И знаешь, что я чувствую, став свидетелем смерти Натали? Ничего. Ни капли облегчения.
Джеймс помолчал, собираясь с мыслями: «Мне даже немного жаль ее. Разве не странно? И если бы мне удалось вырвать у Натали пистолет, я бы никогда не направил оружие против нее, никогда. Ты оказался совершенно прав, Элиот, говоря о пустоте и бессмысленности мщения». Джеймс уже хотел сказать об этом своему другу, но, взглянув на его лицо, обращенное к морю, неожиданно увидел во взгляде профессионального агента ФБР какое-то новое светлое чувство.
— Элиот, с тобой все в порядке?
— Я все думаю о том, что ты сказал сейчас Кэтрин. Ты сказал, что отцом Алена был не Жан-Люк?
— О-о, Элиот… — только и смог тихо выдохнуть Джеймс.
Это последнее откровение в цепи потрясающих открытий, сделанных им за этот день, наконец дошло до измученного Джеймса. Только теперь он очень осторожно рассказал Элиоту все, что знал: у Алена группа крови «АВ», у Женевьевы группа крови была «В», а у Жан-Люка — «О».
— А моя группа крови — «АВ». — На глазах железного Элиота выступили слезы, и он прошептал:
— Ален — мой сын.
«Я должен быть с ним. Я должен обнять сына и сказать ему о своей любви. Успеть… успеть, пока Ален…» Но Элиот не мог опуститься рядом с Аленом на колени и нежно обнять его голову, как это сделала Кэтрин.
Арчер Элиот был при исполнении обязанностей, и сейчас надо срочно решать вопрос об отправке на материк раненого Алена, который находился в критическом состоянии. Помимо многочисленных ран и ожогов — как и у Джеймса, не смертельных, — у Алена была одна рана, которая могла убить его очень быстро: короткий, но очень глубокий порез на бедре, задевший большую артерию. Сейчас кровотечение остановлено, однако врачи опасались ослабить очень крепко стягивающую повязку, поскольку потеря даже капли крови могла стоить Алену жизни.
Срочная операция на сосудах не могла быть проведена в условиях местной клиники, и Элиот принял решение отправить раненого в Ниццу. Ален полетит на собственном самолете в сопровождении только необходимого медицинского персонала: без Кэтрин, последние минуты непрерывно говорившей Алену о неумирающей любви, и без Элиота, который, вполне вероятно, так никогда и не сможет обнять своего сына. Элиоту оставалось только смотреть на безжизненное лицо сына и осторожно касаться его холодной, ослабевшей руки.
Арчер попросил Изабеллу оставаться в гостинице, но, едва услышав взрыв и увидев в окно столб дыма и огня над морем, она бросилась к берегу. Однако к причалу никого не допускали, пока там находился Ален. Когда же его понесли, толпа плотной процессией двинулась вслед за своим любимым принцем. Вокруг стало тихо и пусто, лишь потрескивали догоравшие обломки катера, и Изабелла наконец увидела… На подкашивающихся ногах она медленно направилась к дочери.
Кэтрин стояла в одиночестве на краю причала и, ожидая появления гидроплана, отрешенно смотрела вдаль. У нее не было причин отрывать взгляд от моря… но некая мощная магическая сила заставила ее это сделать.
Обернувшись, Кэтрин увидела ее… прекрасную женщину с того истерзанного портрета. На какое-то мгновение у Кэтрин перехватило дыхание от боли, вызванной горькой мыслью о том, что это только мираж — чудесный, но жестокий обман, вызванный ее собственным воображением. Но жестокая ложь — «Боюсь, что Изабелла тоже мертва» — принадлежала Натали, так легко и зло сказавшей это о женщине, которая могла украсть у нее Алена.
И все-таки то был не мираж. Кэтрин поняла это по охватившей ее всепоглощающей радости. Перед ней стояла живая женщина, сапфировые глаза которой плакали, смеялись и надеялись на то, что ребенок, которого она любила настолько, что ради его спасения смогла с ним расстаться, сейчас подойдет…
Кэтрин сделала первый неуверенный шаг, первый неуверенный шаг сделала и ее мать. Через мгновение они уже были так близко друг от друга, что дрожащие руки Изабеллы прикоснулись к мокрому от слез лицу Кэтрин. И она улыбнулась все той же любящей улыбкой матери, какой улыбалась своей малышке много лет назад. И вот драгоценное дитя снова было в ее объятиях. Изабелла нежно прижала к себе дочь и тихо прошептала:
— Кэтрин Александра…
Они снова были вместе, только малышка Изабеллы стала взрослой женщиной.
