались», с простодушным выражением лица случайно выбалтывая что-то, не предназначенное для огласки, или выдавая необдуманные комментарии. Порой «проколы» делались не случайно — это была намеренная утечка информации в личных интересах или в интересах своих союзников.
Сенатор Роберт Макаллистер был одним из новых членов комитета по разведке, но до сих пор не сделал ни одного неосторожного замечания — ни случайного, ни намеренного. Репортеры и не ожидали от Роберта беспечности или политических интриг, но надеялись при наличии информации, которая могла бы быть законно предана огласке, перехватить у фотогеничного Макаллистера цитату. Это могло бы стать вечерней сенсацией, учитывая уважение, которое всегда внушал к себе сенатор от штата Виргиния.
Роберт укрылся в своем офисе и провел обеденный перерыв, отвечая на телефонные звонки, встречаясь с помощниками, читая бесконечную пачку документов, поступавших на его стол, и тщетно стараясь каждую секунду, как делал это уже пять последних дней, забыть о ней.
Но разве такое возможно? Алекса коснулась той части души Роберта, которая сохранилась от разрушительного действия прошлого — нежной и надеющейся, — той части сердца, которая чудом осталась неповрежденной. Роберт чувствовал грубые рубцы, которыми была покрыта его душа, и потому не без труда нарастил бескровную, грубую ткань на глубокие, полученные от жизни раны; он запечатал эти раны, защищая себя от неимоверной боли в будущем.
До сих пор, до встречи с Алексой, Роберт был уверен, что единственным действительно не защищенным в его сердце был уголок, в котором жила любовь к младшей сестре. Все свое детство Роберт защищал Бринн от жестокой реальности их нищенской жизни, скрывая от нее свои слезы и с любовью убеждая Бринн, что ее жизнь будет наполнена долгим, бесконечным счастьем, в то время как сам Роберт расстался со всякой надеждой на свое собственное.
С малых лет брат строго следил за Бринн. И уже восемнадцатилетним мальчишкой он пристально наблюдал за людьми, с которыми служил во Вьетнаме: хладнокровие и рассудительность позволяли Роберту сохранять благоразумие и самообладание в мире, который на самом деле был безумен. Роберта провозгласили лидером и героем, потому что он действительно мужественно спасал жизни, сердца и души очень многих людей.
Но Роберт Макаллистер знал и другую правду. Крики боли, раздиравшие его при виде окружающего кошмара, были неслышными — Роберт заглушил их, навсегда спрятав в глубине своей души.
Он вернулся из Вьетнама с твердым убеждением, что знает пути, которыми планету можно привести к миру. Он мечтал жить спокойно, одиноко, посвятив себя общественному служению и хотел претворить свою мечту в жизнь. Сердце его было слишком глубоко ранено, чтобы когда-нибудь полюбить, и до встречи с Хилари Роберт Макаллистер никогда не помышлял о женитьбе. Но красивая, живая, умная Хилари легко покорила его сердце, незамысловато и соблазнительно дав понять о своем сильном желании.
Будучи дочерью губернатора, Хилари прекрасно знала, к чему неизбежно ведет жизнь всякого политика, и, казалось, страстно хотела разделить эту судьбу с Робертом. Кроме того, она как будто и правда поверила в его мечту и стремления.
Роберт предложил Хилари руку и сердце вовсе не потому, что она была дочерью очень влиятельного губернатора, — по крайней мере для молодого человека это не была женитьба из политических амбиций. Он просто хотел жениться на милой, изящной, не эгоистичной женщине, которая так очаровательно убедила Роберта, что жизнь одинокого человека вовсе не его роковая судьба.
Следует отметить, что до свадьбы у Роберта и Хилари было не так уж много действительно интимных встреч, и до самого дня бракосочетания не было возможности поделиться своими сокровенными тайнами. Именно поэтому, произнося торжественные слова супружеской клятвы своей привлекательной невесте, Роберт дал обет и самому себе: насколько сможет, полностью отдаст Хилари самого себя. Он пообещал также, вновь пережив всю боль, открыть ей свои так тщательно скрываемые раны. Если только Хилари попросит его об этом.
Однако довольно скоро он понял, что, став миссис Макаллистер, Хилари совершенно потеряла интерес к человеку, вынужденному нести ответственность мужчины, еще когда он был испуганным, голодным ребенком. И менее всего Хилари волновали терзавшие сердце Роберта ужасы войны. Он понял, что жене интересны только сияющие символы военного прошлого — золотые медали героя, а вовсе не уродливые шрамы на душе мужа.
Хилари не нужна была духовная близость, и сама она очень быстро перестала напоминать ту сердечную и милую женщину, которую знал Роберт до свадьбы. Разумеется, Хилари продолжала исполнять эту роль на публике, для которой чета Макаллистер оставалась замечательной супружеской парой, и временами, особенно поначалу, играла эту роль и для мужа.
Роберт понимал, что его одурачили. Но он чувствовал ответственность за клятвы, данные той женщине, какой Хилари была в месяцы их головокружительного романа. Он изо всех сил старался помочь ей снова стать той сердечной, милой женщиной — для себя, для их брака, но более всего для самой Хилари; однако в конце концов понял, что та женщина была лишь иллюзией.
Теперь Роберт знал, что его жена всегда была высокомерной, самодовольной, холодной и тщеславной эгоисткой.
Отношение и поведение Хилари более не ранили его душу. Она перестала быть Роберту близким человеком. Вероятно, ему суждено всю жизнь прожить без любви, никогда по ней не тоскуя, никогда не требуя большего, даже не надеясь на то, что и для него могут существовать и радость взаимопонимания, и счастье любви, которые он обещал своей сестре Бринн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
— Снято!
— Превосходно! — добавил он, как только у актеров исчезли враждебные взгляды и появились дружеские улыбки. — Второй дубль не нужен. Всем обедать. Алекса, съемки после ленча я хотел бы начать со сцены в твоем офисе. Ты готова?
— Конечно.
— Сенатор Макаллистер! — Репортеры ринулись к Роберту, как только он вышел из. зала заседания, и мгновенно окружили его плотным кольцом.
— Нам известно, что одним из пунктов сегодняшнего обсуждения был вопрос о положении с заложниками. Появились какие-нибудь новые обстоятельства?
— Вы же знаете, что я ничего не могу вам сказать, — дружелюбно напомнил Роберт, доброжелательной улыбкой показывая собравшимся репортерам, что прекрасно понимает: они стараются сделать свою работу так же хорошо, как и он свою.
Репортеры, разумеется, это знали, а потому большинство журналистской братии бросилось за другими сенаторами. Ведь иногда сенаторы «прокалывались», с простодушным выражением лица случайно выбалтывая что-то, не предназначенное для огласки, или выдавая необдуманные комментарии. Порой «проколы» делались не случайно — это была намеренная утечка информации в личных интересах или в интересах своих союзников.
Сенатор Роберт Макаллистер был одним из новых членов комитета по разведке, но до сих пор не сделал ни одного неосторожного замечания — ни случайного, ни намеренного. Репортеры и не ожидали от Роберта беспечности или политических интриг, но надеялись при наличии информации, которая могла бы быть законно предана огласке, перехватить у фотогеничного Макаллистера цитату. Это могло бы стать вечерней сенсацией, учитывая уважение, которое всегда внушал к себе сенатор от штата Виргиния.
Роберт укрылся в своем офисе и провел обеденный перерыв, отвечая на телефонные звонки, встречаясь с помощниками, читая бесконечную пачку документов, поступавших на его стол, и тщетно стараясь каждую секунду, как делал это уже пять последних дней, забыть о ней.
Но разве такое возможно? Алекса коснулась той части души Роберта, которая сохранилась от разрушительного действия прошлого — нежной и надеющейся, — той части сердца, которая чудом осталась неповрежденной. Роберт чувствовал грубые рубцы, которыми была покрыта его душа, и потому не без труда нарастил бескровную, грубую ткань на глубокие, полученные от жизни раны; он запечатал эти раны, защищая себя от неимоверной боли в будущем.