Кэтрин заговорила по-французски — на прекрасном языке, на котором Изабелла столько раз неустанно клялась своей крошке о своей любви:
— Матап…
Кэтрин так хотелось, чтобы Изабелла поскорее узнала обо всем сразу, а главное, что жизнь ее дочери действительно была наполнена счастьем и любовью, что Бог услышал ее молитвы. Но сейчас на это не было ни сил, ни слов, а потому Кэтрин прошептала самое убедительное и самое желанное признание из всех — то самое обещание любви, которое дала ей Изабелла, выгравировав его на золоте:
— Je taimerai t’oujours.
В Ницце хирурги успешно прооперировали раненую ногу, а дать Алену столь необходимую кровь нашлось более чем достаточно добровольцев. Гематологи, исследовав кровь Элиота Арчера, нашли ее редкой и чудесной удачей — группа «АВ» была та же, что и у принца.
Элиот отдал свою «идеально подходящую» кровь, так же как и Изабелла, которая тоже не задумываясь дала свою кровь для Алена. И теперь впервые в жизни принц Ален сможет уверенно говорить, что в его жилах течет и королевская кровь династии Кастиль, а значит, и кровь Кэтрин Кастиль-Тейлор.
Артерия была зашита, объем и давление крови восстановлено, но еще почти тридцать шесть часов Ален находился в бреду. Все это время рядом с ним была Кэтрин. Она сидела у его постели и пыталась поймать взгляд широко открытых, но невидящих глаз и старалась понять, что за кошмарные образы терзают мозг Алена.
Элиот не приближался к сыну во время этого страшного бреда. Ведь Ален не знал его, и тот не хотел тревожить больного. Но наступали короткие моменты, когда Ален засыпал, и тогда Элиот был у его постели, бережно стирая пот со лба сына, словно чудовища прошлого даже во сне не оставляли его.
— Изабелла, как ты думаешь, Женевьева знала, что Ален мой сын?
С принцем в это время занимались врачи, и они — Элиот, Кэтрин и Изабелла — отдыхали в комнате ожидания.
— О нет, Элиот, полагаю, что нет. Она узнала о своей беременности очень скоро после твоего отъезда, и, думаю, ей казалось невероятным, что ребенок может быть твоим.
— Но Ален был с Женевьевой, когда ее убили.
— Да. Полагаю, что и ты не раз задумывался над тем, почему Женевьева пыталась бежать, взяв с собой сына. Она могла руководствоваться и тем, что нельзя оставлять мальчика сумасшедшему Жан-Люку. Единственное, в чем можно быть полностью уверенным, так это в том, что Жан-Люк так и не узнал правду.
— Да. Иначе он ни за что не оставил бы Алена в живых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
Джеймс помолчал, собираясь с мыслями: «Мне даже немного жаль ее. Разве не странно? И если бы мне удалось вырвать у Натали пистолет, я бы никогда не направил оружие против нее, никогда. Ты оказался совершенно прав, Элиот, говоря о пустоте и бессмысленности мщения». Джеймс уже хотел сказать об этом своему другу, но, взглянув на его лицо, обращенное к морю, неожиданно увидел во взгляде профессионального агента ФБР какое-то новое светлое чувство.
— Элиот, с тобой все в порядке?
— Я все думаю о том, что ты сказал сейчас Кэтрин. Ты сказал, что отцом Алена был не Жан-Люк?
— О-о, Элиот… — только и смог тихо выдохнуть Джеймс.
Это последнее откровение в цепи потрясающих открытий, сделанных им за этот день, наконец дошло до измученного Джеймса. Только теперь он очень осторожно рассказал Элиоту все, что знал: у Алена группа крови «АВ», у Женевьевы группа крови была «В», а у Жан-Люка — «О».
— А моя группа крови — «АВ». — На глазах железного Элиота выступили слезы, и он прошептал:
— Ален — мой сын.
«Я должен быть с ним. Я должен обнять сына и сказать ему о своей любви. Успеть… успеть, пока Ален…» Но Элиот не мог опуститься рядом с Аленом на колени и нежно обнять его голову, как это сделала Кэтрин.
Арчер Элиот был при исполнении обязанностей, и сейчас надо срочно решать вопрос об отправке на материк раненого Алена, который находился в критическом состоянии. Помимо многочисленных ран и ожогов — как и у Джеймса, не смертельных, — у Алена была одна рана, которая могла убить его очень быстро: короткий, но очень глубокий порез на бедре, задевший большую артерию. Сейчас кровотечение остановлено, однако врачи опасались ослабить очень крепко стягивающую повязку, поскольку потеря даже капли крови могла стоить Алену жизни.
Срочная операция на сосудах не могла быть проведена в условиях местной клиники, и Элиот принял решение отправить раненого в Ниццу. Ален полетит на собственном самолете в сопровождении только необходимого медицинского персонала: без Кэтрин, последние минуты непрерывно говорившей Алену о неумирающей любви, и без Элиота, который, вполне вероятно, так никогда и не сможет обнять своего сына. Элиоту оставалось только смотреть на безжизненное лицо сына и осторожно касаться его холодной, ослабевшей руки.