До сих пор, до встречи с Алексой, Роберт был уверен, что единственным действительно не защищенным в его сердце был уголок, в котором жила любовь к младшей сестре. Все свое детство Роберт защищал Бринн от жестокой реальности их нищенской жизни, скрывая от нее свои слезы и с любовью убеждая Бринн, что ее жизнь будет наполнена долгим, бесконечным счастьем, в то время как сам Роберт расстался со всякой надеждой на свое собственное.
С малых лет брат строго следил за Бринн. И уже восемнадцатилетним мальчишкой он пристально наблюдал за людьми, с которыми служил во Вьетнаме: хладнокровие и рассудительность позволяли Роберту сохранять благоразумие и самообладание в мире, который на самом деле был безумен. Роберта провозгласили лидером и героем, потому что он действительно мужественно спасал жизни, сердца и души очень многих людей.
Но Роберт Макаллистер знал и другую правду. Крики боли, раздиравшие его при виде окружающего кошмара, были неслышными — Роберт заглушил их, навсегда спрятав в глубине своей души.
Он вернулся из Вьетнама с твердым убеждением, что знает пути, которыми планету можно привести к миру. Он мечтал жить спокойно, одиноко, посвятив себя общественному служению и хотел претворить свою мечту в жизнь. Сердце его было слишком глубоко ранено, чтобы когда-нибудь полюбить, и до встречи с Хилари Роберт Макаллистер никогда не помышлял о женитьбе. Но красивая, живая, умная Хилари легко покорила его сердце, незамысловато и соблазнительно дав понять о своем сильном желании.
Будучи дочерью губернатора, Хилари прекрасно знала, к чему неизбежно ведет жизнь всякого политика, и, казалось, страстно хотела разделить эту судьбу с Робертом. Кроме того, она как будто и правда поверила в его мечту и стремления.
Роберт предложил Хилари руку и сердце вовсе не потому, что она была дочерью очень влиятельного губернатора, — по крайней мере для молодого человека это не была женитьба из политических амбиций. Он просто хотел жениться на милой, изящной, не эгоистичной женщине, которая так очаровательно убедила Роберта, что жизнь одинокого человека вовсе не его роковая судьба.
Следует отметить, что до свадьбы у Роберта и Хилари было не так уж много действительно интимных встреч, и до самого дня бракосочетания не было возможности поделиться своими сокровенными тайнами. Именно поэтому, произнося торжественные слова супружеской клятвы своей привлекательной невесте, Роберт дал обет и самому себе: насколько сможет, полностью отдаст Хилари самого себя. Он пообещал также, вновь пережив всю боль, открыть ей свои так тщательно скрываемые раны. Если только Хилари попросит его об этом.
Однако довольно скоро он понял, что, став миссис Макаллистер, Хилари совершенно потеряла интерес к человеку, вынужденному нести ответственность мужчины, еще когда он был испуганным, голодным ребенком. И менее всего Хилари волновали терзавшие сердце Роберта ужасы войны. Он понял, что жене интересны только сияющие символы военного прошлого — золотые медали героя, а вовсе не уродливые шрамы на душе мужа.
Хилари не нужна была духовная близость, и сама она очень быстро перестала напоминать ту сердечную и милую женщину, которую знал Роберт до свадьбы. Разумеется, Хилари продолжала исполнять эту роль на публике, для которой чета Макаллистер оставалась замечательной супружеской парой, и временами, особенно поначалу, играла эту роль и для мужа.
Роберт понимал, что его одурачили. Но он чувствовал ответственность за клятвы, данные той женщине, какой Хилари была в месяцы их головокружительного романа. Он изо всех сил старался помочь ей снова стать той сердечной, милой женщиной — для себя, для их брака, но более всего для самой Хилари; однако в конце концов понял, что та женщина была лишь иллюзией.
Теперь Роберт знал, что его жена всегда была высокомерной, самодовольной, холодной и тщеславной эгоисткой.
Отношение и поведение Хилари более не ранили его душу. Она перестала быть Роберту близким человеком. Вероятно, ему суждено всю жизнь прожить без любви, никогда по ней не тоскуя, никогда не требуя большего, даже не надеясь на то, что и для него могут существовать и радость взаимопонимания, и счастье любви, которые он обещал своей сестре Бринн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111