Арчер попросил Изабеллу оставаться в гостинице, но, едва услышав взрыв и увидев в окно столб дыма и огня над морем, она бросилась к берегу. Однако к причалу никого не допускали, пока там находился Ален. Когда же его понесли, толпа плотной процессией двинулась вслед за своим любимым принцем. Вокруг стало тихо и пусто, лишь потрескивали догоравшие обломки катера, и Изабелла наконец увидела… На подкашивающихся ногах она медленно направилась к дочери.
Кэтрин стояла в одиночестве на краю причала и, ожидая появления гидроплана, отрешенно смотрела вдаль. У нее не было причин отрывать взгляд от моря… но некая мощная магическая сила заставила ее это сделать.
Обернувшись, Кэтрин увидела ее… прекрасную женщину с того истерзанного портрета. На какое-то мгновение у Кэтрин перехватило дыхание от боли, вызванной горькой мыслью о том, что это только мираж — чудесный, но жестокий обман, вызванный ее собственным воображением. Но жестокая ложь — «Боюсь, что Изабелла тоже мертва» — принадлежала Натали, так легко и зло сказавшей это о женщине, которая могла украсть у нее Алена.
И все-таки то был не мираж. Кэтрин поняла это по охватившей ее всепоглощающей радости. Перед ней стояла живая женщина, сапфировые глаза которой плакали, смеялись и надеялись на то, что ребенок, которого она любила настолько, что ради его спасения смогла с ним расстаться, сейчас подойдет…
Кэтрин сделала первый неуверенный шаг, первый неуверенный шаг сделала и ее мать. Через мгновение они уже были так близко друг от друга, что дрожащие руки Изабеллы прикоснулись к мокрому от слез лицу Кэтрин. И она улыбнулась все той же любящей улыбкой матери, какой улыбалась своей малышке много лет назад. И вот драгоценное дитя снова было в ее объятиях. Изабелла нежно прижала к себе дочь и тихо прошептала:
— Кэтрин Александра…
Они снова были вместе, только малышка Изабеллы стала взрослой женщиной.
Кэтрин заговорила по-французски — на прекрасном языке, на котором Изабелла столько раз неустанно клялась своей крошке о своей любви:
— Матап…
Кэтрин так хотелось, чтобы Изабелла поскорее узнала обо всем сразу, а главное, что жизнь ее дочери действительно была наполнена счастьем и любовью, что Бог услышал ее молитвы. Но сейчас на это не было ни сил, ни слов, а потому Кэтрин прошептала самое убедительное и самое желанное признание из всех — то самое обещание любви, которое дала ей Изабелла, выгравировав его на золоте:
— Je taimerai t’oujours.
В Ницце хирурги успешно прооперировали раненую ногу, а дать Алену столь необходимую кровь нашлось более чем достаточно добровольцев. Гематологи, исследовав кровь Элиота Арчера, нашли ее редкой и чудесной удачей — группа «АВ» была та же, что и у принца.
Элиот отдал свою «идеально подходящую» кровь, так же как и Изабелла, которая тоже не задумываясь дала свою кровь для Алена. И теперь впервые в жизни принц Ален сможет уверенно говорить, что в его жилах течет и королевская кровь династии Кастиль, а значит, и кровь Кэтрин Кастиль-Тейлор.
Артерия была зашита, объем и давление крови восстановлено, но еще почти тридцать шесть часов Ален находился в бреду. Все это время рядом с ним была Кэтрин. Она сидела у его постели и пыталась поймать взгляд широко открытых, но невидящих глаз и старалась понять, что за кошмарные образы терзают мозг Алена.
Элиот не приближался к сыну во время этого страшного бреда. Ведь Ален не знал его, и тот не хотел тревожить больного. Но наступали короткие моменты, когда Ален засыпал, и тогда Элиот был у его постели, бережно стирая пот со лба сына, словно чудовища прошлого даже во сне не оставляли его.
— Изабелла, как ты думаешь, Женевьева знала, что Ален мой сын?
С принцем в это время занимались врачи, и они — Элиот, Кэтрин и Изабелла — отдыхали в комнате ожидания.
— О нет, Элиот, полагаю, что нет. Она узнала о своей беременности очень скоро после твоего отъезда, и, думаю, ей казалось невероятным, что ребенок может быть твоим.
— Но Ален был с Женевьевой, когда ее убили.
— Да. Полагаю, что и ты не раз задумывался над тем, почему Женевьева пыталась бежать, взяв с собой сына. Она могла руководствоваться и тем, что нельзя оставлять мальчика сумасшедшему Жан-Люку. Единственное, в чем можно быть полностью уверенным, так это в том, что Жан-Люк так и не узнал правду.
— Да. Иначе он ни за что не оставил бы Алена в живых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111